— Да, не ошибаетесь. Неужели вы так быстро из самого Токио или Киото?
— Напрасно иронизируете, — с достоинством ответил работник доставки «Фудзиямы». — Считайте, что вы отобедаете в дорогом и фешенебельном ресторане Японии. Качество исходного продукта и приготовления блюд что там, что здесь — один к одному.
Он начал выкладывать судки, тарелки и тарелочки, а Зоя, скромно присев на краешке кресла (действие из прихожей переместилось в гостиную), наблюдала за всем происходящим, как маленькая девочка, в гости к которой неожиданно пришел Дед Мороз.
— А это вам отдельно вкусный подарок от нашего шеф-повара, — на свет Божий было извлечено что-то квадратное, обернутое в разноцветную целлофанку и перевязанное, как и положено, красной ленточкой с пышным бантиком.
— Сколько, э-э-э… — замялся я.
— Вы не поняли, — с удовольствием, как человек, которому приятно сообщить хорошую новость, сказал посыльный «Фудзиямы». — Это подарок, презент!
— С какой стати? — опешил я. — Знаете ли, милейший, наше время приучило меня опасаться всяких презентов.
— Просто ваш заказ далеко превышает, — «фудзи-ямщик» (именно так мне захотелось его величать) покосился на Зою и весьма деликатно разъяснил: — энную, скажем так, сумму денег, поэтому наш ресторан оказывает вам знак внимания.
Я ёрнически, в мыслях, конечно, пожалел, что не живу где-нибудь на Печерских холмах или в районе Владимирской горки — тогда бы доставка, с учетом моей суммы, была бесплатной. Вслух же, расплачиваясь с «человечком» из «Фудзиямы» и наделяя его щедрыми чаевыми, громко заявил:
— Дружище, если моей гостье, а она гурманка, каких свет не видел, понравится ваша кухня, считайте, что я ваш постоянный клиент.
— Надеюсь, что так и произойдет, — очень мило откланялся «фудзи-ямщик».
Когда за ним захлопнулась дверь, Зоя посмотрела на меня с явно поддельным испугом:
— Эд, ты звезда эстрады? Олигарх? Бандит? Владелец подпольного конвертационного центра?
— Увы, — развел я руками. — Всего-навсего простой украинский миротворец. Ну, может, еще богатый наследник.
— Любишь ты, Эд, размах, — не то с укоризной, не то с восторгом сказала Зоя, когда я торжественно поставил на стол две бутылки белого вина.
— Вынужден лезть из штанов — не каждый ведь день у меня в гостях человек из «Пиров Лукулла», — оправдался я.
— То есть, уже сам мой статус обязывает?
— А как же! В «Пирах Лукулла», полагаю, сплошь и рядом эстеты от кулинарии!
Зоя с явным любопытством поснимала со всех этих судков и судочков крышки, изучила глазами их содержимое, наконец, спросила:
— Интересно, а ты хоть знаешь, как называются эти самурайские блюда?
— Откуда? Я ведь не нес службу в Японии в качестве миротворца.
— Как же ты их заказывал? Наугад?
— Хочешь разгадать эту детективную загадку? Изволь, — я протянул ей красочно оформленный рекламный буклет ресторана японской кухни «Фудзияма».
— С тобой, Эд, не соскучишься, — Зоя рассмеялась так неудержимо, софилореновские ее губы так мило растянулись, что я не удержался и прервал этот смех долгим поцелуем. Честное слово, эта девчонка нравилась мне все больше.
Когда пригубили вино, я заглянул в буклет, сверяя блюдо в натуре с его рекламным фото, а также знакомя себя и Зою с его, весьма экзотическими, ингредиентами:
— Итак, салат «Фудзияма», фирменный, стало быть, салат, — громко, как герольд, возгласил я и после короткой паузы проинформировал: — Огурец, кальмар вареный, мидии, коктейльная креветка, креветка тигровая, гребешок, майонез, соевый соус.
Блаженство, испытанное от салата, исторгло из меня несколько простенькую, но весьма подходящую случаю фразу:
— Япона мать, офигенно вкусно! Еще немножко, и я, пожалуй, изменю «Лукуллу», избрав в подружки прелестную «Фудзи».
— А не перейдешь ли ты после этого романа на пирожки с горохом от бабушки на базаре? — очень мило подковырнула Зоя.
— Подобный исход не исключен, — согласился я, вспомнив, что за сие угощение пришлось выложить около семисот гривен. — Но, Зоечка, сколько той жизни? Скажи честно, когда еще мы с тобой попробуем этот, секундочку… — я в очередной раз заглянул в свой красочный «талмудик», — …этот крем-суп, который, между прочим, называется «Ширинабе рыбный», а приготовлен он из мирина — никогда не слышал, что это такое, хандаши — тоже не слыхал, ну, кунжута — последний нам знаком, им посыпают булки, а еще кунжутное масло есть, верно?
Ерничал я, в общем, напропалую, пробуя, как на вкус, эти странные и заманчивые японские слова типа «икура», «массаго», «тамаго», но когда настал черед отведать главное блюдо — сашими «нигири» с его дважды лососем, обычным и копченым, тунцом, морским окунем, палтусом, кальмаром, каким-то неведомым мне «желтым хвостом», креветкой тигровой, моллюском, гребешком, икрой красной (вполне знакомой) и икрой летучей рыбы — клянусь, что никогда не то что не пробовал, а даже не подозревал о ее существовании, я, застыв с вилкой у рта от неземного наслаждения, материальная цена которого всего лишь тридцать пять долларов за порцию, вдруг возопил:
— Тосики Кайфу!
— Что-то? — как на сумасшедшего, посмотрела на меня Зоя.
— Тосики Кайфу! Был такой премьер-министр Японии, если не ошибаюсь, где-то в восьмидесятые годы. Кажется, он на чем-то погорел. А может, и нет. Но дело в другом. В твоем пристрастии к рыбе. Знаешь, столько Кайфу, без всякого там Тосики, я от еды еще не ловил!..
После столь деликатесного ужина мы занялись не менее деликатесной любовью, и только-только занялись, как на дворе хлынул дождь, громко стуча в окно, звонко и ритмично барабаня по цинку балконного козырька.
— А знаешь, я люблю, когда э т о и… дождь, — застенчиво призналась Зоя, а я, впервые схватывая глазом все ее маленькое ладное тело, чьи удивительные пропорции вызывающе, как бы нарочито подчеркивала одна-единственная несоразмерность — безупречно круглая тяжесть несколько великоватых, как для ее стана, грудей, сказал:
— А я люблю, когда это — не в машине.
— Ты не прав, там было по-своему хорошо. Пикантно, необыкновенно, чуточку тревожно. С изюминкой, очень похожей на ту, спрятанную в булке, где ей тесно, но хорошо. Сейчас нам свободно и… И тоже хорошо.
Надо ли говорить, как мы изголодались друг по дружке? Но ласки, на которые оба не скупились и которых, тем более, не стыдились, были намеренно растянуты, эта девочка и я были как леденец и карамелька, обрабатываемые со всех сторон языком и губами и тающие долго-долго. Не знаю, как Зоя, а я ловил несомненный драйв оттого, что она — маленькая, а я — большой. Когда занимаешься сексом, в этом контрасте есть что-то странно притягательное.
Наступила очередная, не помню уж какая по счету передышка, и я ни с того ни с сего вдруг рассказал Зое о том, что произошло сегодня. Опять не понял, то ли потребность возникла такая, то ли на меня так странно действует Зоя — перед ней почему-то хочется открыть душу, выложить без утайки все-все.
— Эд, а…ты чувствуешь себя в безопасности? — привстав на локте и склонив надо мной милое свое личико, внезапно спросила Зоя.
— В общем-то, да. А что, интересно, может мне угрожать?
— Ну, мало ли что… Блынский ведь не сам по себе, он наверняка повязан с другими темными личностями. Думаешь, они не узнают, что ты вел двойную игру?
— Зоечка, тебе, наверное, страшно, да? И на кой черт, думаешь, я с ним связалась?
— Нет, Эд, с тобой мне ничего не страшно, — вздохнула Зоя, с кошачьей гибкостью откинулась назад и мгновением спустя стала похожа на амазонку, скачущую по степи на горячем скакуне…
Глава IX
Когда Вальдшнепов сообщил мне, что Блынский арестован, я заметил в ответ, что Морис Вениаминович с легкостью необыкновенной открестится от знакомства со мной — сам факт его способна подтвердить лишь Анжела Душкова, что весьма сомнительно — вряд ли это в ее интересах. Кто еще видел нас вместе? Ну, официанты в ресторанчике на Подоле, которым мы практически ничем не запомнились ни купеческим загулом, ни юными девицами из эскорта.