Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– Простите мою безтактность.

Со стаканом горячего чая в руках вернулась Клара.

– Напрасно отказался, у проводницы даже лимон есть!..

– Лимон – это замечательно!.. Это сногсшибательно!.. Где это видано, где это слыхано, чтобы зимой – и даже лимон?!.. А?..

– У тебя поднялось настроение, – утвердительно, как врачебный диагноз констатировала его подруга. – Это хорошо.

– Да уж куда лучше?.. – ухмыльнулся Вениамин и медленно, с трудом, опираясь о столик, поднялся с полки.

– Ты что? – тревожно спросила Клара.

– Не могу я, дорогой товарищ, при посторонних докладывать вам обо всех возникающих в моём организме физиологических проблемах, – он поискал что-то глазами. – Как-нибудь на досуге объясню… И где моя подпиралка?..

– Вот, – она протянула ему красивую, покрытую лаком суковатую палку. Венчала её голова какого-то сказочного существа, отдалённо напоминавшая химеру с крыши собора Парижской Богоматери. Опершись на эту голову, Веня направился в сторону туалета.

Левая нога у него оказалась совершенно никудышной: при каждом шаге он подволакивал её, всем телом опираясь на голову химеры.

– Сейчас Вениамин – самый настоящий инвалид. Без палки или без меня шагу ступить не может. А посмотрели бы вы на него ещё полтора года назад!.. Порох!.. Огонь!.. – как всякая любящая женщина, Клара гордилась своим возлюбленным. Она готова была часами рассказывать о том, какой он у неё замечательный, но заметив удивлённый взгляд Богомолова, пояснила спокойно:

– Ему в лагере позвоночник перебили.

Богомолов сочувственно покачал головой и спросил.

– Несчастный случай?

– Если бы!.. Веня работал в каменном карьере, он должен был по узеньким мосткам в тачке возить камни. А вы сами видите, какой он – совсем не богатырь… И такая работа!.. Иногда товарищи старались помочь: накладывали в тачку поменьше камней. До поры до времени это сходило с рук, но в тот день на карьере дежурил страшный человек – Кузьма. Он сам про себя иногда мрачно шутил: "Я тебе покажу свою мать!.." И показал!.. Заметил, что у Венечки тачка не полная, схватил громадный камень и, когда Венька почти добрался до конца мостков, со всего размаха бросил этот самый камень в тачку… И захохотал… Там высота была метров восемь, никак не меньше… Вот с этой высоты Веня рухнул вниз… А сверху на него посыпались камни и… Сами видите, каков результат. Больше того, он на дне ямы до конца смены пролежал… Кузьма не позволял даже подходить к нему… Только поздно вечером товарищи принесли Вениамина ко мне в санчасть…

В проходе послышался стук палки и шарканье подтягиваемой ноги. Возвращался Веня, и Клара срочно переменила тему разговора:

– Вы не обиделись на меня за то, что я хотела узнать, по какой статье вы сидели? – спросила, не смущаясь, прямо в лоб.

Богомолов вновь растерялся.

– Я вам объясню, отчего так неловко получилось. Мы в пути уже… Веня, шесть или семь дней?..

– Шесть, – уточнил тот.

– Правильно. Так вот, за это время мы уже человек двадцать бывших зэков повстречали. Если не больше… И у меня сработал рефлекс: подумала, и этот тоже… Скажите честно, не обиделись?..

– Помилуйте!.. За что обижаться?..

– Не знаю, все какие-то нежные стали, на всё обижаются. Спросишь – нехорошо, не спросишь – ещё хуже. Одни гордятся, что сидели, для других это – позор. Порой, не знаешь, о чём можно говорить, о чём нельзя…

– А ты почаще помалкивай, чтобы в глазах умных людей дурой не быть, – посоветовал ей Вениамин. – Глядишь, за умную сойдёшь…

Он с трудом протиснулся в угол, поставил палку рядом к стенке и вновь уставился в окно. Клара развязала торбу, такую же серую, как и её ватник, достала новую пачку папирос.

– Ты бы лучше в тамбуре покурила, – то ли попросил, то ли приказал ей Веня. – Здесь и так дышать нечем. А?..

– Конечно, конечно… я сейчас, – и она вышла в тамбур.

– Я этой женщине жизнью обязан, – по-прежнему глядя в окно, медленно проговорил хромой старик. – Жаль, с головой у неё проблемы… Поэтому вы, действительно, зла на неё не держите. Как говорится, "на убогих не обижаются", – и заметив недоумение Алексея Ивановича, пояснил: – Нет, нет, вы не думайте, сейчас всё в порядке, всё, как говорится, "в норме"… Но бывают, знаете, такие периоды… Кричит по ночам, с постели вскакивает… людей не узнаёт. Даже близких… Меня, к примеру… Или депрессия… Бывает несколько дней может неподвижно просидеть… Знаете, сидит и плачет… Спросишь: "Что с тобой?", отвечает: "Всё в порядке…", и опять слёзы в ответ. Нервы у неё совершенно ни к чёрту!.. – Помолчав немного, добавил: – За то, что я жив до сих пор, двух людей благодарить должен… Клара насильно меня с того света вытащила… Знаете, буквально за шкирку… И ещё… Когда я совсем пацаном был, один поп всю нашу семью грудью от погромщиков заслонил…

Потом поморщился, как от сильной зубной боли, и буркнул себе под нос:

– Царство ему небесное, кажется, так у вас говорится?..

И тут Богомолов вспомнил!.. Генкин!.. Ну, конечно!.. Веня Генкин!.. Сын парикмахера Арона Бенциановича Генкина!.. Сколько раз Алёшка Богомолов в молодости стригся у него!.. А тот всякий раз, щёлкая ножницами, повторял одну и ту же фразу: "И знаете, молодой человек, и вы никогда и не будете лысым. У вас из одной луковицы три-четыре волосика растут!.. И знаете, и это такая редкость!.." А рядом с парикмахерским креслом постоянно крутился маленький вертлявый шкет – Венька!.. Да, да!.. Вот этот самый лысый хромой старик!.. Хватал со стола расчёску или ножницы, и Арон то и дело кричал своей жене, которая подметала пол или мыла испачканный мыльной пеной бритвенный прибор; "Бася!.. Угомони этого паразита, или я сделаю так, что его не будет больше на этом свете ни сегодня, ни завтра!.."

Алексей Иванович даже засмеялся от удовольствия, что вспомнил.

– Разве я и что смешное сказал? – удивился сильно постаревший "шкет".

– Ни в коем случае! – спохватился Алексей Иванович. – Всё, что вы рассказали очень грустно. А смеялся я оттого, что мы с вами, Вениамин Аронович – старые знакомые!.. Больше того – соседи. Моя фамилия – Богомолов. Алексей Богомолов… Неужели не помните?..

Сын боголюбовского парикмахера оторвал свой взгляд от окна и резко обернулся к Алексею Ивановичу… Ну, уж нет!.. Он помнил. Всё помнил!.. И никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет этого забыть…

Вернулась Клара.

– Представляешь, в тамбуре ещё с одним из "наших" познакомилась! – радостно возвестила она. – Пятьдесят восьмая Б – прим. Десятка без права переписки!.. Антисоветская агитация и пропаганда… Честное слово, я иногда теряюсь, и даже страшно становится!.. Веня, тебе не кажется, вся страна по лагерям сидела?.. То есть буквально вся – от Магадана до Печоры.

Генкин ничего не ответил. Он, не отрываясь, смотрел на Богомолова и думал о чём-то своём. Напряжённо, мучительно думал.

– А мы с вашим мужем, оказывается знакомы! – поспешил обрадовать попутчицу Алексей Иванович. – Когда-то, очень давно, совершенно в другой жизни жили бок о бок. Соседями были… Удивительно!.. Да-а, тесен мир!..

– Правда?! – Клара тоже обрадовалась, но, взглянув на суровое, напряжённое лицо своего Вени, сразу сникла и представилась строго, почти официально: – Клара Корт. Очень приятно.

– Мне тоже очень приятно, – сказал, пожимая узкую сухую ладошку, ничего не понимающий Богомолов. – Кто бы мог подумать?!.. – И, спохватившись, тоже представился: – Алексей… Алексей Иванович.

Возникла напряжённая пауза. Никто не знал, как вести себя, о чём говорить.

– Скажите, а вы и давно из Боголюбова уехали? – спросил Генкин.

– Очень давно. Вам в те поры лет шесть-семь было, не больше, – Богомолов не понимал, отчего возникло это напряжение и чем вызвана глухая неприязнь Вениамина.

– А после этого больше дома не бывали?.. А?.. – продолжал тот допрашивать его.

– Не пришлось как-то… – Алексей Иванович опять почувствовал себя страшно виноватым.

– Понятно, – медленно проговорил Генкин. – Это бывает, – и опять отвернулся к окну.

После этого никто из них не проронил больше ни слова.

На станции Узловая они расстались, даже не сказав друг другу "до свиданья".

Только старшина Стецюк прослезился, долго тряс руку Богомолова, потом крепко обнял, трижды облобызал и побежал к отходившему с соседней платформы поезду.

– Прощевай, батя! – кричал на бегу. – Щастя тебе да радости!..

6

Новый год в доме первого секретаря Краснознаменского горкома партии встретили не то, чтобы уныло, но как-то не слишком радостно. Во-первых, старая хозяйка уже третий день неважно себя чувствовала и не вставала с постели, а во-вторых, все мысли домочадцев были устремлены к третьему января. В этот знаменательный день Петру Петровичу должно было исполниться пятьдесят лет и во Дворце культуры «Нефтехимик» предстояло чествовать юбиляра со всей подобающей событию такого масштаба помпезностью. Готовились к этому празднику давно и размениваться на какой-то рядовой Новый год посчитали излишним. Единственное, о чём позаботились родители, так это о том, чтобы Матюша остался доволен. Конечно, скоро ему исполнится уже девятнадцать лет, но лишить парня новогоднего праздника было бы слишком жестоко. Двухколёсный велосипед «Турист», конструктор, электрическая железная дорога, настоящий футбольный мяч… Короче, дед-мороз не забыл ничего из того, о чём мечтал и просил его мальчишка. А пушистая ёлка до потолка, вся усеянная самыми настоящими коричневыми шишками!.. Её Савва прямо из лесу привёз!.. А конфеты, мандарины, яблоки… И даже самый настоящий ананас из горкомовского буфета!., (их выдавали строго по списку – одну штуку в одни руки.) Середину из ананаса вырезали, запихнули внутрь зажжённую свечку и поставили на тарелку. Такая красота получилась!.. От радости и восторга Матюша даже в ладоши захлопал. Ну, а взрослые с последним ударом кремлёвских курантов прокричали «Ура!», выпили по бокалу шампанского и уже в половине первого разбрелись по своим комнатам.