98
Разбор четвертой и пятой глав «Онегина» напечатан в № 1 «С.-Петербургского Зрителя» за 1828 г. В описании сна Татьяны Федоров находил неудачным выражение «косматый лакей» (о медведе) и по поводу стихов: «пышет бурно, в ней тайный жар, ей душно, дурно», – замечает: «Дурно! Особенно – пышет бурно».
99
«Блестеть» (фр.). – Ред.
100
На основании указания Бартенева (Рус. Арх., 1903, т. X, обложка, с. 3) редакторы новейших изданий Пушкина приурочивают приведенную записку Пушкина к июлю–октябрю 1828 г. или к январю–марту 1829, причем записку помещают под 1829 г. (Акад. изд., Венгеров). Мы думаем, правильнее приурочить записку к первому из указанных сроков. Путята разъезжает «на дрожках». В начале 1829 г. Пушкин пробыл в Петербурге от 18 января до 9 марта. Навряд ли в эту пору можно было разъезжать на дрожках.
101
«Зачем вы на меня нападаете, я так безобидна?..» – «Да, действительно: так безобидна!» (фр.) – Ред.
102
«…вот ваша кузина… с ней быстро узнаешь, кто ты есть» (фр.). – Ред.
103
«…она, как атлас… Дьявол!» (фр.) Игра слов: satin (атлас) – satan (дьявол). – Ред.
104
«И затем, вы знаете, нет ничего безвкуснее, чем терпение и самоотречение» (фр.). – Ред.
105
Так в 1812 г. называл французов ярый их ненавистник А. С. Шишков.
106
Выражение «воспитаннику лицея» требует пояснение; Пушкин, уволенный от службы с 1824 года и, по недоброжелательству ли начальства или по своей беспечности, не имевший письменного вида, предъявлял, при частых своих переездах, лицейский аттестат, в котором был назван воспитанником. В. П. Гаевский. Празднование лиц. годовщин. Отеч. Зап., 1861, т. 139, с. 36.
107
На тысячу лье (фр.). – Ред.
108
Профессиональной (фр.). – Ред.
109
Раич был плохой поэт, но восторженный почитатель поэзии, считавший великим позором для поэта брать за свои произведения деньги. Однажды один издатель предложил ему гонорар за его стихи. Раич гордо поднял голову и ответил: «Я – поэт и не продаю своих вдохновений!»
110
Александра Александровна Корсакова, в седьмой главе «Онегина»: «У ночи много звезд прелестных, красавиц много на Москве…»
111
К ней обращено стихотворение Пушкина «Подъезжая под Ижоры».
112
Ср. письмо Пушкина к Ал. Вульфу от 27 окт. 1828 г. из Малинников: «Доношу вам, что Марья Васильевна Борисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перло в море и что я намерен на днях в нее влюбиться».
113
Синицына относит рассказанные события к 1827 г. Но после опубликования дневника Вульфа совершенно несомненно, что все это происходило в январе 1829 г.
114
Если Пушкин действительно сватался за Оленину, то это, всего вероятнее, произошло за время пребывания Пушкина в Петербурге в янв.–марте 1829 г. Н. О. Лернер высказывает догадку, не на неудачное ли сватовство Пушкина намекал Вяземский, когда, придравшись к словам поэта: «я пустился в свет, потому что бесприютен», писал ему в сентябре 1828 года: «ты говоришь, что ты бесприютен, – разве уже тебя не пускают в Приютино?» (Соч. Пушкина, изд. Брокг.–Ефр. т. I, с. 70.) Мы думаем, в каламбуре Вяземского не было никакой задней мысли. Еще 3 дек. 1828 г. Дельвиг писал Пушкину в деревню, что, по мнению некоторых, Пушкин составляет «авангард Олениных, которые собираются в Москву» (Переписка Пушкина. т. II, с. 82). Навряд ли мог бы писать так Дельвиг, если бы Пушкин уже получил отказ. Еще невероятнее предположить, чтобы Пушкин сватался за Оленину позже указанного времени: позже все матримониальные стремления Пушкина направлены уже на Москву.
115
Смирнова отмечает, что это происходило в конце 1829 г., после похорон императрицы Марии Федоровны (умерла 24 окт. 1828 г.). Но в то время Пушкина не было в Петербурге, – он туда приехал только 18 янв. 1829 г. Навряд ли описываемый случай мог произойти раньше 24 января, до миновения первого, наиболее строгого квартала годового траура, наложенного при дворе по случаю смерти императрицы-матери. (См. Объявление верховного маршала графа Мусина-Пушкина Брюса в прил. № 131 «Северной Пчелы» за 1828 г.) Навряд ли до этого срока возможны были танцы и белое платье Элизы.
116
По-видимому, память изменила старухе Смирновой, – знакомство с Пушкиным произошло у нее раньше. Когда, – мы не можем определить. В. И. Шенрок, по-видимому, со слов пресловутой Ольги Николаевны Смирновой (дочери Ал. Ос-ны), сообщает: «Пушкина Жуковский поспешил представить Александре Осиповне, когда он, освобожденный из своего заточения в Михайловском и уже побывавший в Москве, только что приехал в Петербург» («Материалы для биографии Гоголя». М., 1892, т. 1, с. 310). Фальсифицированные тою же Ольгою Николаевною «Записки» ее матери, изданные «Северным Вестником», сообщают, что знакомство Смирновой с Пушкиным произошло на вечере у Карамзиных, по-видимому, осенью 1828 г. (ч. I, 1895, с. 17). Если же они действительно познакомились на описываемом балу у Хитрово, то совершенно спутывается общепринятая хронология некоторых пушкинских стихотворений, как, напр., «Ее глаза», «За Нетти сердцем я летаю».
117
«Мадам, пора кончать» (фр.). – Ред.
118
Точная датировка рассказа представляет трудности. Нам неизвестно время, когда бы взрослый Пушкин проживал в Москве одновременно со своим отцом. Автор воспоминаний родился в 1820 г., описываемое могло происходить приблизительно между 1826 и 1832 гг.
119
У холостого Нащокина Пушкин останавливался в Москве в марте–апреле 1829 г. и в декабре 1831 г. Навряд ли в декабре, при закрытых окнах, Пушкин мог слышать музыканта из противоположной квартиры.
120
Граф В. А. Мусин-Пушкин. – Ред.
121
Для характеристики легенд, творившихся о Пушкине, приводим еще отрывок из этих же воспоминаний. «Наша грузинская аристократия приготовила в Тифлисе роскошный пир в честь нового наместника, графа Паскевича. За почетным обедом, между прочим, для парада прислуживали сыновья самых родовитых фамилий в качестве пажей. Так как и я числился в таких же, то также присутствовал тут. Я был поражен и не могу забыть испытанного изумления: резко бросилось мне в глаза на этом обеде лицо одного молодого человека. Он показался мне с растрепанной головой, непричесанным, долгоносым. Он был во фраке и белом жилете. Последний был испачкан так, что мне казалось, что он нюхал табак (кн. Палавандов особенно настаивал на этом предположении). Он за стол не садился, закусывал на ходу. То подойдет к графу, то обратится к графине, скажет им что-нибудь на ухо, те рассмеются, а графиня просто прыскала от смеха. Эти шутки составляли потом предмет толков и разговоров во всех аристократических кружках: откуда взялся он, в каком звании состоит и кто он такой, смелый, веселый, безбоязненный? Все это казалось тем более поразительным и загадочным, что даже генерал-адъютанты, состоявшие при кавказской армии, выбирали время и добрый час, чтобы ходить к главнокомандующему с докладами, и опрашивали адъютантов, в каком духе на этот раз находится Паскевич. А тут – помилуйте! – какой-то господин безнаказанно заигрывает с этим зверем и даже смешит его. Когда указали, что он русский поэт, начали смотреть на него, по нашему обычаю, с большею снисходительностью. Готовы были отдать ему должное почтение, как отмеченному божьим перстом, если бы только могли примириться с теми странностями и шалостями, какие ежедневно производил он… Не вяжется представление, не к таким видам привыкли. Наши поэты степеннее и важнее самих ученых» (там же). – Пушкин приехал в Тифлис 27 мая. Между тем, уже 19 мая Паскевич со штабом прибыл из Тифлиса на фронт, оставив в Тифлисе вновь назначенного военным губернатором Грузии ген.-адъютанта Стрекалова (Кн. Щербатов. Генерал-фельдмаршал кн. Паскевич. Т. III, СПб., 1891, с. 177). И за все время пребывания Пушкина в Закавказье Паскевич оставался на фронте и не приезжал в Тифлис.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});