— Ты не…
— Да, — сказал Схимник уже спокойным тоном, и глаза его опять, как всегда стали непроницаемыми. — Я люблю тебя. Иногда мне кажется, что я всегда тебя любил.
Он повернулся и отошел к кровати. Ошеломленная его последними словами, Вита тупо смотрела перед собой, а со дна сердца стремительно поднимались злость и тяжелая, душащая обида, словно вместо признания в любви ее только что жестоко избили и вываляли в грязи. Это было чудовищно. Невозможно и чудовищно, противоестественно и хуже всего было то, что… Она прижала ладонь к губам, вскочила и выбежала из комнаты, зацепив по дороге гладильную доску, и та с грохотом сложилась и опрокинулась на бок, похожая на нелепое насекомое, на пол посыпалось сложенное на ней белье — воздушные кружевные тряпочки. Босые ноги прошлепали по коридору, грохнула кухонная дверь и все стихло.
Схимник отвернулся от дверного проема, неторопливо подошел к гладильной доске и резким рывком поднял ее, разложил и поставил на место. Потом собрал рассыпавшееся белье, аккуратно сложив каждую вещь, и прислушался. Из кухни долетал приглушенный судорожный плач и слышался шум воды из крана, открытого до упора. Схимник шагнул было к двери, но тут же остановился, болезненно прищурившись, словно свет резал ему глаза. Он отошел туда, где были сложены его вещи, и через секунду в его руке оказалась темно-зеленая рукоятка «бабочки», «крылья» разошлись, выбросив блестящее лезвие, снова сложились, спрятав серебристый блеск металла, лезвие опять выпорхнуло… Его запястье двигалось с привычной быстротой и легкостью, глаза оставались прищуренными, губы сжались в злой полуухмылке. Потом Схимник закрепил «крылья», а в следующее мгновение «бабочка» с глухим ударом вонзилась в полированную дверцу старого шкафа, выбив длинную щепку.
Вита, согнувшаяся над кухонным столом, держась одной рукой за живот, а другой вытирая лицо, удара не услышала. Рыдания выдирались из горла — болезненные, мучительные и бесполезные, словно рвотные спазмы при пустом желудке. Как прошлое может превратиться в настоящее? Прочел интересную и страшную книгу, а когда открыл ее снова, то увидел лишь чистые страницы, на которых все нужно писать заново. Во всех его действиях можно было без труда угадать вполне естественное желание переспать с ней — и не только для того, чтобы получить физическое удовлетворение, но и для того, чтобы как следует ее наказать за все… но заподозрить за всем этим какие-то чувства — невозможно. Безжалостный сумасшедший рыцарь у ног своей сумасшедшей многоликой леди… Если бы только все это было ложью! Но лжи не было — ни в словах, ни во взгляде, не в прикосновениях, ни в горячем дыхании возле уха… Нигде теперь не удавалось отыскать ни крошки лжи.
Задыхаясь, Вита встала и подошла к раковине, в которую хлестала вода, и пол вокруг раковины уже покрылся блестящими лужицами. Она вздрогнула, когда наступила в одну из них. Наклонилась и старательно вымыла лицо. Убежать, немедленно, сейчас же! Нельзя быть с ним не только в одной квартире, но и в одном городе. Даже в одной жизни быть нельзя.
Она закрыла кран, подошла к кухонной двери и прислушалась, потом осторожно отворила ее и на цыпочках вышла в коридор. Долго стояла возле дверного проема, прижавшись спиной к стене и беззвучно дыша приоткрытым ртом. Из комнаты не доносилось никаких звуков, кроме невесомого тиканья часов, она казалась пустой. Вита заставила себя оторваться от стены и переступить порог, на котором лежал бледный полукруг света.
Первое, что ей бросилось в глаза, был нож, торчащий из расколотой дверцы шкафа. Она скользнула взглядом по нему, потом по пустой комнате, по столу, на котором лежала аккуратная пачка денег
хватай их и беги!
потом посмотрела на свою кровать. Человек, лежавший поверх покрывала, спал крепким, усталым сном, закинув одну руку за голову, отчего майка на правом боку вздернулась, обнажив небольшой круглый рубец. Грудь Схимника мерно вздымалась, лицо было спокойным, расслабленным. Не сводя с него глаз и почти не дыша, Вита сделала несколько беззвучных шажков к столу, и тут Схимник скрежетнул зубами и его лицо превратилось в страшную оскаленную маску. Он задышал быстро, с присвистом, на висках резко обозначились вены, глазные яблоки судорожно задергались под веками, и казалось, что кожа на веках сейчас лопнет. Пальцы левой руки вцепились в покрывало, сминая его, и Схимник мучительно выгнулся, едва касаясь затылком подушки, словно в жестокой агонии, а где-то глубоко в горле начал зарождаться звук, похожий на яростное рычание попавшего в ловушку хищника.
Сны — странная штука, Вита. Они могут давать покой, а могут изматывать хуже, чем любая реальность…
Вита легко развернулась на одной пятке и подскочила к кровати. Она схватила его за плечи, и страшное лицо, из-под которого рвалось наружу что-то безжалостное и маниакально голодное, оказалось совсем рядом. Не в силах даже на миллиметр приподнять тяжелое и от напряжения казавшееся каменным тело, она со всей силы толкнула его в упругий матрас, потом ударила по туго обтянутой кожей и мышцами скуле, до слез ушибив ладонь.
— Проснись! — закричала она — от ужаса голос стал визгливым, кухонно-сварливым. — Проснись сейчас же!!! Проснись!
Глаза Схимника распахнулись — в них была первобытная, безумная темнота. С коротким низким звуком он взвился на кровати и схватил Виту за горло, вонзив в него жестко расставленные пальцы. Простое, небольшое усилие — и он раздавил бы его, сломав кости и разорвав гортань… но в следующее мгновение Схимник грубо отшвырнул ее на другой конец кровати, тяжело дыша.
— Дура! — зло рявкнул он. — Чем ты слушала?! Я же чуть не убил тебя… я же тебе говорил… ну какого хрена ты полезла?!..
Вита, кашляя и держась одной рукой за шею, упрямо дернула головой и поползла обратно, перебирая ладонью по смятому покрывалу — так жук, свалившийся с оконного стекла, встряхивается, переворачивается и снова принимается штурмовать гладкую вертикаль. Руки Схимника подхватили ее, запрокинули голову, бережно ощупали шею. Потом он толкнул Виту в сторону.
— Уйду сейчас! Я и так задержался, — он привстал, но Вита вдруг с неожиданной силой вцепилась ему в руку, и Схимник невольно сел обратно.
— Ну что еще?
Не отвечая, она перебралась к нему на колени, чуть приоткрыв рот и глядя упорно, не отпуская взгляда. Он хотел столкнуть ее, положил ладони ей на бедра, да там и оставил. Глаза Виты, утратив синеву, мерцали жестко-зеленым, как у голодной кошки.
— Если ты хочешь уйти — уходи. Но только утром…
— Не тебе это решать. Давай слезай, — его ладони скользнули по ее бедрам назад. — Я не хочу прощаться с тобой очередной оплеухой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});