в "монетных единицах"— по древней традиции это наименование ассоциировалось с умопомрачительными ценами. Самые худшие его опасения подтвердились, когда он посмотрел на сами цифры: чашка кофе — тридцать монет, минимальная стоимость заказа — сто! На лбу его выступила испарина — это означало крушение тщательно разработанного плана, первым пунктом которого было провести в ресторане КАК МОЖНО БОЛЬШЕ времени и показаться КАК МОЖНО БОЛЬШЕМУ числу посетителей и персонала. Оставалось одно — заказать приличный обед, зная, что он не в состоянии за него расплатиться, и не думать о последствиях, пока они не глянут ему в лицо. Решение это, хотя и нелегкое, в немалой степени было инспирировано настойчивым урчанием в желудке Писа, питавшегося последний месяц исключительно овсянкой да твердым, как подошва, вяленым мясом разнообразных монстров.
Глубоко вздохнув, Пис заказал самый дорогой обед — из семи блюд, главным из которых был аспатрианский омар, тушеный в импортном шампанском.
Он жадно поглотил три аперитива и уже приканчивал щедрую порцию супа, когда вспомнил, что главное — просидеть за обедом подольше, не ослабляя бдительности к любым неожиданностям. Замедлив скорость движения ложки до прогулочного шага, он поднял от тарелки голову, давая присутствующим возможность получше рассмотреть свое лицо. Но в этот ранний час немногочисленные посетители были слишком заняты едой и не обращали на Писа ни малейшего внимания. Он начал уже было подумывать, не лучше ли было спрятаться в городе и явиться в "Голубую лягушку" вечером?
Размышления эти были прерваны официантом, прикатившим столик, на котором стоял стеклянный аквариум. Сам аквариум помещался внутри сложного переплетения блестящих металлических стержней, образующих своеобразную клетку, и в нем мирно плавало взад и вперед некое розовое ракообразное размером примерно с мизинец.
— Ваш омар, сэр! — возгласил официант.— Скажите только, КОГДА!
С этими словами он щелкнул каким-то тумблером, и все сооружение слабо загудело.
— Постой-ка,— сказал Пис, показывая пальцем на обитателя аквариума.— Эта штука смахивает на креветку... детеныша креветки!
— Это молодой аспатрианский омар.
— Но мне-то нужен взрослый. Большой, понятно?
Официант снисходительно улыбнулся.
— Он будет такого размера, как сэр пожелает — ведь я выращиваю его прямо на ваших глазах — но советую не доводить его до глубокой старости. Вкус не тот.
Пораженный до глубины души Пис смотрел, как объем заключенного в клетке пространства начал мерцать и движения омара резко ускорились. Внезапно он заметил, что беспокойное ракообразное растет с каждой секундой, усложняя при этом и свою форму — ноги, клешни, усы и стебельки с глазами так и перли из него в количестве, ужаснувшем бы приличного земного омара.
— Ему сейчас около двух лет, сэр,— произнес официант, бросаясь на помощь вконец растерявшемуся Пису.— Кое-кому кажется, что этот возраст — период расцвета аспатрианского омара, но многие предпочитают трех-или четырехлетнего... Скажите же, КОГДА?
— Какого че...— пробормотал Пис, переводя взор на окружающую омара клетку — составляющие ее блестящие стержни встречались под какими-то непонятными углами, и при попытке вникнуть в эту чуждую геометрию голова Писа закружилась. Невероятная идея возникла в его онемевшем мозгу...
— Это...— сказал он слабым голосом,— машина времени?
— Конечно, сэр, но не беспокойтесь — ее использование входит в стоимость обеда... Разве вам не приходилось видеть их раньше?
— Вряд ли,— ответил Пис,— просто мне показалось, что стержни встречаются под какими-то странными углами. У меня закружилась готова, и...
— Прошу прощения,— озабоченно сказал официант, окинув машину времени критическим взглядом и, ухватившись за клетку обеими руками, принялся с силой выкручивать ее, пока углы и линии не выпрямились.
— На прошлой неделе на нее случайно уселся шеф-повар,— пояснил официант,— и с тех пор она стала какой-то чудной.
Интересно подумал Пис, неужели машины времени — еще одна важная область моего невежества?
— Вот уж не ожидал увидеть...
— О, эта модель — одноступенчатый интровертор — вполне легален на Аспатрии. Чрезвычайно удобно состаривать виски... Послушайте моего совета, сэр, не дайте омару умереть от старости!
Официант выключил машину времени и щипцами вытащил из аквариума исполинского теперь омара, который злобно уставился на Писа, шевеля усами и щелкая клешнями.
— И что я еще и ел ЭТО?— вскричал Пис.— Мерзкое чудовище! Убрать немедленно!
— Он будет умерщвлен, сэр, и приготовлен по вашему...
— Нет! Унесите и... дайте мне бифштекс!
Официант уронил монстра в аквариум и, беззвучно ругаясь, покатил столик в направлении кухни. Пис с толком использовал предоставленное ему дополнительное время, посвятив его изучению окружающих и дав им несколько прекрасных возможностей рассмотреть себя. Однако ни на одном лице не мелькнуло интереса, не почувствовал Пис ни единого шевеления и в своей собственной памяти, и мысль о том, что следовало дождаться вечера, превратилась в уверенность. Но никогда, если только не произойдет чуда, не войдет он больше в "Голубую лягушку".
Прибыл бифштекс, и Пис съел его медленно, выигрывая время, придираясь к каждой мелочи, горячо споря о винах и ликерах. Метрдотель быстро раскусил тактику Писа, и когда тот отверг третью разновидность зубочистки, расставил у каждого выхода из зала по официанту. Рассмотрев их Пис решил, что они все значительно крепче и мускулистее, чем требует их непосредственная обязанность. Посетители постепенно покидали ресторан, официанты же оставались на своих местах, сверля Писа взглядом. И вот настал момент, когда Пис остался один в огромном зале. Официант, прислуживавший ему последние два часа, приблизился к столику с угрюмо выжидательным видом. В руках его был антикварный бакелитовый поднос, точно в центре которого лежал счет Писа.
Официант отвесил формальный поклон.
— Это все, сэр?
— Нет!— Дав этот единственный возможный в данной ситуации ответ, Пис мобилизовал все свои умственные ирусурсы в попытке придумать подходящее продолжение.— Нет, это не все. Ни в коем случае. Как вы могли такое подумать?
Официант поднял брови.
— Что еще желает, уважаемый сэр?
— Принесите мне...— Пис в раздумье наморщил лоб.— Принесите мне... то же самое!
— Сожалею, сэр, но это невозможно.
Официант положил счет перед Писом и сложил руки на груди.
Просмотрев счет, Пис выяснил, что потратил примерно годовое жалование легионера, и внутренности его взыграли. Это чувство, будучи в высшей степени неприятным, подсказало ему, однако, путь спасения.
— Где у вас тут,— спросил он, поднимаясь,— туалет?
Официант преувеличенно тяжело вздохнул и показал на отделанную деревом дверь в противоположной стене зала. Пис гордо прошествовал в туалет и, не оборачиваясь, спиной ощутил, как напряглись официанты-переростки. С треском захлопнув за собой дверь, Пис очутился в крохотной