Юная Ксанта, жрица Тишины, казалось, слушала заплаканную злоумышленницу с полным вниманием и сочувствием. Только по нахмуренным бровям можно было догадаться, что на самом деле она обо всей этой истории совсем другого мнения. По правде говоря, она чувствовала себя ужасно смущенной и понятия не имела, что ей сейчас следует сказать. В своей темной, простого покроя одежде Ксанта выглядела донельзя нелепо, как заморская птица в вороньих перьях. Точеный профиль, густые светло-русые свернутые в причудливый узел волосы, узкие длинные пальцы с безупречно отшлифованными ногтями — все это совершенно не вязалось ни с ее одеждой, ни с тюремным двором, где она слушала признания юной убийцы, и от этого Ксанта чувствовала себя совершенно несчастной. Ей было стыдно так ясно и наглядно демонстрировать свое благополучие этой глупой, но такой несчастной девушке. И еще ей было почему-то ужасно жалко зарезанного парня, хоть она ни разу в жизни не видела его. Все, что она знала о нем, — что он когда-то ходил, дышал, жил, а потом его убили «за измену», а точнее за то, что он прилично одевался, хотя в кошельке у него было пусто.
— Ну вот что, хватит плакать! — сказала наконец Ксанта, сглотнув собственные слезы. — Суд тебе назначил штраф в три марки серебром. Я пришла сказать, что храм Дариссы согласился этот штраф выплатить, с тем чтобы ты вернула ему долг в течение десяти лет.
— С кем — с тем? — переспросила Рози, вытирая кулак о подол юбки.
— Тебя освободят завтра же, но ты должна будешь в течение десяти лет заплатить храму Дариссы три марки серебром.
— За что?
— За то, что ты убила человека.
— Каждый год?
— Нет, всего три марки.
— Откуда у меня такие деньги?!!
— Тебе будет нужна работа. На первое время я могу пристроить тебя при храме, а потом что-нибудь придумаем. Только не вздумай возвращаться на улицу. С твоим-то характером, моргнуть не успеешь, как снова окажешься здесь.
— Ну… я не знаю даже… — протянула Рози. — В храме служить — это тоже не для меня. У вас там скучненько небось. Вот если бы… Госпожа Ксанта, миленькая, если бы мне здесь остаться!
— Что?!
— Да нет, не подумайте чего! — Рози рассмеялась. — Я про то, что если бы меня сюда на работу взяли, ну при кухне там… или пол мыть. До того мне тут нравится… Я ведь к строгости приучена сызмальства — маменька у меня такая суровая была — ух! Никакого озорства не допускала, во всем порядок любила. И я в нее пошла. Я ведь даже — знаете! — могла бы за другими женщинами присматривать. Ну, чтобы они меж собой не сговоривались, или стражу не подкупали, или еще что. Тут ведь такой народ — глаз да глаз нужен! А я уж все их уловки знаю. Не замолвите за меня словечко?
— Попробую, — Ксанта не сумела сдержать вздох облегчения. На самом деле, ей страх как не хотелось брать к себе в храм эту особу. Рози — рыжая и сопливая розочка — упала на колени и принялась
целовать жрице руки:
— Уж и не знаю, как спасибо вам сказать, благодетельница моя! Правду говорят, мир не без добрых людей, не оставили сироту! Уж и не знаю, как за вас молиться. Одни вы ко мне добры, да еще Чиженька, братик мой родненький, ненаглядный. Вам бы с ним потолковать, может, он поможет за меня со Светлой Дариссой рассчитаться — у него матушка богатая, не моим старикам чета.
— Ну полно, полно, встань, — Ксанта в ужасе попятилась от обнимающих ее рук. — Полно, мне идти нужно. Как твой брат тебя навестит, ты ему скажи, пусть ко мне в храм Тишины зайдет, там и поговорим.
6
На крыльце тюрьмы Ксанта останавливается, проводит ладонями по лицу, будто снимая липкую паутину, шепчет: «Рози… Рози… Рози… пошла прочь!» — и переводит дух. Перед ней залитая ярким весенним солнцем лежит Венетта: красные черепичные крыши домов, белоснежные стены храмов, пестрота и суета припортового рынка, глянцево-синее море и черные пляшущие на волнах черточки — корабли в гавани.
Ксанта на мгновение раскидывает руки — словно готовясь опереться на воздух и полететь, но вместо этого просто попрочнее скалывает прическу, поправляя в волосах бронзовый гребень с пляшущими черепашками. Затем начинает спускаться по лестнице, бездумно мурлыча под нос незатейливую песенку, которая этой весной у всех на устах:
«Ждут красавицы от нас
точного ответа:
кто достойнее любви,
ласки и привета —
грозный рыцарь, что с мечом
покорил полсвета,
или бесприютный сын
университета?..»
На нижней ступеньке она накидывает на голову простое серое покрывало, чтобы защитить волосы от прямых солнечных лучей, и выходит на ослепительное солнце…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Я очень не люблю дурную и неистребимую писательскую привычку хвастаться своей эрудицией. Поэтому попытайтесь поверить, что это послесловие, а точнее, приложение, появилось на свет по совсем другой причине. Просто мне захотелось «открыть» некоторые спрятанные в тексте цитаты, чтобы у вас, если возникнет такое желание, была возможность познакомиться с оригиналами. Они в высшей степени заслуживают внимания и чрезвычайно интересны для всех, кто хотел бы больше знать об истории мира, в котором живем мы с вами, а не персонажи книг.
Если же получится так, что я приехала в Тулу со своим самоваром и первоисточники известны вам куда лучше, чем мне, вы сможете ощутить законную гордость, что, на мой взгляд, тоже неплохо.
Итак, начнем с названий и эпиграфов.
«О свершении времен» — так называлась проповедь довольно известного средневекового философа, этика и богослова Иоганна Экхарда. Цитата, из которой я вытащила «свершение времен» звучит так: «Когда нет больше времени, это и есть свершение времен. Когда дня больше нет, тогда свершается день… Если бы кто-нибудь обладал искусством и властью стянуть в одно настоящее мгновение время и все, что когда-либо произошло за шесть тысяч лет или еще произойдет до конца мира, это было бы свершением времен. Вот настоящее мгновение вечности: когда душа познает все вещи в Боге такими новыми и свежими и в той же радости, как они чувственно сейчас передо мной. Я прочел в одной книжечке, у одного человека, который мог это доказать: Бог создает мир теперь точно также, как Он делал это в первый день сотворения мира; в этом-то как раз и заключается его богатство». Решайте сами, могут ли эти слова иметь отношение к вам.
Другие названия комментариев, кажется, не требуют — они просто соответствуют содержанию.
Эпиграф к главе «О свершении времен» взят из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха, а именно, из биографии Алкивиада. На мой (и не только мой) взгляд, Алкивиад действительно был изрядным негодяем, и все же Феано, несомненно, по-своему была права.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});