Читать интересную книгу Голубые солдаты - Петр Игнатов

В какое-то мгновение я мысленно перенесся на западную окраину Веселого, к высокому бугру, где скрещивались дороги, уходившие в глубокий тыл врага. На вершине этого бугра некогда стояло большое, просторное здание сельской школы. Фашисты разобрали деревянную часть строения, которая пошла на строительство блиндажей и на топливо. Остались только каменный фундамент да кирпичный цоколь. Отсюда, с возвышенности, просматривалось все село до самой передовой позиции. Первое время у противника на бугре находился наблюдательный пункт, но после того, как наши артиллеристы сбили его, гитлеровцы пошли на хитрость, создали видимость, что на высотке у них нет ни наблюдателей, ни огневых точек.

Командование полка провело разведку боем, и тут обнаружилось, что за кирпичным цоколем школы таились пулеметные гнезда противника, державшие под прицелом узкую балку, которая тянулась через все село и, пересекая нейтральную полосу, соединялась с другой поперечной балкой уже за линией нашей обороны, на подступах к селу Барабаш. Никаких оборонительных сооружений в балке у немцев не было. Очевидно, они целиком полагались на огневые точки, расположенные на высоте у школы.

Прошлой ночью, охотясь за «языком», я по поручению лейтенанта Минакова побывал с группой разведчиков на западной окраине Веселого. Так что школа действительно была хорошо мне знакома.

— Наступление решено вести по балке, — сказал полковник Зимин. — Но прежде надо парализовать огневые точки противника на бугре. Если это будет сделано, наши бойцы смогут сравнительно легко прорваться в селение и там сразу развернуться веером в обе стороны. Все капитальные укрепления фашистов на переднем крае останутся тогда позади и не будут представлять для нас особой опасности.

Я напомнил о том, что балка чуть ли не до середины нейтральной полосы буквально нашпигована немецкими минами.

— Саперы сделают все необходимое, — ответил полковник и тут же предупредил меня: — Но вашей группе придется идти в селение не по балке, чтобы немцы ни в коем случае не заподозрили, где намечается полоса прорыва. И, разумеется, нельзя переходить передовую в том месте, где прошлой ночью произошла Стычка: там наверняка теперь выставлены усиленные дозоры. Для выполнения задания подбери самых надежных людей из взвода и даже им до самого выхода на дело не говори о подготовке наступления и о том, что вам предстоит сделать в тылу врага. Завтра я пришлю к тебе командира саперного взвода. Вместе с ним выберешь место перехода.

— Когда намечается наступление? — спросил я.

— Об этом узнаешь завтра, к исходу дня, — ответил полковник. — Тогда же договоримся о некоторых деталях и, в частности, о сигналах. А пока готовься…

Возвращаясь из штаба, я перебирал в уме всех бойцов взвода, с тем чтобы отобрать лучших, но в конечном итоге пришел к заключению, что каждый из них достоин участвовать в операции. Все они были закалены в огне боев, не раз ходили в тыл врага и проявляли там героизм, находчивость, готовность к самопожертвованию ради своих боевых друзей.

Был такой случай. Как-то ночью, возвращаясь большой группой с боевого задания, мы нарвались в темноте на вражеский дозор. Завязалась перестрелка. Задерживаться на территории, занятой противником, значило подвергать всю разведгруппу риску полного уничтожения. Лейтенант Минаков оставил заслон и продолжал отходить с основной частью группы. Молодой разведчик Коля Шурупов попросил оставить его в заслоне. Когда лейтенант отклонил его просьбу, Шурупов сильно обиделся. Метров через триста был оставлен второй заслон из четырех разведчиков, чтобы прикрыть огнем отход бойцов первого заслона и оказать помощь раненым. В случае же преследования немцы напоролись бы на свежие силы. Минаков уже назвал имена трех солдат, назначенных во вторую группу прикрытия, и тут Шурупов не выдержал, промолвил с горечью:

— Товарищ лейтенант, неужели я хуже всех? Или, может быть, вы не доверяете мне?

— Не говори глупостей, Коля! — оборвал его Минаков. — Если бы не доверял, то тебя не было бы в моем взводе. Понял? — И тут же объявил: — Четвертым остается Шурупов.

Он двинулся с группой дальше, к нашему переднему краю. Вскоре там взвилась зеленая ракета: сигнал отхода для групп прикрытия. Отстреливаясь, сдерживая гитлеровцев огнем, первый заслон подошел ко второму. Потерь у разведчиков не было, так как в темноте противник не мог вести прицельную стрельбу.

Степанюк, возглавлявший второй заслон, решил уничтожить преследователей и попытаться захватить «языка». Он укрылся с тремя бойцами в овраге, на левом фланге преследователей. Первый заслон продолжал отходить. Когда немцы, увлекшиеся преследованием, очутились вблизи оврага, Степанюк метнул в них гранату. Один гитлеровец, видимо со страха, скатился в овраг, где Шурупов тотчас оглушил его ударом приклада. Остальные преследователи были перебиты автоматным огнем и гранатами.

Пальба на нейтральной полосе вызвала переполох в немецких окопах, и враг открыл беспорядочный ружейно-пулеметный огонь по нашим передовым позициям. Но противник опоздал. Группе Степанюка не только удалось вернуться без потерь, но еще и притащить с собой «языка». Разгоряченный схваткой и окрыленный ее успешным исходом, Коля Шурупов чувствовал себя на седьмом небе…

И вот теперь мне предстояло выбрать десять, самое большее — двенадцать человек для новой, очень ответственной вылазки в стан врага. Ну как не взять Дмитрия Степанюка или того же Колю Шурупова! А чем остальные хуже их? И я снова и снова останавливался мысленно на каждом разведчике, старался припомнить, где, когда и как вел себя тот или другой в наиболее сложной боевой обстановке, в минуту самой грозной опасности. В конце концов решил не будоражить взвод ночью и последовать совету старой русской пословицы, гласившей о том, что утро вечера мудренее.

Когда я вошел в избу, мои ребята, как один, повернулись ко мне.

— Чем порадуете, взводный? — донеслось из темного угла. Я узнал голос Елисея Вострикова.

— Не томите душу, товарищ командир! — вырвалось у Шурупова.

Я ответил, что никаких новостей нет, и, пройдя к своему месту у печки, начал готовиться ко сну. Мне, разумеется, никто не поверил.

Степанюк кашлянул, промолвил с хитрецой:

— Мы, товарищ командир, конечно, понимаем… Военная тайна и так далее. Но, со своей стороны, прошу в случае чего не забудьте о моем существовании.

Бойцы загудели:

— Ты что, один-единственный во взводе?

— Мы тоже не рыжие.

— Митяй ласый хватать первым из борща мясо.

«Вот это хлопцы!» — удовлетворенно подумал я, а вслух сказал по-командирски строго:

— Кончайте разговоры. Пора спать!

Проснулся я в шестом часу утра и, стараясь никого не потревожить, разбудил Степанюка. Мы вышли из хаты. Предрассветный мороз был лют. Часовой, прохаживавшийся у двери, то и дело растирал варежками нос и щеки, похлопывал себя по бокам, пританцовывал. Вокруг еще стояла тьма, и в холодном небе мерцали бесконечно далекие звезды.

Я рассказал Степанюку о своем разговоре с полковником, о предстоящей операции и в заключение сказал:

— Давай, Митя, посоветуемся, кого брать с собой. Как говорится, один ум хорошо, а два — лучше.

Степанюк озадаченно поскреб затылок.

— Сложный это вопрос, Валентин Петрович. Ребята у нас во взводе, сам знаешь, один к одному. Обиды потом не оберешься. Тут, право, хоть жеребьевку устраивай.

— То-то и оно! — вздохнул я. — Потому и посоветоваться с тобой решил…

Наконец кандидатуры участников вылазки в Веселое были намечены. Отправив Степанюка в склады для получения боеприпасов и сухого пайка, я вернулся в хату, разбудил бойцов. Когда я назвал фамилии отобранных, сразу, как и следовало ожидать, поднялся шум. Пришлось мне проявить командирскую твердость, хотя, признаться, прибегать к ней было нелегко: ведь передо мной стояли мои боевые друзья, а не просто подчиненные. Но, возможно, именно потому, что это были друзья, они поняли, в какое затруднительное положение попал я, поставленный перед необходимостью выбрать десятерых из всего взвода. Шум улегся, и с моих плеч будто свалилась какая-то тяжесть…

Вскоре после полудня к нам пришел командир саперного взвода Петренко, пожилой, пышноусый лейтенант в просторном маскировочном халате, надетом поверх полушубка.

— Откуда начнем поиск? — спросил я.

— Ходимте, подывытесь на одно местечко, — сказал лейтенант мягким украинским говорком. — Мы з полковником Зиминым у ночи мало нэ всю передовую облазылы, покы то место знайшлы.

— Почему же меня в поиск не взяли? — удивился я.

Петренко улыбнулся.

— Я казав полковнику, що треба и вас гукнуть, а вин мэни кажэ: «Хай Игнатов отдыхае и выспыться добрэ». Вы ж знаете, що полковник сам разведчик первостатейный. «Днем, — каже, — согласуешь усэ з Игнатовым». От я и прийшов согласовувать.