— Положи на него руку.
Кричи. Почему я не могу закричать?
Он расстегнул верхнюю пуговицу, джинсы упали на пол. Я направилась к нему, будто подчиняясь его приказу, а затем метнулась мимо него к двери из спальни, заметив, что он наклонился, чтобы подхватить джинсы, пролетела гостиную, схватилась за ручку входной двери, вспомнила, что должна отодвинуть задвижку, на которую он запер дверь, и внезапно он налетел на меня, схватил за руки, оторвал от двери.
— Ты об этом пожалеешь, — прорычал он.
— Вы причиняете мне боль.
Он порылся в кармане, достал веревку. Он принес ее с собой. Он к этому готовился.
Я почувствовала, как он обвязал веревкой запястье моей левой руки, затянул узел, обвязал правую руку. Я попыталась вырваться. Мои руки должны быть свободны. Он уложил меня на пол, лицом вниз, уперся коленом в спину, так сильно, что я испугалась, не треснет ли позвоночник. Связал мои руки вместе. Мне пришлось напомнить себе, что главное — остаться в живых.
Я повернула голову так, чтобы видеть Козлака.
— Теперь тебе придется пососать его.
— Я задохнусь.
— От этого еще никто не задыхался.
— Я сделаю это рукой, если вы развяжете меня.
— Ты пыталась удрать.
Поверит ли он мне?
— Я лишь хотела убедиться, что входная дверь заперта и никто не может войти.
— Я ее запер.
— Я не видела, как вы запирали ее.
— Ты видела. А теперь будь паинькой. Ты же не хочешь, чтобы тебе досталось на орехи, не так ли?
— Не можем ли мы поговорить? — связанные руки болели.
— О чем?
— Вы хотите… поиметь меня, не так ли?
— Я пришел не для того, чтобы играть в стеклянные шарики.
— Но ведь наверху ваша жена, как насчет нее, разве вы не можете получить то же самое дома, разве…
— Я не хочу говорить о моей жене.
— Хорошо.
— Возвращайся в спальню.
— Конечно, — главное, чтобы он продолжал говорить. — Какой вид секса вы предпочитаете?
— Что значит, какой вид?
— Вы же понимаете, о чем речь. Есть разные виды и если… — нельзя упоминать о жене. — Есть же проститутки, которые сделают все, о чем вы их попросите. Я дам вам денег, — я поняла, что сказала не то, как только слова сорвались с языка.
Он влепил мне затрещину.
— Не нужны мне твои деньги. Мне хватает своих.
— Но почему я? — вырвалось у меня.
Он улыбнулся.
Действительно улыбнулся.
— Я наблюдал за тобой. В тебе чувствуется класс.
— Среди девушек по вызовам можно найти получше меня.
— И куда мне их вызывать? На бензоколонку?
— Я разрешу вам пользоваться моей квартирой, — воскликнула я.
— Я и так ей пользуюсь.
Должен же быть какой-то выход!
— Вы можете угодить за это в тюрьму. Стоит ли игра свеч?
— Давай это и выясним. Снимай эту штуку.
— Не могу. У меня связаны руки.
— Ляг и задери свой кафтан. До самого верха.
Я села на кровать.
— Вы же не хотите сесть в тюрьму.
Он вновь ударил меня по лицу. На этот раз сильнее.
— Никуда я не сяду.
— Мне больно.
— Вот и хорошо. Никто не садится в тюрьму, если никто не говорит лишнего. Ты промолчишь. Я живу наверху. Если мне что-нибудь не понравится, я тебя прибью, понятно?
Козлак толкнул меня, закинул мои ноги на кровать, задрал кафтан.
Ударить его? Стоит ли умирать, сопротивляясь?
Я сжала бедра.
— Вот этого не надо, — он снимал джинсы. — Раздвинь ноги. Я хочу посмотреть.
— Есть полно журналов с картинками.
Он уже стягивал футболку.
Он не снимает трусы. У него не стоит, вот в чем проблема. Я в безопасности, пока…
Он взял с туалетного столика большие ножницы.
— Раздвинешь ноги?
Я повиновалась.
— Красота, — он бросил ножницы на столик. Правой рукой тер через трусы свой член. В отчаянии, подумала я. Затем он протянул левую руку ко мне.
— У тебя там сухо.
Этот идиот полагает, что возбуждать меня надо именно таким способом!
У меня возникла идея.
— Этому можно помочь. Видите ту баночку?
Он посмотрел на туалетный столик, словно ожидая подвоха.
— С ночным кремом, — уточнила я.
Он открыл баночку, погрузил в нее два пальца.
— Мазать надо не меня.
Он снял трусы, вытер пальцы с кремом о свой член.
— Вотрите крем. Обхватите член рукой и проведите взад-вперед.
По крайней мере, подумала я, мне не придется брать его в рот.
От движений его руки член наполовину поднялся.
— Если хотите, я сделаю это сама.
Может, сработает.
Он улыбнулся. Подозрительно, но улыбнулся.
— Никаких сюрпризов?
— Обещаю.
Пока он развязывал меня, член его вновь опал. Придется через это пройти, подумала я. Лучшего варианта нет.
Я сняла кафтан через голову, выставив свое тело на обозрение. В кистях начала восстанавливаться циркуляция крови. Думай об этом, как о шахматной партии. Я взяла его член в руку и стала поглаживать. Он тут же встал, чуть под углом, точь-в-точь как в тот момент, когда я отвернулась от окна. Левой рукой я обхватила мошонку, поддерживая член снизу, правой продолжала поглаживать.
— Нормально? — спросила я.
Он кивнул.
Найди нужный темп и сохраняй его.
Внезапно он вырвал член из моих рук.
— Ты хочешь, чтобы я кончил.
— А разве вы хотите не этого?
— Ложись!
Ножницы на туалетном столике. Смогу я вонзить их в него достаточно глубоко, чтобы он умер? Если рана будет не смертельной, он может вырвать ножницы и убить ими меня.
Я закрыла глаза. Не закрывайте глаз, запомните что-нибудь, чтобы потом описать его. Маленькая татуировка на правой руке, почему она такая маленькая? МЭРИ. Ни стрелы, ни сердца, просто МЭРИ.
Я вновь закрыла глаза, когда он взгромоздился на меня, думая о фильме, который видела год назад. Тогда, сидя в кинозале, я тоже закрыла глаза при сцене изнасилования, такое она вызвала у меня отвращение. Потом я почувствовала, как вошел в меня его член, задергался вперед-назад, и постаралась представить себе, что это не мужчина, а что-то неживое, машина. Это займет лишь минуту. И все кончится, кончится, кончится. Мои глаза открылись, случайно, на долю секунды, и я увидела его лицо.
Страшное, перекошенное невыносимой мукой. Только злой насмешник мог бы сказать, что этот человек получает удовольствие.
Я не почувствовала его оргазма, но, когда открыла глаза, он стоял у кровати со съежившимся членом.