Читать интересную книгу Славянская Европа V–VIII веков - Сергей Алексеев

Власть князей, опиравшихся на дружину, постепенно возрастала. К концу VIII в. князь уже мог в одиночку распоряжаться военной добычей.[1703] Это, естественно, вызывало недовольство не только у жупанов и общинников, но и в самой дружине. Опираясь на верную часть дружины и неписаный закон, князья до поры могли подавлять сопротивление в зародыше. Противодействие выливалось в массовые бегства из-под их власти. Так, известно выселение неретвлян в далматинскую Рагузу около 743 г. Вместе с ними бежали от княжеских притеснений и «черные влахи», жившие на землях Сербии.[1704] Княжеская власть передавалась от отца к сыну и лишь формально утверждалась жупанами.[1705]

Усиление власти князей в то же время шло параллельно общему обогащению и усилению знати. Основу богатства составляла военная добыча, пополнявшаяся в частых конфликтах с далматинцами и другими соседями. Но вели сербы, конечно, и внешнюю торговлю. Обогащение знати отражается в инвентаре сербских могильников. У сербов, как и у других южных славян, высоко ценились рабы-пленники.[1706]

Сербы, как и хорваты, приняли крещение при Ираклии. Но, в отличие от Хорватии, подчиненная Риму епархия в Сербии так и не возникла. Хорватским епархиям, строго говоря, было не до поддержания веры в сербах. Это, конечно, привело к быстрой утрате массами сербов христианства. Но при всем том Сербию обошли и иконоборчество, и отступническая крамола. Причин для подлинного недовольства верой или сомнений в ней здесь не возникало. Поэтому при почти полном отсутствии уже в VIII в. церковной организации, христианство сохранялось в памяти сербов. На севере этому содействовала близость Сингидуна. Умерших сербы Подунавья уже тогда хоронили по христианскому обряду, хотя и с прощальными дарами-ценностями. При этом могли использоваться старые римские кладбища. Впрочем, на распространение трупоположения не меньше влияла и близость Аварского каганата. Именно в Подунавье аварское влияние еще ощущалось весь VII в.[1707]

Сербские князья продолжали считать себя христианами и даже поддерживали какие-то сношения с Римом.[1708] Впрочем, некоторые сербские племена — неретвляне, дукляне, — не крестились и в VII в. Противовесом христианству оставались замешанные на оборотнических поверьях воинские братства, слившиеся уже с княжеской дружиной. Память об этих братствах дожила в сербском эпосе до нового времени. С точки зрения дружинников, идеальным являлся князь-«волк», обладающий языческими сверхъестественными дарами «вещести». Как увидим далее, именно дружина выступает против князя-христианина в сербском историческом предании — хотя как будто и не по религиозному поводу.

Удаленность Сербии от тогдашних центров письменной культуры не позволяет нам воссоздать происходившие там события в деталях. Мы располагаем лишь отдельными отрывочными сведениями из позднейших сербских и далматинских преданий.

В первой половине VIII в. — то есть примерно тогда же, когда «авары» из окрестностей Диррахия бились на море с сицилийцами, — к северу оттуда, в Дукле, правил князь Ратомир, сын Владина. Если верить преданиям из Дуклянской летописи, то кризисные годы Византии отозвались и здесь, в далматинском Приморье. Ратомир «с детства проявлял неотесанность и высокомерие», «ненавидел имя христианское». Став князем, он выказал свой дурной нрав, истребив, изгнав и поработив далматинских христиан, разрушив их «города и селения», причем «множество».[1709] В этой картине нет ничего невероятного. Однако Ратомиру приписаны здесь деяния предшествующих покорителей и разорителей Далмации. Потому трудно сказать, было ли правление Ратомира на самом деле чем-то исключительным. Или он стал невольной жертвой исторических построений хрониста. Отнеся замирение с далматинскими городами из IX в. ко временам деда Ратомира, тот теперь нуждался в объяснении общеизвестных фактов. Почему в IX в. города лежали в руинах, а князья приморских славян оставались воинствующими язычниками? Ответственность легла на последнего известного из цепочки древних дуклянских князей — Ратомира. Его четыре преемника, как «неправедные», уже вообще по именам не называются. Тем не менее не приходится сомневаться в одном — отступившие на острова и скалы далматинцы продолжали подвергаться набегам и в VIII в. То, что сказано в Летописи попа Дуклянина о Ратомире, можно было бы поведать о многих славянских князьях и жупанах.

Примерно с середины VIII в. начинается родословная князей Загорья, приводимая на основе сербских преданий Константином Багрянородным. Первый в этом родовом ряду — князь Вышеслав. О нем неизвестно ничего, кроме имени и того, что он происходил от «архонта Серба», приведшего сербов на Балканы. Власть над Рашкой передавалась по наследству в одном и том же роду, из поколения в поколение.[1710]

То, что именно Вышеслав первым стоит в родословной, о чем-то говорит. Можно догадываться, что именно он впервые обеспечил реальную княжескую власть над разрозненными жупами. Он же — что важнее для родослова — закрепил принцип передачи власти от отца к сыну. Только от него родословную цепь князей можно прослеживать по прямой. С попытками Вышеслава подчинить приморские жупы логично связать первое массовое бегство неретвлян и влахов в Рагузу в 743 г.[1711]

Вышеславу наследовал его сын Радослав, правивший примерно в последней трети VIII в.[1712] Радослав оказался довольно популярным героем средневекового фольклора. Память о нем жила и в сербских землях, и в Дубровнике. Сведения дубровницких хронистов о Радославе довольно запутанны. Но они вполне отчетливо перекликаются с более ранним преданием из Летописи попа Дуклянина.[1713]

Радослав, взойдя на престол, показал себя достойным, «украшенным всем» правителем.[1714] Так он запомнился сербам. Но в ряде преданий далматинцев он запечатлелся как тиран. Связано это с тем, что Радослав продолжал политику отца, направленную на укрепление княжеской власти и объединение сербских земель. Ему удалось покорить жупы по реке Босне, на крайнем западе. Недовольная боснийская знать со своими сторонниками тогда бежала в Далмацию, в том числе в Рагузу.[1715]

Установление границы между княжеской Рашкой и Хорватией привело к новой войне. До сих пор порубежные жупы сербов и хорватов поддерживали между собой мир. Стремление Радослава к единству сербских племен встревожило соседей. Летопись попа Дуклянина представляет нам небывалое для того времени единое «Королевство славян», включавшее и сербов, и хорватов. Потому Дуклянин рисует начало войны так: «бан Белой Хорватии со своими присными восстал против короля».[1716] Из этой легендарной картины трудно понять, кто начинал войну в первоначальном предании. Радослав ли потребовал от князя (а не бана) хорватов дани? Тот ли выступил против него, спеша нанести первый удар? Ясно лишь, что хорватский князь не стал мириться с усилением сербского соседа. Тот желал скорее мира с хорватами — правда, на условиях покорности. Надо учесть, что хорваты не так давно отреклись от христианства, а Радослав считал себя христианином. Это могло добавлять и тем, и другим взаимной враждебности.

Когда война началась, Радослав сам выступил против врага. Половину войска он доверил своему сыну Бериславу. Тот был «с младых лет непокорен отцу» и в дружине имел сторонников. Тем не менее, а может, и именно поэтому Радослав решился разделить с ним командование. Радослав и Берислав, окружив с двух сторон, наголову разбили хорватского князя. В руки сербов попала богатая добыча и множество пленников. Радослав, стремясь к миру, отпустил всех захваченных хорватов. Берислав же, по древнему обычаю, разделил полон между воинами. Это решило участь Радослава. И так недовольное милостью к врагу войско перешло в стан Берислава. На вече воины провозгласили княжича князем. Можно видеть, что далеко не только религиозные причины возбуждали первые усобицы в среде славян.

Радослав с немногими верными людьми бежал от мятежного сына. Берислав преследовал его с конной дружиной. Древний закон обязывал убить свергнутого князя, и верный ему Берислав готов был стать отцеубийцей. По преданию, Радослав бежал в Приморье, а Берислав гнался за ним. На Адриатике в XII в. показывали места, связанные с этим бегством. Сначала Радослав якобы скрылся на северных землях Дукли, в местности Ласта. Узнав о приближении Берислава, изгнанник бежал к морскому берегу. Здесь ему и воинам удалось вплавь добраться с лошадьми до скалистого гребня, на котором они и укрылись. Гребень получил позднее название Радославова камня. Похожие по описанию скалы есть у дуклянской Ласты, но остров с таким названием расположен гораздо севернее, на другом конце Приморья за Трогиром. Если Радослав бежал от хорватской границы, то путь вывел бы его скорее сюда. Так что «подлинный», в первоначальном предании, маршрут бегства князя нам неизвестен. Дуклянину, конечно, хотелось бы связать «короля славян» со своими родными местами.