Блич сразу начал суетиться, облепил деда датчиками, поставил капельницу с какой-то розоватой жидкостью, сделал несколько уколов и плотно засел около его койки. А я оказался предоставлен самому себе. Ничего существенного о переговорах я рассказать не мог — наоборот, мне по дороге с восторгом сообщали о том, что верхние прислали кучу всяких нужных вещей, и это не считая довольно приличного запаса клетчатки и закваски.
Я поболтался по лазарету, пока Блич не выгнал меня вон, затем вернулся к лифту, который, как оказалось, уже ушел наверх, и в итоге отправился в свою каюту.
Но сидеть в одиночестве в четырех стенах оказалось совсем тоскливо. Я все время думал про Нора — как он там, что делает, не причинили ли ему какого-то вреда? От мыслей не отвлекали ни визор, ни попытки прибраться в каюте. В конце концов я плюнул, швырнул скомканное одеяло на койку и решил пойти перекусить.
Людей в столовой оказалось много — у стойки Тамира вытянулась очередь, что нечасто случалось в последнее время: большинство предпочитало взять свой термос и уйти в каюту. Но сегодня столовая была местом общего сбора — здесь стоял такой галдеж, что у меня зазвенело в ушах.
Однако когда я подошел к стойке, шум стих. На меня смотрели выжидательно, словно я мог что-то рассказать о происходившем наверху. Многие, судя по всему, уже знали о причине моего возвращения: я ощущал сочувствие, тревогу, жалость и, разумеется, злорадство тоже. Правда, не мог бы сказать, по какому поводу злорадствовали: то ли из-за того, что я, как и все, буду ждать внизу результатов переговоров, то ли из-за того, что деду стало плохо.
В этой абсолютной тишине я взял термос, даже не заглянув, что там внутри, развернулся и ушел. Не мог я сейчас ни с кем разговаривать, даже с Тамиром, даже со своими рейдерами — меня все сильнее грызло беспокойство.
В каюте я вытряхнул еду из термоса. Ее было много, но есть я не хотел. Поковырялся в тарелке, вяло удивляясь тому, что не чувствую вкуса. А ведь пахло на всю каюту — так, как не пахло никогда. Мясом, которого оказалось в избытке, какими-то приправами. Вот только есть эту новую еду у меня не было никакого желания.
В дверь стукнули, и почти сразу щелкнул незакрытый замок. Я поднял голову и мрачно уставился на Раду. Она переступила порог, аккуратно притворила за собой створку. В другое время я бы порадовался, что сестренка так быстро пришла в себя, но сейчас я только уткнулся носом в тарелку, нехотя перемешивая кашу.
Рада молча налила в стакан воды, достала из кармана рубашки пузырек, отсчитала двадцать капель и протянула мне.
— Блич велел тебе это выпить.
— С какой стати? — пробормотал я. — Переутомляться мне было не с чего. На лифте туда-сюда — вот и весь труд.
— Блич велел выпить, — непреклонно повторила она и сунула стакан мне в пальцы. — Ну? Мне некогда тебя ждать, Невен, не будь ребенком.
Когда Рада начинала говорить подобным тоном, спорить с ней было бесполезно. К тому же я чувствовал, что она искренне волнуется за меня. Поэтому выпил лекарство и мрачно взглянул на сестру.
— Как там дед?
— Спит, — коротко ответила она. — И ты ложись и спи. Нечего тебе психовать и бегать по каюте. Блич переживает, что у тебя тоже поднимется давление.
— Ничего у меня не поднимется, — пробурчал я, но тем не менее встал и добрел до койки. Расправил одеяло, скинул ботинки. — Ты сама-то как? Уже на работу вышла?
— Вышла, — Рада присела рядом со мной на край кровати, погладила по руке. — Работы много. Да и в каюте хуже — думаю все время, вспоминаю. А на работе думать некогда.
Голос у нее все же подрагивал, и я положил руку на ее пальцы, легко сжал.
— Знаешь, если все получится, мы построим тебе и маленькому дом. Настоящий дом, большой и красивый, как в тех фильмах по визору. У него все будет — много неба, много солнца и много еды. А мы поселимся где-нибудь рядом и станем тебе помогать.
Она кивнула, отвернулась, стараясь скрыть слезы. Потом глухо сказала:
— Наверное, я останусь с Беном, Вен. Он хороший и много для меня делает. Ничего не требует взамен — просто приходит, приносит что-то со склада. Или еду из столовой. Столик в моей комнате починил, у которого ножка подломилась. Я хотела новый у Фиалки взять, а Бен что-то сделал — и теперь ничего не шатается.
— Бен хороший, — подтвердил я заплетающимся от снотворного языком. — Ты его не прогоняй, ладно? У них же со Свеном никого нет после той аварии на фермах, когда трубу с кислотой прорвало и отца ошпарило.
— Я знаю, — Рада повернулась и улыбнулась мне сквозь слезы. — Не прогоню. Ты спи, спи.
Разбудили меня громкие голоса за дверью. Наверное, Рада плохо ее закрыла. Выдираясь из липкого лекарственного сна, я пытался понять, о чем говорят стоящие в коридоре люди. Но как раз в этот момент разговор прервался, дверь отъехала, и в комнату проскользнул Лейн.
Я даже глаза толком открыть не успел, а он уже был рядом, упал поверх одеяла, обхватив меня руками и целуя куда попало. Я с трудом спихнул его с себя, сел, потер лицо ладонями и хмуро посмотрел на бывшего любовника.
— Ты что, очумел? Кто тебя сюда звал?
Я ожидал, что Лейн надуется, но он поглядел на меня с откровенной жалостью.
— Я подумал, что тебе будет трудно одному, Вен. И пришел тебя поддержать — ты же мне не чужой, хотя и отказался от меня ради… этого.
— Шел бы ты… к Дорсету, — неприязненно ответил я, встал и сделал шаг к душевой кабинке. — С чего ты взял, будто я нуждаюсь в твоей поддержке?
— Ну верхний же тебя бросил, — с неожиданной улыбкой сказал Лейн и тоже встал. — Остался в Дансити, среди своих. Сделал свое дело здесь — и вернулся к привычной жизни. Правильно, конечно, — представляю, каково было такому… у нас.
На какое-то мгновение мне показалось, что пол ушел из-под ног. Я ухватился рукой за стенку, зажмурился, пытаясь справиться с внезапным головокружением. Нор остался наверху? Значит, главы кланов уже вернулись?
— Ты откуда знаешь? — выдавил я, чувствуя сквозь муть в голове злорадство Лейна. — Он тебе что, лично об этом рассказал?
— Нет, — вот теперь Лейн откровенно смеялся, показывая зубы. — Но все знают уже. Конечно, главы никому ничего не говорили, но их же куча народу встречала. Думаешь, пропустили бы твоего мальчишку? Да и потом — стал бы я приходить сюда, если бы он вернулся?
— Пошел вон! — рявкнул я, разворачиваясь к Лейну.
Он отскочил к двери, съежился от страха. И все равно не перестал скалиться — зло и насмешливо одновременно. А когда я, сжимая кулаки, сделал шаг вперед — выскочил за порог, показав мне из-за закрывающейся створки оттопыренный средний палец.
Силы оставили меня сразу же, едва щелкнул дактозамок на двери. Я прислонился спиной к стенке, сполз на пол, обхватил руками голову. Лейн не врал. Он для того и явился ко мне, чтобы первым сообщить сногсшибательную — в прямом смысле — новость. Ощутить в полной мере торжество, почувствовать свою победу. Что может сильнее польстить оскорбленному самолюбию, чем ошарашенный вид брошенного бывшего любовника?
Лейн не врал, но я ему не верил. Нор не мог остаться наверху добровольно, не мог. Он не притворялся влюбленным в меня — он был в меня влюблен. Он не замышлял никаких козней против кланов — он действительно был изгоем. И то, что он остался в Дансити, свидетельствовало только об одном — Нор в беде.
Я поднялся с пола, тряхнул головой, прогоняя остатки дурноты. Вымыться, одеться — и идти к Базилю. Я должен точно знать, что произошло наверху за несколько последних часов. А там уже решу, как поступить.
Мне в голову не пришло, что у Базиля есть люди. Так что я просто отодвинул с дороги парня из какого-то клана, охранявшего дверь, открыл ее и вошел.
Главы кланов — все, кроме Гренделя — сидели вокруг стола и что-то обсуждали. На щелчок замка Базиль поднял голову от бумаг и недоуменно посмотрел на меня.
— Тебе кто разрешил?..
— Я сам, — перебил я. — Я хочу знать, почему Нор не вернулся с вами.