— Значит вы перестали её лечить? — вскипел Александр.
— О, нет, — улыбнулся доктор Гудрон. — Не перестали. Однако я психиатр, мсье, и привык рассуждать логически. Вдобавок я реалист. Я не верю, что она восстановится. Тридцать три года — слишком уж долгий срок.
— Насколько мне известно, к ней много раз приезжал один господин, — медленно произнес Александр. — Грек, по-моему. Это верно?
— Да, — кивнул доктор Гудрон. — Он здесь много раз бывал. Он настолько хорошо разбирался в её проблемах, что я не отказывал ему в посещениях. Одно время мне даже казалось, что он сумеет ей помочь.
«Значит Караманлис не соврал, — подумал Александр. — Хотя бы в этом».
А вслух сказал:
— А кто-нибудь ещё её посещал?
— Только муж. Он очень тщательно следил, чтобы никто не узнал, где она находится и — в каком состоянии. Мсье Райан очень любил свою жену — никаких сомнений в этом у меня не было. Именно поэтому он предпочел поместить её сюда, а не оставлять в Штатах, где репортеры измывались бы над ней на все лады. — Доктор Гудрон с задумчивым видом помолчал, потом продолжил: — Как ему ни было сложно, он приезжал сюда каждый месяц, точный, как часы, причем всякий раз привозил дорогие подарки. Оставался на несколько дней, а потом лишь с великим трудом заставлял себя её покинуть. Мсье Райану приходилось жить, страдая сразу от двух величайших потерь — жены и сына. И тем не менее, даже став законченным алкоголиком, он продолжал приезжать сюда каждый месяц. Вплоть до самой смерти в 1980 году.
Александр кивнул.
— Я слышал, Том Райан погиб в автомобильной катастрофе, — заметил он.
— Да, — ответил доктор Гудрон.
Внимательно посмотрев на него, Александр сказал:
— Я хотел бы взглянуть на мадам Райан.
Доктор пожал плечами.
— Пожалуйста, но только должен вас предупредить — она, возможно, даже не заметит вашего присутствия.
— Не важно, — махнул рукой Александр. — Главное для меня — что я её увижу.
Переступая порог комнаты Элизабет Райан, Александр даже не представлял, какая волна чувств захлестнет его при виде матери. Никогда в жизни он не видел более прекрасной женщины. Он знал, что ей уже почти шестьдесят, однако любой мужчина с легкостью дал бы ей тридцать пять. Как будто время для неё остановило свой бег. Молодое лицо с тонкими чертами до сих пор не было тронуто морщинами; длинные темные, тщательно ухоженные волосы матово сияли. Только глаза, черные и бездонные, как и у самого Александра, казались тусклыми и совершенно безжизненными.
— Мадам, как вы себя чувствуете? — спросил доктор Гудрон столь естественным тоном, словно пациентка его слышала. — Вы сегодня выглядите даже прекраснее, чем всегда. Кажется, у вас новое платье? — Он повернулся к Александру. — Наши медсестры ездят в город за обновками для пациенток. Иногда приезжает парикмахер и делает женщинам прически. По-моему, им это нравится.
По приглашению доктора, Александр уселся на стул.
— Скажите, доктор Гудрон, она понимает, что вы с ней разговариваете? Она вас слышит?
Доктор пожал плечами.
— Трудно сказать. Я предпочитаю думать, что да. — Он снова обратился к безмолвной, неподвижно сидящей женщине. — Сегодня, мадам, у меня для вас сюрприз. К вам приехал посетитель. — Доктор Гудрон снова посмотрел на Александра. — После смерти мужа к ней никто больше не приезжал, — пояснил он. — По-моему, ей этого не хватает.
Александр уже не слушал его; он неотрывно смотрел на сидящую женщину.
— Элизабет, это мсье Киракис, — обратился к ней доктор Гудрон. Но женщина даже глазом не моргнула. — Мсье, могу я представить вам мадам Элизабет Райан?
Александр протянул руку, взял женщину за запястье и, низко нагнувшись, поцеловал ей руку. — Рад познакомиться, мадам Райан, — сказал он дрогнувшим голосом.
Но Элизабет Райан не ответила. Она продолжала сидеть с безучастным видом, неотрывно уставившись на какую-то отдаленную точку.
Александр перевел взгляд на доктора Гудрона.
— Скажите, доктор, она всегда такая?
Психиатр кивнул, глаза его были полны печали.
— Увы, да, — сказал он. — Очень грустно, конечно. Грустно и безнадежно.
Александр серьезно посмотрел ему в глаза.
— По собственному опыту знаю, доктор, надежда всегда есть. Она, как известно, умирает последней.
— Между бизнесом и медициной разница колоссальная, мсье Киракис, — вздохнул доктор. — Мы питаем надежды лишь до определенного предела. Пациенты умирают или мы теряем их — как в случае мадам Райан. Трудно всегда надеяться на чудо. Бог, к сожалению, — довольно занятая личность.
— И все же в её случае мы не должны терять надежду, — упрямо возразил Александр.
Доктору Гудрону понравилось, как этот молодой человек произнес «мы», однако он прекрасно понимал, что тот ожидал невозможного.
— Я уже сказал вам…
— А теперь я скажу вам, доктор, — перебил его Александр. — Отныне всю ответственность за неё несу я. Кроме меня, у неё никого больше нет. Я уже сказал вашему управляющему, чтобы он не считался с расходами, однако хочу, чтобы мои деньги обеспечивали ей не просто комфортное существование. Я хочу, чтобы её лечили!
Доктор негодующе замахал руками.
— Я делаю все, что в моих силах, мсье! И говорю вам как специалист — лучше ей не станет. До самого своего последнего дня она не выйдет их этого состояния.
Александр внимательно посмотрел на Элизабет, затем перевел взгляд на доктора Гудрона и сказал:
— Это мы ещё увидим, доктор.
— Это было на редкость странное ощущение, — признался
Александр Мередит. — Мне вдруг показалось, что я её узнаю. Как будто знал её всю жизнь.
Мередит казалась заметно обеспокоенной.
— Я уже начинаю жалеть, что мы приехали в Лозанну, — сказала она.
— Нет, — покачал головой Александр. — Я должен был сюда приехать. — Он начал расстегивать рубашку. — И я очень рад, что повидал её. Надо мной висит ещё слишком много вопросов, на которые я не получил ответа. — Сняв рубашку, он перебросил её через спинку стула.
— И что, увидев её, ты получил ответ хотя бы на один из них? — с сомнением спросила Мередит.
Александр снял брюки.
— В какой-то мере — да. Доктор Гудрон старался как только мог. — Он на мгновение приумолк. — Я пытался представить, каково ей пришлось, что она вынесла, но… безуспешно — он беспомощно пожал плечами.
— А что ты рассчитывал узнать? — спросила Мередит.
Александр снова пожал плечами.
— Сам толком не пойму. Должно быть, в глубине души я просто чувствую, что эта женщина знает про меня гораздо больше, чем я сам. И уж во всяком случае ей известны ответы на все мои вопросы о моем детстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});