Не могу не признать, что такая обстановка далеко не способствовала успеху дела. Слыхал я упреки, что я не жалел дорогой солдатской крови. Признать себя в этом виновным я, по совести, не могу. Правда, раз дело началось, я настоятельно требовал доведения его до успешного конца.
Что же касается количества пролитой крови, то оно зависело не от меня, а от тех технических средств, которыми меня снабжали сверху; и не моя вина, что патронов и снарядов было мало, недоставало тяжелой артиллерии, воздушный флот был до смешного мал и недоброкачествен и т. д. Все подобные тяжкие недочеты, конечно, влияли на увеличение наших потерь убитыми и ранеными. Но при чем же я тут? В моих настоятельных требованиях не было недостатка, и это все, что я мог сделать.
М. В. Алексеев был, несомненно, человек добрый, благожелательный, умный и знающий стратег, но он ни в какой мере не был политиком и царедвор-цем, а в его положении, в бесконечно трудной обстановке, это был важный недочет. К крайнему сожалению, он также не обладал твердым характером, которым его принципал – Николай II – обладал еще в меньшей степени. Взамен твердой воли у главковерха появлялась большая переменчивость нрава, чтобы не сказать больше. Это всегда большой недочет, а в военное время это уже прямо неизмеримая беда; и, можно сказать, что в данном случае главковерх и начштаверх не подходили друг к другу.
Наконец, если взять план военных действий на 1916 год, то мы видим, что было окончательно решено нанести главный удар Западным фронтом, для чего этот фронт был снабжен решительно всеми средствами, какие только можно было достать, и была оказана посильная помощь Северному фронту, на который было возложено нанести вспомогательный удар; Юзфронту же разрешалось лишь, по его собственному почину, перейти в наступление с исключительной целью – задержать на своих местах противостоящего противника, почему Юзфронту и не было ничего дано.
Для выполнения этой задачи я и подготовил свой фронт сообразно с данной ему целью. Что же из этого вышло и как был выполнен утвержденный план? Ставка сама потребовала перехода в наступление Юзфронта первым для спасения Италии и облегчения французов под Верденом, т. е. неожиданно передала главный удар слабейшему фронту, оставив все средства Запфронту, и только впоследствии, по каплям, посылала Юзфронту запоздалые подкрепления пакетами.
Сильнейший Запфронт ничего не подготовил, к назначенному времени готов не был, запоздало атаковал, не подготовив атаки, почему потерпел крупную неудачу, и на этом успокоился. О Северном же фронте не стоит и говорить: никому и ничем он не помог.
Представляю судить беспристрастному знатоку военного дела, как назвать подобную операцию и кто виноват в преступном ее выполнении. Пусть по совести скажет читатель, можно ли при таких условиях выиграть войну и за что про что легли костьми десятки тысяч честных и храбрых воинов.
И за что про что спустя несколько лет обрушиваются на меня всевозможные критики, совершенно упускающие из виду мое невыносимо трудное положение в то время среди множества течений у высших лиц, почти всегда делавших меня козлом отпущения за свои собственные грехи. Да простит им будущая Россия, как я прощаю от всей души. Но история должна знать правду, и я бы не стал трогать этих вопросов, если бы меня на это не вызвали.
А. А. Керсновский. Четвертая Галицийская битва (Брусиловское наступление)
Давление союзников сказывалось все сильнее. Минотавры Согласия[192] требовали все бо́льших жертв. Когда императорское правительство в декабре 1915 года попыталось было возразить, что человеческие ресурсы России, на Западе казавшиеся неисчерпаемыми, на самом деле подходят к концу, союзные правительства весьма недвусмысленно пригрозили приостановить снабжение нас военными материалами (за которые мы между тем платили вперед золотой валютой и по необычайно высокой расценке). Приходилось тянуться изо всех сил и призвать срок 1918 года, в то время как во Франции призывался еще срок 1916 года.
Союзники не видели – и не желали видеть – разницы в хозяйственной структуре России и западноевропейских стран, где человека на производстве заменяла машина. У нас же призыв очередного срока новобранцев, очередной категории ополченцев вызывал незаживающую рану – истощал соки, которыми питалась страна.
В том же декабре Россию посетила французская миссия сенатора Думера. Речь шла, не больше и не меньше, как об отправке во Францию 300 000 русских солдат в смысле 20 000 тонн человеческого мяса – без офицеров и вне всякого организационного кадра. Они должны были, подобно марокканцам, сенегальцам или аннамитам [вьетнамцам], составить особые ударные роты французских пехотных полков под командой французских офицеров.
Автором этого остроумного предложения был какой-то Шерадам – публицист. При всей нашей дряблости и уступчивости этот чудовищный проект был отвергнут. Но французы все-таки настояли на отправке на их фронт русских войск (правда, в гораздо меньшем количестве и с русскими же начальниками).
Человек бюрократической складки, генерал Алексеев вместо отправки уже существовавших и сплоченных частей задумал формирование каких-то особых стрелковых полков, целиком импровизированных либо надерганных из отдельных рот. В январе – феврале было сформировано и отправлено на Западный театр войны три особые бригады и намечено формирование в продолжение 1916 года еще пять.
Антон Антонович Керсновский – одна из самых неординарных и значительных фигур в русской военной историографии ХХ в. Сын следователя Одесской судебной палаты и преподавательницы иностранных языков появился на свет в родовом имении Цепилово в Бессарабии. Будучи еще совсем юным гимназистом, Антон вступил в Добровольческую армию, вместе с остатками которой в 1920 г. эмигрировал в Сербию. Затем он ненадолго вернулся в родное Цепилово, которое вошло в состав Румынии, а потом выехал в Австрию.
Во второй половине 1920-х гг. Антон окончательно обосновался в Париже, где зарабатывал на жизнь давая уроки, разнося почту и т. д. 20 марта 1927 г. в белградском еженедельнике «Русский военный вестник» (с 1928 г. «Царский вестник») появилась первая статья Керсновского «Об американской артиллерии». Издатель журнала Н. П. Рклицкий (впоследствии архиепископ Вашингтонский и Флоридский Никон) предоставил Керсновскому возможности для дальнейшей работы, и до 1940 г. в «Царском вестнике» было опубликовано почти 500 его статей. В 1940 г. Керсновский был призван во французскую армию и отправлен на фронт. Тяжелое ранение и условия жизни обострили застарелый туберкулез, от которого он скончался 24 июня 1944 г. в Париже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});