Вот это условие! А не поссоримся?
– Сукой буду!.. До сих пор в поселке именно из-за этого со всеми и ссорилась. Думала, Мрак поймет, что из его затеи ничего не выйдет. А он утверждает, что если все будут телепаты, никаких проблем не будет. А я – жертва переходного периода. Должна терпеть и прощать. Пусть сам жопой в костер сядет, терпит и прощает!
– Не ругайся, тебя опять заносит.
– Прости.
– Ты насчет того, что он – меня… убить может… Это серьезно?
– Не посмеет! Я тогда каждый день буду себя убивать. Он замучается меня оживлять. Мрак!!! Ты слышишь?! А вообще, он это запросто может. Он же с Зоны сбежал. Еще когда человеком был. А там столько народа укокошил… Мне папашка рассказывал. Папашка тоже должен был на Зону загреметь, но тут особый случай. Дело должно было таким громким получиться, что от этого вреда больше, чем пользы. Великий Дракон решил другим путем пойти. Шума поднимать не стал, а к папашке кибера приставил, который ему выкаблучиваться не давал. Этот кибер – моя мамашка. Потом папашка вроде как влюбился в нее без памяти, и Великий Дракон его за это простил. А мамашку запрограммировал так, что она, вроде как, тоже папашку любит. А потом папашка с Мраком снюхался.
Ложусь на живот, слушаю, как дождь барабанит по крыше и вспоминаю глаза женщины-киборга. Матери Шейлы.
– Знаешь, Медвежонок, я не так много читал о киборгах. Ты слышала о Врединах? Они тоже киборги, но считаются разумными существами. Я точно знаю, что в Центральном Синоде была проведена поправка к закону, по которой они считаются живыми. Сам Великий Дракон настоял.
– Еще бы не слышать! Это родные сестры моей мамашки. С одного конвейера сошли. Только они папашку ненавидят, поэтому у них с мамашкой сложные отношения. А Мрака они, кстати, как огня боятся!
– Вот ты и попалась! Машины бояться не могут!
– Кир, не надо, а? Если б у меня была настоящая мама, она бы меня любила. Она Мрака на пушечный выстрел ко мне бы не подпустила. А эта… Кто не с нами, тот против нас! Понял?! – Опять осатанела.
– А кто с нами? – грустно спрашиваю я.
– Ты… Я…
– А шансы на победу у нас есть?
В ответ – тишина.
– Не знаю… – слышу я минут через пять. – Но пока Мрак надеется, что у нас все идет по его плану, нового телепата делать не будет. И ведь всегда может случиться что-то такое… Хорошее. Давай пока просто жить.
– Подопытному кролику и породистому производителю выдана планета, которой нет ни в одном каталоге. Я понял, что он с нами сделает. Просто забудет о нас, если посчитает, что эксперимент провалился.
– Кир… Ты хороший. Ты из-за меня здесь оказался. Я все сделаю, чтоб тебе здесь было хорошо. Веришь мне?
– Конечно, Медвежонок.
Мы застряли на этой планете на всю жизнь. Мы – робинзоны. Нет, пока еще нет. Пока мы – мартышки в зоопарке. Сидим в клетке, а драконы на нас смотрят. Вот когда им надоест на нас смотреть, они уйдут и мы станем робинзонами. Вопрос: что лучше? Быть мартышками, или робинзонами? Мартышка может попросить у зрителей конфетку. Или банан. Зрителям не жалко. Дадут. Шаллах давеча целый рюкзак конфеток сбросила. Робинзону подачки не положены. Но и в постель никто не смотрит. Робинзон – это звучит гордо. Гордее, чем мартышка. Мы застряли на этой планете на всю жизнь…
Наверно, ни у кого не было такой простой, незаметной свадьбы, как у меня. Утром снилась Шейла. Открыл глаза, а она смотрит на меня и ласково улыбается. И я понял, что, кроме меня, у нее никого нет. И не будет. Я за нее отвечаю. Вот и вся свадьба. А Шейла посмотрела мне в глаза и сказала:
– Я согласна.
Так я и стал женатым человеком, обреченным на воздержание. Здорово. Такое может случиться только со мной. Недаром в детстве мямлей звали.
Нужно думать, как жить. Семь лет назад здесь жили люди. Нужно посмотреть, что осталось из их вещей. Они же на сутки уходили. Ничего с собой не брали, но и к долгому хранению ничего не подготовили.
– Кир, только не будем селиться в большом поселке, – говорит Шейла. – Поселимся где-нибудь на отшибе. Смотреть, как разрушаются без хозяев дома – это так тоскливо.
Уже почти привык к ее манере разговора. Когда я думаю, а Шейла отвечает вслух.
Сворачиваем палатку, собираем вещи. Последний раз смотрю на карту, закидываю рюкзак за спину, кладу на плечо копье, и мы трогаемся в путь. Где-то впереди река. Сколько до нее, трудно понять. На листике размером с тетрадный изображена одна восьмая всей поверхности планеты. День сегодня – чудо! Воздух такой, что вдохнул – выдыхать жалко. Но я никогда больше не увижу ребят из нашей группы, так и не узнаю, организовали у нас факультет ксенопсихологии, или нет. Никогда мои руки не сожмут ручку управления малого десантного катера, а небо на экране переднего обзора не пройдет все оттенки от голубого до темносинего во время тренировочных полетов.
К вечеру выходим на берег реки. Это не та, которая на карте, это ее приток. Ее можно по камням перейти. На одном берегу растут сосны, на другом – березы. Я хочу остановиться на сосновом, Шейла – на березовом, но тут же соглашается со мной. Разбиваем палатку и лезем в речку купаться. Вода до жути холодная и очень мокрая. В бассейне такой мокрой воды не бывает! Вылезаем на берег и учимся добывать огонь без помощи зажигалки. Бывалая таежница Шейла этого не умеет. Всегда брала зажигалку. На практике я тоже не умею, но теоретически умею девятью способами. И мы претворяем теорию в практику. Это очень весело и интересно, но огня нет. Шейла поджигает костер зажигалкой, а эксперименты откладываем до утра. Начинает холодать. Шейла надевает меховую куртку, лукаво улыбается и натягивает на голову капюшон. Бог ты мой! Она пришила к капюшону ушки.
– Чебурашка! – говорю я.
– Медвежонок! – возмущается Шейла и кидает в меня шишкой. Я ловко уворачиваюсь от шишки и ударяюсь головой в дерево.
– Тоже неплохо! – заявляет Шейла. За ужином обсуждаем, может ли Чебурашка быть медвежонком. И наоборот. После ужина смотрим, как догорают угли костра и идем спать. Я долго вспоминаю просторы Хануануа, джунгли Лаванды, а Шейла начинает плакать и шепотом ругать драконов нехорошими словами. Потом разыскивает щит и кладет мне под подушку.
Утром глаза у нее красные и заплаканные. Просит, чтоб я надел щит. Понимаю это так, что будет говорить неправду. А почему? Потому что это не предназначено для ушей драконов. Шейла смотрит мне в глаза и чуть заметно кивает. А я должен буду гадать, что она хотела сказать, произнося каждую фразу.
Вот так они и жили, – отрешенно думаю я. – В клетке. В стеклянной клетке. Сначала одна Шейла, теперь и я. Целая планета, а мы в клетке. Нет, на фиг! К дьяволу! На этот раз ты, Мрак, просчитался. Я – космодесантник. Ты хочешь, чтоб космодесантник жил в клетке? Тогда ты плохо знаешь космодесантников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});