Читать интересную книгу Конан "Классическая сага" - Роберт Говард

Кона принес полную охапку тонких веток с листьями. Он сложил их в кучу, устраивая ложе для Оливии, и она легла на ветки со странным ощущением человека, который устраивается спать в змеином гнезде.

Каковы бы ни были ее предчувствия, Конан их не разделял. Киммериец сел рядом с ней, прислонившись спиной к колонне, положив на колени меч. Его глаза сверкали в темноте, как у пантеры.

— Спи, девочка, — сказал он. — Мой сон чуток, как сон волка. Ничто не проникнет в этот зал, не разбудив меня.

Оливия не ответила. Лежа на своей постели из веток они смотрела на неподвижную фигуру, слабо различимую в мягкой тьме. Как странно — завязать дружбу с варваром! О ней заботится и защищает ее человек той расы, сказками о которой ее пугали в детстве. Он вырос среди людей угрюмых, свирепых и кровожадных. Его дикость проглядывала в каждом его движении, горела в его глазах. И все же он не причинил ей вреда. А хуже всего обращался с ней человек, которого мир называл цивилизованным. Когда ее усталое тело расслабилось в дремотной неге, и она погрузилась в туманные образы сновидений, ее последней мыслью было волнующее воспоминание прикосновения сильных пальцев Конана к ее нежной коже.

2

Оливия спала, и во сне ее преследовало ощущение скрытого зла, словно образ черной змеи, тайно ползущей среди цветов. Ее сны были обрывочными и яркими — экзотические картинки, разбросанные части незнакомого узора, которые в конце концов сложились в картину, исполненную ужаса и безумия, фоном которой служили циклопические камни и колонны.

Она увидела огромный зал. Его высокий потолок поддерживался каменными колоннами, которые выстроились ровными рядами вдоль массивных стен. Между колонн летали огромные зеленые с алым попугаи. Зал был полон темнокожих воинов с ястребиными лицами. Они не были неграми. Ни их внешность, ни одежды, ни оружие не походили ни на что, известное в мире, в котором жила спящая.

Воины напирали на человека, привязанного к колонне. То был гибкий белокожий юноша, золотые кудри которого спадали на лоб, белизной подобный алебастру. Его красота была не вполне человеческой. Он был словно воспоминание о боге, высеченное из белого мрамора.

Чернокожие воины смеялись над ним, выкрикивали что-то на незнакомом языке. Гибкое обнаженное тело корчилось под их безжалостными руками. Кровь стекала по бедрам цвета слоновой кости и капала на полированный пол. Эхо разносило по залу крики жертвы. Затем, подняв лицо к потолку и небесам над ним, юноша ужасным голосом выкрикнул имя. Кинжал в руке цвета черного дерева оборвал его крик, и золотая голова упала на грудь слоновой кости.

Словно в ответ на этот отчаянный крик раздались громовые раскаты, как от колес небесной колесницы, и среди мучителей возникла фигура, будто материализовавшись из ничего, из воздуха. Фигура была человеческой, но ни один смертный человек никогда не обладал столь нечеловеческой красотой. Между ним и юношей, который безжизненно повис на своих цепях, было несомненное сходство. Но человечности, что скрадывала богоподобность юноши, не было в чертах незнакомца, застывших неподвижно и ужасных с своей красоте.

Чернокожие отпрянули от него. Глаза их сверкали бешеным огнем. Он поднял руку и заговорил, и голос его разошелся глубоким, многократным эхом в молчании зала. Словно в трансе, темнокожие воины продолжали отступать, пока не заняли места вдоль стен в равных промежутках друг от друга. Затем со сжатых губ незнакомца сорвалось чудовищное заклинание и приказ:

— Йахкулан йок тха, ксуххалла!

При звуках страшного крика черные фигуры застыли. Их члены сковала странная неподвижность, они неестественно окаменели. Незнакомец коснулся безвольного тела юноши, и цепи упали. Он поднял мертвое тело на руки. Затем обернулся, его спокойный взор скользнул по безмолвным рядам фигур черного дерева, и он указал на луну, которая заглядывала в зал сквозь оконные переплеты. И они поняли, эти напряженные, застывшие в ожидании статуи, которые были людьми…

Оливия проснулась, как от толчка, на своем ложе из веток. Она вся была в холодном поту. Сердце ее громко стучало в тишине. Она осмотрелась вокруг безумным взглядом. Конан спал, прислонившись к колонне, его голова свесилась на могучую грудь. Серебряное свечение поздней луны пробиралось сквозь дыры в потолке, бросая длинные белые полосы света на пыльный пол. Девушка смутно различала статуи — черные, полные скрытого напряжения, ожидающие. Борясь с истерикой, она увидела, как лунные лучи легко ложатся на колонны и статуи в нишах.

Что это было? Дрожь прошла по статуям, где их коснулся лунный луч. Оцепенение ужаса сковало ее, ибо там, где должна была быть неподвижность смерти, возникло движение: медленное шевеление, странные судороги черных тел, Ужасные крик сорвался с ее губ, когда она сбросила оковы, что держали ее в немой неподвижности. От ее вопля Конан прыжком вскочил на ноги с мечом в руке. Зубы его сверкали в темноте.

— Статуи! Статуи! О, Бог мой, они оживают!

Со страшным криком она прорвалась сквозь пролом в стене, разрывая своим телом лианы, и бросилась бежать — слепо, безумно, оглашая ночь дикими воплями, — пока твердая рука не схватила ее за плечо. Она визжала и барахталась в обхвативших ее руках, пока знакомый голос не проник сквозь туман владевшего ею ужаса, и она не увидела перед собой озадаченное лицо Конана, освещенное лунным светом.

— Что стряслось, девочка, во имя Крома? Тебе приснился кошмарный сон?

Его голос показался ей незнакомым и далеким. С отчаянным всхлипом она обхватила руками его могучую шею и судорожно прижалась к нему, плача и не в силах отдышаться.

— Где они? Они гнались за нами?

— Никто за нами не гнался, — ответил он.

Она села, продолжая все так же прижиматься к нему, и со страхом осмотрелась вокруг. Ее слепое бегство привело их к южному краю плато. Прямо под ними начинался склон, подножие которого скрывалось в густой тени леса. Обернувшись, она увидела руины, ярко освещенные высоко поднявшейся луной.

— Ты их не видел? Статуи двигались, поднимали руки, глаза их сверкали во тьме…

— Я ничего не видел, — нахмурившись, ответил варвар. — Я спал крепче, чем обычно, потому что мне уже очень давно не приходилось спать целую ночь. И все-таки не думаю, чтобы кто-то мог войти в зал, не разбудив меня.

— Никто и не входил, — она истерически рассмеялась. — Они уже были там. О, Митра, мы устроились на ночлег посреди них! Овцы забрели спать на бойню!

— О чем ты говоришь? — требовательно спросил он. — Я проснулся от твоего крика, но прежде чем успел осмотреться, ты бросилась наружу через трещину в стене. Я побежал за тобой, чтобы с тобой ничего не случилось. Я решил, что тебе приснился скверный сон.

— Так оно и было! — девушка вздрогнула. — Но реальность оказалась куда страшнее сна. Слушай!

И она рассказала все, что она видела во сне и, как ей казалось, наяву.

Конан слушал очень внимательно. Естественный скептицизм просвещенного человека был ему незнаком. В его мифологии встречались вампиры, гоблины и чернокнижники. Когда она договорила, он некоторое время сидел молча, в задумчивости поигрывая мечом.

— Юноша, которого они пытали, был похож на высокого мужчину, который появился потом? — спросил он наконец.

— Как сын на отца, — ответила она, и нерешительно добавила: — Если можно вообразить плод союза божества со смертным человеком, то это и будет тот юноша. Наши легенды говорят, что в древние времена смертные женщины иногда рождали детей от богов.

— От каких богов? — пробормотал он.

— Эти боги давно забыты, никто не знает их имен. Кто может знать? Они вернулись в спокойные воды озер, в тихие холмы, на берега, что лежат за звездами. Боги столь же непостоянны, как и люди.

— Но если эти статуи — люди, обращенные в железо богом или дьяволом, как могут они оживать?

— Это колдовство луны, — девушка снова задрожала. — ОН указал на луну. Пока на них падает лунный свет, они живут. По-моему, так.

— Но нас никто не преследовал, — пробормотал Конан, бросив взгляд на освещенные луной развалины. — Тебе могло присниться, что они движутся. Я думаю пойти и проверить.

— Нет, нет! — вскричала она, отчаянно схватившись за него. — Быть может, заклинание удерживает их внутри зала. Не возвращайся! Они разорвут тебя на части. О, Конан, давай спустимся в лодку и покинем этот ужасный остров! Гирканский корабль уже наверняка миновал его. Бежим отсюда!

Ее мольбы были столь горячи, что подействовали на Конана. Его любопытство по отношению к статуям уравновешивалось его же суевериями. Он не боялся врагов из плоти и крови, каково бы ни было их превосходство, но намек на сверхъестественность тотчас вызывал к жизни смутные и чудовищные инстинкты страха — наследство варвара.