Читать интересную книгу Чудаки и зануды - Ульф Старк

– Присаживайтесь, – пригласила мама, подвигая гостье стул. – Вот так. Очень хорошо. Локоть на стол, мундштук в зубы. Отлично. Замечательная композиция.

Внутри у меня все переворачивалось. От запаха борща щекотало в носу. Меня так и подмывало броситься на помощь учительнице, которую мама как раз принялась гримировать, и бедняжка вмиг стала похожа на роковую злодейку из старого фильма. На голове у нее красовалась та самая широкополая шляпа, в которой Ингве щеголял пару дней назад.

Трясогузка просто не знала куда деваться. Когда мама входит в раж, сопротивляться бесполезно, лучше безропотно покориться стихии.

– Извините, что я сорвала вас так внезапно, – щебетала мама у мольберта. – Очень срочный заказ. Вечная спешка.

Мама орудовала карандашами и красками, как одержимая. На бумаге уже был запечатлен Ингве с игривой улыбкой на губах, а теперь настал черед Трясогузки. Мама изобразила ее в виде слащавого кокетливого ангела в райских кущах из марципана, шоколада и взбитых сливок.

– Вот она – Радость Жизни! Воплощение радости, любви, изобилия, наслаждения, веселья и сумасбродства, – приговаривала она.

Я, кажется, догадалась, что стряслось. Видно, мама ждала кого-то, кто должен был ей позировать, а тут заявилась Трясогузка, и мама приняла ее за натурщицу.

Трясогузка опустила мундштук.

– Это какая-то ошибка, – пролепетала она, собравшись с духом.

– Ошибка! По-твоему, это ошибка, дорогуша? Да кто теперь знает толк в наслаждениях! Люди себя изматывают, и это у них называется радостью. Диеты, души, массажи, бег трусцой, голодание – терпеть не могу все это!

– Я не о том, – начала Трясогузка. – У меня мало опыта в таких делах, я не замужем…

– Я тоже, – перебила ее мама. – Но какое это имеет значение? Радости жизни доступны всем. Верно?

Учительница окончательно сникла. Она рассеянно ковырнула пальцем взбитые сливки и облизала его.

– Я по поводу сына, – с тоской в глазах начала она снова. Понимаете, в последнее время с ним много проблем. В школе. Совсем от рук отбился. Озорничает.

– Очень жаль, – посочувствовала мама. – Надеюсь, ничего серьезного?

Господи, что же делать? На улице глухо и громко зарокотал гром, будто подчеркивая мое настроение. Небо совсем почернело. Казалось, мы сидим в маленьком освещенном кукольном доме, в совершенно темной комнате. Эх, если бы подкрасться к дедушке и незаметно попросить его о помощи! Может, он согласился бы разыграть сумасшедшего, чтобы выпроводить Трясогузку из дома. Но поздно. Да он, кажется, и задремал.

– Не знаю. Пожалуй, нет, – сказала учительница. – Только он хватил через край. Даже не знаю, что с ним делать…

– Ну, в таких делах я не разбираюсь.

– Да кто в них разберется! Просто хотелось поговорить…

– Конечно, – согласилась мама. – Что там этот сорванец натворил? Вы рассказывайте, дорогуша. Я прекрасно умею слушать.

Трясогузка медленно и неуверенно рассказывала о моих проделках, а гроза меж тем приближалась. Мама время от времени вставляла «м-м-м» или «ага» и широким взмахом кисти клала на бумагу очередной мазок. Бело-розово-зеленые Ингве, Трясогузка, игрушки и сласти парили на сером фоне.

«Ну все, сейчас грянет буря!» – думала я, поглядывая на маму, но она невозмутимо продолжала работать.

– Вот какие дела, – завершила Трясогузка перечисление моих проступков.

– Знаете, – сказала мама, сорвав лист с мольберта и помахивая им в воздухе, чтобы он поскорее высох, – слушала я все, что вы тут рассказывали, и вот что я вам скажу – это уже чересчур.

Обмакнув тряпку в Ингвино корыто, она стерла с лица остатки липкой массы.

– Закончила? – встрепенулся Ингве. – Я в этом корыте ангину заработаю.

– Это все, что вы можете мне сказать? – возмутилась Трясогузка.

Но мама уже натягивала резиновые сапоги. Неужели она так разволновалась, что не могла усидеть дома?

– Вы меня уж извините, – заявила мама, – но я ужасно спешу. Вы отлично позировали. А что до вашего сына, то, по-моему, вы можете им гордиться. У мальчика столько энергии и фантазии!

– Моего сына? – обомлела Трясогузка.

– Ну да, – подтвердила мама. – И не цепляйтесь вы так к одежде. Вот и моя дочь носит то же самое.

И она упорхнула.

Трясогузка встала и, забыв о дурацкой шляпе и размалеванных глазах, тоже направилась к двери. Ингве выбрался из корыта и захлюпал по полу, с промокшего пиджака капала вода. С видом привратника, забывшего надеть брюки, он подал гостье пальто.

– Подумать только, она не поняла, что я говорила о ее сыне! – пожаловалась Трясогузка.

– Прошу меня извинить, – заметил Ингве, – но у нее нет сына.

Это было уже слишком. Трясогузка выскочила за дверь, где ее поджидали темнота, раскаты грома и проливной дождь.

Спасительный гром! Бум!

Небо полыхало и взрывалось вспышками молний. Воздух дрожал от раскатов грома, казалось, тучи превратились в исполинские каменные глыбы, которые с треском бились одна о другую. Дождь лил как из ведра, и я вмиг промокла до нитки. Я сбежала тем же путем – через кухонное окно. Надо немного намокнуть, а то Ингве догадается, что я все это время была дома.

Тут я увидела, как на наше крыльцо поднимается женщина в белом плаще – настоящая натурщица! Через несколько минут она с кислой миной поплелась обратно. Интересно, что сказал ей Ингве?

Я перевела дух. Дедушкины крошки-демоны поработали нынче на славу. Сколько еще так будет продолжаться? Неужели мама вправду ничего не заподозрила? Похоже на то.

Когда я вернулась, Ингве сидел в качалке. Дедушка ушел к себе.

– Привет, – буркнула я. – Ты что, ходил босой по лужам?

– А-а! – фыркнул он и запыхтел трубкой, которая воняла, словно он набил ее резиновыми подметками.

– А мама где?

– Побежала в редакцию сдавать рисунок. Скоро вернется.

– А дедушка?

– Отдыхает наверху.

Я не могла придумать, что еще сказать, и отошла к окну. Черные глыбы нависали над самой крышей и громыхали все яростнее, словно в гигантской камнедробилке, рассыпая снопы искр, как при сварке. Гроза была прямо над нами!

Я прижалась лбом к холодному стеклу и задумалась о маминых словах, что Трясогузка может гордиться своим несуществующим сыном, у которого «столько энергии и фантазии». Про меня она никогда такого не скажет! Хорошо, хоть все закончилось и я вышла сухой из воды.

– Иди переоденься, – сказал Ингве.

– Что?

– Я все знаю. Уж теперь тебе не отвертеться, – добавил он зловеще.

Бабах! Пол закачался у меня под ногами. Я обернулась и во вспышке молнии увидела лицо Ингве – сизое, гадкое. Голова у меня пошла кругом. Неужели это конец? Этот придурок сидел себе в корыте, слушал Трясогузку и докумекал, что речь обо мне. А я-то его в расчет не брала! Да его надо было утопить в этой бадье! Теперь он, того гляди, заявится в школу и опозорит меня перед всем классом. А ведь все из-за него! С него все началось!

– Я только не понимаю зачем? Для чего ты это затеяла? – сказал он, встал и пошел ко мне.

Ну нет, я ему не дамся!

– Симона! – закричал он.

Но я была уже у дверей. Я слышала его шаги за спиной.

У Аксельссона горел свет. Ну сейчас он получит новый материальчик для баек о соседях, подумала я, увидев на крыльце Ингве – босого, в одних подштанниках, пиджаке и дурацкой маленькой шляпе на макушке.

Я помчалась к свалке, которую то и дело высвечивали вспышки молний, словно шла фотосъемка. Ингве настигал меня. Ноги мои отяжелели. Тесные джинсы намокли и мешали бежать. Это давало Ингве фору. Еще чуть-чуть – и он меня догонит.

Тут я увидела дуб, устремивший к небу свои ветви. Мне ничего не стоило на него взобраться. Я подпрыгнула, ухватилась за нижнюю ветку и подтянулась. Мне не впервой лазить по деревьям, и я быстро вскарабкалась почти на самую верхушку, где ветки были уже реже и тоньше. Сюда-то Ингве нипочем не забраться!

Он был уже под деревом.

– А ну слезай, черт тебя подери! – орал он, перекрикивая грозу.

Все смешалось. Дождь обжигал глаза. Молнии разрывали грудь. Земля слилась с небом в сплошное размытое месиво, пронзаемое огненными вспышками. Мир превратился в бездонную морскую пучину, сквозь которую не мог пробиться луч света.

– Никогда! – проорала я в ответ.

– Ненормальная! Ты что, не понимаешь, как это опасно?

– Плевала я!

– Да ты просто дура! – вопил Ингве, чуть не плача.

– Хочешь меня поймать – лезь наверх!

Я увидела, как он вцепился в ту же ветку, с которой я начала свой подъем, неуклюже обхватил ее ногами и исхитрился подтянуться до следующей. У него был испуганный взгляд. Он неловко карабкался вверх по стволу, скользя по мокрым веткам. Казалось, еще ветка, и он сорвется.

– Остановись! – заорала я. – Свалишься!

Но Ингве не остановился, а упрямо лез вверх.

– Проклятая бестия! – шипел он.

В этот миг небо озарилось пламенем. Раздался ужасный взрыв, нас обдало жаром. Ослепленная, я вцепилась руками и ногами в ветку, которая норовила вырваться из моих объятий.