– Попробуй выковырять тушенку из естественных отверстий, – посоветовал Семен и на всякий случай уточнил: – Я имею в виду рот или, в крайнем разе, нос.
– Ну ты как здрасте! Где еще мне предложишь поковыряться? – буркнул в ответ Длинный и рявкнул на безмозглую копию Вуйко. – Колись, давай!
И тут робот раскололся, однако вместо желаемой тушенки он обрушил на Длинного водопад словесного поноса.
– Перед собой вы видите один из древнейших, а если точнее, то самый древний и загадочный артефакт местной цивилизации, уцелевший с незапамятных времен…
– Это кто тут артефакт? – от изумления у Длинного отвисла челюсть. – Да еще уцелевший с незапамятных времен?.. Это он про тебя, Семен, что ли?
Саньковский не удержался от улыбки, сообразив, каким образом обитатели Понго-Панча нашли выход из положения, в котором оказались после того, как оригиналы гидов исчезли. А майор-штрих, услышав ключевое приветствие, тем временем продолжал вываливать на Длинного информацию для залетных любителей экзотики.
– …неслыханный акт вандализма, – продолжал он, – луддизма, варварства и мародерства, следствием которого…
– Я тебе сейчас покажу наследство вандализма, – окончательно рассвирепел Длинный и – возможно, подсознательно, – повторил то, что когда-то давно настоящий майор Вуйко сделал с поддельным нищим. Он протянул вперед руки, вцепился в мягкие холодные уши робота и резко дернул их вверх.
С тихим хлопком голова отделилась от тела, и в воздухе поплыл умопомрачительный запах подогретой тушенки. Слюнные железы друзей заработали мощными насосами, наполняя рот слюной. Длинный уже приготовился запустить внутрь шеи пятерню, когда Семен его остановил.
– Не по-человечески это как-то…
– Кто бы мне это говорил! – смачно сплюнул Длинный и собрался было продолжить попытку извлечения из робота тушенки.
– Я имею в виду, что руками и всухомятку, – с этими словами Саньковский быстро свинтил голову Горелова-штрих и прищелкнул языком. – Водка у них, кстати, хоть и не высшего качества, но все же лучше того, что можно подцепить в ночном киоске. Давай отведем их в кают-компанию и посидим по-людски! Как-никак, а у Марии сегодня все еще день рождения.
– А головы?
– Да выкинь их к черту! В футбол ими все равно играть негде!
Длинный наклонился, поднял за синтетическую шерсть, имитирующую как волосы, так и залысины, головы, открыл выход наружу и вышвырнул их прочь со словами:
– А еще я хочу котлет!
В кают-компанию, где Семен, подобно коку Джеймса Кука, уже вовсю «накрывал поляну» для встречи званых каннибалов, Длинный вернулся со словами:
– В футбол, кстати, можно было бы погонять на космодроме, – он довольно потер руки и произнес, восхищенный видом наполненных стаканов. – Мне начинают нравиться космические путешествия!
– Жаль, что они закончились…
– Как это закончились?!
– Очень просто, – хмыкнул Саньковский. – Ты бы лучше вместо котлет горючего заказал. Тогда мы были бы гораздо ближе к звездам...
Не впадая в задумчивость, Длинный ляпнул:
– Если бы эта «тарелка», которая пишется без мягкого знака, летала на слюнях, мы бы уже давно были на седьмом небе! У меня лично они выделяются со страшной силой! Я бы даже сказал – напор, как у фонтана!
– Ты настолько же находчивый, насколько и потерянный… Прошу к столу!
Друг не заставил себя долго ждать, и первый тост был, естественно, за здоровье супруги Саньковского, а к тому времени, когда за бортом стемнело, дружная команда лыка уже не вязала и пила за землян оптом и в розницу. Как одному, так и другому космонавту были абсолютно безразличны и цвет кожи, и вероисповедание – они демонстрировали настоящий гуманизм. Однако, что бывает сплошь и рядом, попойка закончилась довольно заунывно.
– Знаешь, Семен, – грустно и не без труда шевеля губами, произнес Длинный. – Меня с каждым тостом все больше и больше тянет к Земле…
Саньковский некоторое время вслушивался в нечленораздельную речь, а потом деланно рассмеялся и похлопал друга по плечу:
– Не переживай, Длинненький, кладбища везде одинаковы…
Проснувшись ночью с ощущением ужасной сухости во рту, Длинный о своей мечте не забыл и изложил ее на клочке этикетки рыбных консервов. Пошарив в рюкзаке, он нащупал буханку хлеба и выбросил ее из корабля с пожеланием:
– Сушите сухари, ублюдки…
Какие же котлеты без сухарей?
***
Вытянувшись во всю длину, профессор Трах напряженно наблюдал, как два посланника – тут ему вспомнилось старинное слово «парламентера», – неизящно шагали по направлению к кораблю половожадных варваров. Вот два неуклюжих создания подошли к нему вплотную и на мониторах возникла изъеденная метеоритной коростой обшивка звездолета… Вот в ней появилось отверстие и поглотило обоих…
Изображение исчезло.
Профессора скорчило – обшивка надежно экранировала сигнал. Он начал возвышенно ругаться, потому что мог бы догадаться об этом и раньше. Теперь оставалось только извиваться в ожидании. Зуд во всем теле давал также знать, что с каждой минутой приближается начало цикла половой активности и если…
Нет, об этом Траху даже думать не хотелось, но перед мысленными оптическими присосками, внутренними, так сказать, линзами возникали противоестественные картины. Чтобы избавиться от наваждения, профессор начал их рисовать и аннигилировать. Белые вспышки поглощали зарисовки, на которых глаз опытного искусствоведа мог бы подметить много схожего с набросками Лаокоона и «Последнего дня Помпеи».
И тут на экранах снова возникло изображение. Несколько секунд Трах тупо таращился на него, а затем испытал настоящий шок. Он, конечно, догадывался, что парламентеров можно было разукомплектовать, но быстрота, с которой это было сделано, его поразила и сказала о многом – никакого компромисса между его сородичами и теми, кто пришел по их гонады, быть не может.
***
Вино вернуло впалым морщинистым щекам румянец, а глазам – соблазнительный когда-то блеск.
– Все будет хорошо, – провозгласила Варвара Моисеевна, положила руку на колено подруги и доверительно наклонилась к ее уху. – Кстати, появилась у меня тут одна задумка.
Алкоголь не только дает возможность видеть все в розовом цвете, но и слышать все в ля-ля-мажоре. Поэтому Наталья Семеновна не отшатнулась в ужасе от слов, из которых можно было предположить, что подруга предлагать ей сбегать за следующей бутылкой, но, наоборот, поощрительно ей улыбнулась.
– Несерьезно у нас как-то все это, – начала Цугундер. – Вот, помнишь, в старые добрые времена мы всегда, по старому русскому обычаю, пили все время втроем. Бывало, посмотришь в твои глаза, в Жулечкины и на душе становится теплее…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});