Небольшая шхуна отделилась от группы кораблей и устремилась к причалам порта. Стремительный кораблик на всех парусах быстро приближалось к берегу, как неожиданно с причала навстречу судёнышку устремилась цепочка огненных шаров. Расстояние было довольно большим и звуки до меня не доходили.
За несколько минут всё было кончено. Вспыхнули паруса и такелаж, потом огонь охватил корпус, в воду стали прыгать пылающие фигурки членов экипажа. Бред какой-то… Это же мирное торговое или рыбацкое, чёрт их разберёт, судно?!
Задумавшись, чуть не налетел на маленькую девочку, неожиданно выскочившую передо мной на дорогу. В простом сарафане, когда-то ярко-синего цвета, со спутанными волосами и красными от слёз глазами, босая и грязная.
– Дяденька, дяденька, помогите!
В первый момент я отшатнулся. Рефлекс игрока. Классическая ловушка для нуба, когда NPC в виде вот такой девчушки заманивает на гибель или в какой-нибудь зубодробительный квест… Тьфу ты! Придурок! Да что со мной такое? Ребёнок просит помощи! А бессмертный Эскул наложил в штаны…
– Что случилось? Ты ранена? Что вообще происходит?
– Дедушка… умирает…пить просит, а я до колодца дойти боюсь. Он через три дома…а там эти, солдаты…
– Они что обижали тебя? Это враги? Война что ли?
– Нет не война… они пришли два дня назад, стража городская в балахонах…заходить не стали, расспрашивали про дедушку, особенно отец-инквизитор. Запрещали близко подходить к ним…потом увели всю скотину со двора и продукты…забрали, а мне велели никуда не ходить и сидеть с дедушкой…
– Так ты голодная? – спохватился я, роясь в инвентаре. Слава Рандому и моей предусмотрительности! Кое-что у Янитора со стола припрятал. Я достал сыр, краюху хлеба, пару луковиц. Вытащил и флягу с водой.
Девчушка вцепилась зубами в хлеб и, поблескивая глазами, начала набивать рот. Я отдал ей все продукты.
– Веди к дедушке, – девчонка, не отпуская подол, куда ссыпала еду, развернулась и засеменила с дороги в сторону покосившегося деревянного домишки. Ещё на подходе я заметил, что нехитрое хозяйство поддерживалось в должном порядке. Во дворе сушились сети, на козлах кверху днищем располагалась просмоленная лодка.
– Сюда, дяденька! – малышка стояла в проёме дверного прохода, придерживая цветную занавеску. Едва шагнув за порог, я чуть не наступил на жирную рыжую крысу, шмыгнувшую из дома. Чёрт! Ненавижу этих тварей… В доме в ноздри ударил густой сладковатый запах разложения.
В полутьме, на лавке у стены, накрытый рогожкой лежал старик. Сначала, мне показалось, что он уже мёртв.
Я отдёрнул с окна тряпицу, служившую занавеской для того, чтобы лучше рассмотреть лежащего человека. Сердце моё рвалось в Варрагон, но разум и интуиция просто кричали, что для начала следует получить ответы на некоторые вопросы.
Дед лежал на спине. Дыхание его едва угадывалось по колебаниям волосков на седых усах. Ноздри были сжаты и нос, заостряясь в конце, выглядел тонким, закрытые глаза глубоко западали. Как, впрочем, и виски. Холодные и твёрдые на ощупь, губы вдруг раскрылись, и из разинутого рта послышался то ли вздох, то ли скрип иссушённого горла. Старик на несколько секунд сморщил истончённую желтоватую кожу на лбу, оскалил зубы, затем вновь, обессилив, потерял сознание.
Девчушка поднесла к его губам край фляжки, я попытался помочь, немного придержав за шею и голову. Струйка воды пролилась на грудь, лишь слегка смочив губы. Глотать старик уже не мог.
– И давно он такой? – я взял старика за запястье.
– Вечером в воскресенье после ярмарки вернулся, лёг спать, а утром уже не встал. Сначала в горячке сутки метался, потом затих… а ещё через день эти пришли…я рассказывала…
– Ладно, малышка, сядь, поешь спокойно, – девочка села в углу, откуда вскоре послышалась возня и чавканье. Я же решил заняться осмотром всерьёз. Ясно было что старик болен и в шаге от смерти. И применение Магии Жизни в любой момент спасёт его. Но… После магического исцеления исчезнут все важные признаки. Я просто уверен, что старик не единственный пострадавший. Иначе, чего бы это зашевелилась городская стража и Инквизиция?
Я решительно сдёрнул рогожку, под которой была ещё ветхая пожелтевшая простыня. Старик не реагировал. Бледная розоватая кожа с просвечивающими венами, жилистые кисти рук и стопы, худое измождённое тело. На открытых участках не было ничего особенного. Я тронул грудь – кожа была горячей и влажной. Странно, а лицо холодное и сухое. Вон как губы потрескались. Лихорадило беднягу. Ладно, чего миндальничать.
Я стянул со старика исподнее, подтянул рубаху подмышки, чтобы глянуть живот… Твою мать! Я в ужасе отшатнулся от лежащего старика. В паху и подмышками кожа была иссиня-красного оттенка и натянута, как барабан. Под кожей бугрились лимфоузлы величиной со сливу. Справа в паху над одним из них кожа разошлась язвой, из которой сочился гной, пропитавший простыню. Сладковатый запах усилился. Вон оно что! Не надо быть искушённым во врачебном искусстве…
А вот и она! На правом бедре темнел след от старого, запёкшегося коркой укуса. Судя по размеру, мелкого грызуна или змеи… Нет, точно грызун. Передние резцы чётко отпечатались, хоть цвет и стал практически чёрным…
– Как звать тебя, девочка? – повернулся я к жующей малышке.
– Дарейя, – откликнулась она из угла.
– Так сколько, ты говоришь, дней дед лежит?
– Пять, – для верности девочка показала мне замызганную пятерню.
А у тебя ничего не болит, голова, горло? Лихорадки нет?
– Неа…
Странно, она пять суток в контакте… Рандом миловал? Или природный иммунитет? Опять вопросы, но, похоже, становится, какой огромный полярный лис подобрался к Варрагону.
Я повернулся к больному старику. Пришлось трижды скастовать Среднее Исцеление, прежде чем дед пришёл в себя.
Он дрожащими руками опёрся о края лавки и неловко сел.
– Дарейя… – слабый, но уже не сипящий голос, вызвал на настороженном лице девочки тень улыбки. Она бросилась к деду, судорожно вцепившись в его рубаху и уткнулась ему подмышку.
– Много в округе больных? – я встал, собираясь уходить. Дед поднял на меня слезящиеся глаза, веки его расширились.
– Целитель?! О, благодарю тебя, благословение Одного… спасибо, мастер…эээ…
– Холиен, мастер Холиен. Так есть ещё больные, дедушка?
– Не знаю, мастер Холиен. Я только с рыбалки вернулся, так и заболел сразу. Эх, дурака на ярмарку понесло. Рыбу продать, пока свежая… Не помню, хоть режь…
– Внучку благодарите, если бы не она… Это вас кто, крыса укусила? – указал я ему на бедро.
– Да, проклятая, не как не выведу их. Повадились у меня в лодочном сарае, гнездо свили, проклятые…
Я выгреб из инвентаря жменю золотых и высыпал на стол.
– Берите деньги и бегите подальше отсюда. А лучше, подальше от Варрагона. Вещей с собой не берите. Одежду, в которой лежали, снимите и бросьте тут, а лучше сожгите…
– Как же так-то?! А хозяйство?.. – растерянно развёл руками дед. И тут меня удивила Дарейя:
– Так надо, деда, верь целителю. Он дело говорит. Смерть кругом… Посиди пока, я мастера Холиена провожу.
Мы вышли во двор. Я всё ещё был введён в замешательство и озадачен взрослым поведением ещё недавно казавшейся мне маленькой девочки. Почувствовал, как меня дёргают за рукав кольчуги.
– Я слышала про вас, мастер Холиен. Спасибо за дедушку и…не ходите в город, пожалуйста…
– Странная ты, Дарейя… – я пристально вгляделся в голубые, как небо над Варрагоном, глаза девчушки, – и на деда совсем не похожа.
– Не дед он мне. Приёмная я. Хоббитка. Мамка утонула, а деда меня спас. С тех пор и живу. Не ходите, мастер Холиен в город, – Дарейя смешно нахмурила брови.
– Да что ты заладила, не ходи, не ходи! Надо мне туда, очень, друзья там у меня, дело… – я замолчал, заметив, что хоббитка зашмыгала носом:
– Дядя Холиен, у деда буббонка была, ей только хумансы болеют…
– Буббонка, говоришь…только хумансы… Понятно, значит стража и инквизиция…