Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как же, — согласился проснувшийся Марк Аврелий. — Только так!
— По бабам, что ли, пойдем? — проснулся и сенатор Гай Юлий Кесарь.
— Уже и девки расшеперились в томительном ожидании, — объявила Даздраперма.
А я все сидел и не знал, что делать, только головой крутил. Ученые все-таки выдавили друг друга из зала. Гости из президиума тоже удалились. Даже ненавистный мне Аристокл куда-то исчез. Остались лишь мы с Сократом, да славный Агатий с многоумным Межеумовичем.
Но вот и хронофил засобирался, не приглашая, между прочим, диалектика с собой.
— А я? — нервно спросил материалист.
— А ты продолжай дружбу с Сократом. Что тебе еще остается?
— Я же ведь стараюсь!
— Ну, постарайся еще немножечко. А к ночи, глядишь, и я к Сократу в гости загляну.
Обобщающая троица образовалась, правда, как всегда без денег.
— Пошли к тебе, Сократ, — сказал я. — Ведь и Протагор в гости обещал зайти.
— Как не пойти, — согласился Сократ.
Мы вышли на улицу, но ничего интересного на ней уже не было, киоски и урны догорали последним пламенем, ученая рать разбегалась по борделям и блудилищам.
Глава тридцать первая
Но улица, оказывается, не совсем вымерла. Из подворотни Дома Ученых вылезли рыжий Симмий и черноволосый Кебет. Они выглядели несколько оглушенными и растерянными, но все же с вощеными табличками и стилосами в руках смотрелись вполне прилично, разве что чуть-чуть не дотягивая до звания младшего научного работника.
— Все записали, — сообщил Симмий.
— Что поняли, — уточнил Кебет.
— Ну, Сократ, ты своих тайных агентов пихаешь, куда только можно! — возмутился Межеумович. — А из-за этого научный симпозиум чуть не сорвался!
— Да какие они агенты, — спокойно возразил Сократ. — Ну, послушали, записали… Учатся…
— Чему это на нашем симпозиуме они могут научиться?! — не унимался диалектик.
— А вот это загадка, — ответил Сократ. — Тайна.
— То-то же, — несколько поостыл материалист. — А то — научились они чему-то! Суеверие это!
Тут все заметили прогуливающегося невдалеке Протагора. Межеумович же, как увидел, что возле софиста нет ни одного ученика, так сразу весь изошел радостью. Видать, материализм побеждал полностью и навсегда, а заодно уж и — окончательно и бесповоротно!
— Что-то, Протагор, я тебя среди участников научного симпозиума и не приметил, — важничая, сказал Межеумович.
— И не мог, — согласился Протагор. — Я ведь в физике не силен. Что мне там было делать?
— Да и ни в чем ты не силен, Протагор, супротив диалектического материализма! — Окончательно раздавил софиста Межеумович. — Не восприняв от Пифагора, Парменида и прочих идеалистов философию, преисполненную мифов, призраков и суеверия, диалектический материализм как бы вывел ее из состояния вакхического опьянения и обратил на искание истины посредством трезвого рассуждения.
— Выпить, что ли, захотел? — спросил Сократ диалектика.
— А хотя бы и так! — заявил Межеумович. — Ты мне, Сократ, не запретишь выпить и даже напиться в стельку!
— Да помилуй, дорогой мой, — сказал Сократ. — Я и не думал запрещать тебе напиваться.
— А почему тогда не зовешь в гости, не наливаешь, не подаешь?!
— По причине отсутствия наличия, — пояснил Сократ.
— Что это еще за идеалистическая причина такая! Пошли, да побыстрее! Как бы не опоздать!
Сократ сделал несколько шагов вдоль трамвайных путей. Все остальные без раздумий двинулись за ним. Денег на трамвай ни у кого не было, кроме, разве что, Протагора. Но тот до презренного вида транспорта никогда не опускался, а такси как сквозь землю провалились. Да и не влезли бы мы все в одно такси. Мне-то уж в любом случае пришлось бы идти пешком.
Так, в многозначительном молчании, дошли мы до Перепутья, хотя Симмий с Кебетом успевали водить стилосами по вощеным дощечкам. Впрочем, может быть, они названия улиц записывали или свои обманчивые ощущения. Межеумович иногда, вроде бы, невзначай подталкивал Протагора прямо на рельсы, но тот всякий раз отскакивал, да и самих трамваев в пределах прямой видимости не наблюдалось. Видать, мало было Межеумовичу морального унижения противника и он хотел уничтожить его, вдобавок, еще и физически, то есть материально. А может, и шутил просто.
И тут Сократ вдруг встал как вкопанный. Дальше можно было идти или по Коммунистическому проспекту, прямому как стрела, асфальтированному, впрочем, ближе к месту жизнеобитания Сократа все равно превращавшемуся в труднопроходимое бездорожье, либо по улице Коробовщиков, труднопроходимую на всем своем протяжении.
— Ты что, Сократ? — спросил Межеумович.
Сократ некоторое время оставался погруженным в себя с головой, а затем свернул и пошел по улице Коробовщиков.
— Сократ! — крикнул диалектик. — Твои-то неизносимые подошвы все выдержат, а у меня на подошве ботинка итак уже дырка. Пошли путем Коммунизма!
Сократ остановился и сказал:
— Мой даймоний велит мне идти по улице Коробовщиков. И я вас всех призываю следовать этим путем.
— Какой даймоний, когда разношенные ботинки жмут! — вскричал Межеумович. — Опять суеверие! Да ты просто не хочешь, чтобы я шел к тебе в гости.
Все сгрудились возле молчавшего Сократа. Тогда Протагор сказал:
— Хорошо, но как же мы, дорогой мой Межеумович, оценим даймоний Сократа — как ложную выдумку или иначе? Среди преданий о Пифагоре я не припомню ничего, что походило бы на мантику и суеверие. Без преувеличения, подобно тому как Гомер представил Афину соприсущей во всяком труде Одиссею, так даймоний Сократа являет ему некий руководящий жизненный образ, подающий ему совет. Ведь в делах неясных и недоступных человеческому разумению даймоний часто вступает в собеседование с Сократом, сообщая божественное участие его намерениям.
— О, недобитки идеализма! — озлился Межеумович. — Что тут недоступно человеческому разумению? Что по асфальту идти легче, чем по ямам, рытвинам и колдобинам?
Сократ молчал, словно сказал все, что хотел, и слов у него не осталось даже на развод.
— А как ты думаешь, Кебет, — спросил Симмий (к выдающимся философам он, ясное дело, опасался обращаться), — имеет ли даймоний Сократа какую-то свою особую силу или же это просто частица тех общих необходимых условий, которые, определяя жизненный опыт человека, сообщают ему в неясных и не поддающихся разумному учету случаях толчок, направляя его поведение в ту или иную сторону?
— А что, если, — ответил Кебет Симмию, — подобно тому как малый груз сам по себе не отклоняет коромысло весов, но, добавленный к одному из уравновешивающих грузов, уводит вес в свою сторону, так некий знак, хотя бы и ничтожный, может повлечь за собой решение, касающееся важных действий.
— Правильно, — подхватил Симмий. — Когда встречаются два противоборствующих соображения, то, присоединившись к одному из них, такой знак разрешает безысходность, устранив равновесие, а отсюда возникает движение и сила.
Здорово получалось у этих двух учеников. Наверное, сами с собой они беспрерывно занимались философскими разговорами, вот и поднаторели.
— Проблема Буриданова осла, — сказал Протагор.
Начинающие философы тут же пристали к нему с просьбами рассказать про странного осла, имеющего даже прозвище.
— Ну, — начал Протагор, — находился осел между двумя охапками соломы, на одинаковом от них расстоянии, и все никак не мог решить, к какой охапке подойти.
— Ну, и…! — разом выдохнули Кебет и Симмий.
— Ну и помер с голоду, — закончил свой короткий рассказ софист Протагор.
— Сами вы ослы, — сказал Межеумович, которому надоело слушать всякий вздор. — Даймоний Сократа — это не что иное, как чихание, свое ли собственное или чужое. При этом, как я заметил, продолжительное время общаясь с Сократом, если кто-либо другой чихнул справа, или сзади, или спереди, то это побуждает Сократа к действию, если же слева, то заставляет воздерживаться. Собственное же чихание Сократа утверждает его в намерении совершить намеченное действие, но удерживает от завершения того, что уже было начато. Странным мне кажется, однако, если он, в действительности исходя из чихания, не угостит нас самогоном. Было бы нелепой суетностью из-за какого-то внешнего шума — чихания — отказаться от заранее обдуманного действия. И это совершенно противоречило бы образу человека, которого мы все считаем поистине великим и выдающимся среди людей своей угостительной способностью.
- Безвременье - Виктор Колупаев - Социально-психологическая
- Иллюзия - Хью Хауи - Социально-психологическая
- Дотянуться до секвой - Арсений Боков - Путешествия и география / Русская классическая проза / Социально-психологическая