Читать интересную книгу Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Ну а затем произошло то, что, наверное, рано или поздно должно было произойти. «Чтобы скрыть нашу платформу, — объяснил все произошедшее позже Зиновьев, — Сталину ничего не оставалось, как «перекрыть» политику «уголовщиной». 13 сентября был разгромлен центр перепечатки троцкистских материалов и обнаружена подпольная типография. Были изъяты две пишущие машинки, стеклограф и ротатор, которые принадлежали Преображенскому, Серебрякову и Шарову.

Еще через несколько дней были арестованы некие Щербаков и Тверской, которые обсуждали с бывшим белогвардейцем план военного переворота и намеревались приобрести типографское оборудование. По странному стечению обстоятельств белогвардеец оказался агентом ГПУ, и... машина завертелась. Белогвардейщину связали с оппозицией, что после нескольких террористических актов в июне прозвучало особенно зловеще.

Кто были эти террористы? Да те самые борцы с Советами из знаменитого «Треста», которые, осознав, что все это время работали на ГПУ, занялись террором. Однако никаких прямых улик не было, и Сталин ограничился лишь тем, что весьма осторожно перевел некоторых особо сочувствовавших Троцкому военных в далекие от Москвы гарнизоны.

Тем не менее Троцкий поспешил вернуться из отпуска, который проводил в Нальчике, и выслушал речь Сталина на объединенном заседании президиума исполкома Коминтерна. На этот раз Сталин поставил вопрос ребром: «Либо с Коминтерном и ВКП, и тогда — война... против всех всяких ренегатов. Либо против ВКП и Коминтерна, и тогда — скатертью дорога... ко всяким ренегатам и перерожденцам, ко всяким Щербаковым и прочей дряни».

Заверил он Троцкого и в том, что после того как оппозиция нарушила данное ею обещание о ликвидации своей фракции в специальном «заявлении» от 8 августа, «для мягкости не остается уже никакого места». Общий же вывод был такой: «Товарищ Троцкий не понимает нашей партии. У него нет правильного представления о нашей партии. Он смотрит на нашу партию так же, как дворянин на чернь или как бюрократ на подчиненных».

Да, наверное, это не очень хорошо, когда на партию смотрят как на чернь, но куда хуже, когда на нее смотрят как на сборище предателей и агентов гестапо и уничтожают по самому малейшему обвинению... После недолгой дискуссии в исполкоме Троцкий был исключен из его состава. А в своем выступлении 26 октября Молотов еще более усилил давление на Льва Давидовича и прямо заявил, что «заострение борьбы на личных нападках... может служить прямым подогреванием преступных террористических настроений против лидеров партии».

Это заявление вызвало саркастические насмешки оппозиционеров, и один из ее лидеров пророчески заметил: «Зная, с кем мы имеем дело, мы предполагаем, что ко всем эффектам с «врангелевским офицером» хотят прибавить еще какой-либо эффект с «покушением» на лидера — чтобы развязать себе руки для какой-нибудь расправы».

Что ж, все правильно, и после убийства Кирова все именно так и будет. Тем не менее тезисы оппозиции стали появляться в дискуссионном листке «Правды» под названием «Контртезисы троцкистской оппозиции о работе в деревне». А вот затем оппозиционеры оступились, что называется, на ровном месте. Постоянно защищая рабочих от партийных бюрократов и кулаков, они совершенно неожиданно для последних выступили против введения семичасового рабочего дня, чем оттолкнули от себя многих рабочих.

Конечно, это вовсе не означает того, что, выступи они за предложение Политбюро и им была бы обеспечена самая широкая поддержка. Оппозиционеры несколько оторвались от земли и забыли, что обывателей мало волновали общие рассуждения о Гоминьдане и Клемансо и вместо победоносной китайской революции они предпочитали прибавку к жалованью.

Тем не менее они выступили в Ленинграде, где после юбилейной сессии ЦИК 17 октября состоялась праздничная демонстрация. И когда демонстранты проходили мимо трибуны, на которой стояли руководители страны, то совершенно неожиданно для себя натыкались на грузовики, в кузовах которых стояли Зиновьев, Троцкий и другие лидеры оппозиции. Особого сочувствия у рабочих они не вызывали, хотя некоторые из них и приветственно махали им руками. Тем не менее Троцкий и на этот раз принял желаемое за действительное и на очередном пленуме ЦК говорил о рабочих Ленинграда, которые в яркой форме выразили свое недовольство «ростом бюрократизма и зажима».

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

На этот раз Сталин либеральничать не собирался, и на объединенном октябрьском пленуме ЦК и ЦКК Троцкий и Зиновьев были выведены из состава Центрального Комитета. На этот раз он сам вспомнил о «Завещании» Ленина. «Да, — явно кокетничая, сказал он, — я груб, товарищи, в отношении

тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают нашу партию. Я этого не скрывал и не скрываю. Возможно, что здесь требуется известная мягкость в отношении раскольников. Но этого у меня не получается».

Почувствовав свою силу, Сталин и думать не хотел ни о каком компромиссе с Троцким и его сторонниками. Потому и заявил: «Теперь нам надо стоять в первых рядах тех товарищей, которые требуют исключения Троцкого и Зиновьева из партии». Что и было с огромным удовлетворением поддержано пленумом...

Сталин умело нагнетал обстановку, обвиняя оппозицию во всех смертных грехах, и особенно осудив ее нежелание вводить семичасовой рабочий день. Конечно, Троцкий попытался возражать, однако его слова потонули в возмущенных криках «Долой!» и «Вон!» И лидерам оппозиции не осталось ничего другого, как покинуть кипевший от возмущения и ненависти к ним зал.

А когда через несколько дней Сталин получил очередное донесение с Лубянки, он не мог сдержать улыбки. Эти глупцы не нашли ничего лучшего, как устроить демонстрацию 7 ноября, в день десятилетия Октябрьской революции. Да, вот что значит быть «писателем» и совершенно ничего не понимать в реальной жизни!

Неожиданно Сталин вспомнил, как в теперь уже далеком 1904 году к нему на конспиративную квартиру в Баку явились два незнакомых ему господина. Это были представители фирмы братьев Нобелей. «Мы знаем вас как одного из организаторов забастовки, — заявил один из них, — и готовы внести в вашу кассу 30 тысяч рублей при условии, что забастовка продлится еще две недели...»

И ничего удивительного в этом предложении не было, поскольку всем предпринимателям давно известно, что «спокойная забастовка полезна для цен», и многие часто прибегали к ней для того, чтобы избежать залежей товаров и сырья. То же касалось и демонстраций, поскольку иногда они были гораздо выгоднее тем, против кого они устраивались.

Еще раз усмехнувшись над наивностью своих неискушенных в практической борьбе противников, Сталин согнал улыбку с лица, и оно стало жестким и холодным. Ну что же, пусть устраивают, мешать он им не будет, наоборот, поможет. И помог! Как только толпа студентов двинулась на Красную площадь с транспарантами в руках, на которых было написано: «Повернем огонь направо — против кулака и нэпмана!», «Да здравствуют вожди мировой революции — Троцкий и Зиновьев!», — к демонстрантам примкнули подобранные чекистами «не очень широкие народные массы».

Возмутились и праздновавшие свой святой праздник «трудящиеся», потребовав наведения порядка. Который и был наведен группой «возмущенных» граждан во главе с секретарем одного из райкомов партии Рютиным. Под одобрительные крики «трудового народа»: «Бей оппозиционеров!» и «Долой жидов-оппозиционеров!» Справедливости ради надо заметить, что и очень многие демонстранты выразили свое возмущение новой выходкой оппозиции, которая мгновенно превратилась в целую цепь скандалов, драк и потасовок.

* * *

В это время Сергей Эйзенштейн монтировал картину «Октябрь», которую собирался показать после торжественного заседания в Большом театре. Ночью в монтажной неожиданно для всех появился Сталин и приказал вырезать все кадры с Троцким и раз и навсегда забыть о его существовании. Что и было исполнено...

Через неделю «Октябрь» вышел на экраны, но уже без «демона революции». Фильм очень понравился Крупской, и она восторженно писала в «Правде»: «Чувствуется, что зародилось и у нас и уже оформляется новое искусство...» И была права. Именно тогда у нас зародилось и оформилось новое искусство. Почти на целых 80 лет, в течение которых партийные чиновники издевались над здравым смыслом и забивали неугодных. Порой даже насмерть...

* * *

16 ноября 1927 года на совместном заседании ЦК и ЦКК после обсуждения событий 7 ноября на Красной площади было принято решение исключить Троцкого и Зиновьева из партии. Что же касается остальных активных участников оппозиции, то все они были выведены из состава ЦК и ЦКК. Исключение Троцкого из партии стало причиной самоубийства видного советского дипломата А.А. Иоффе, достаточно известного в партийных и государственных кругах. Его похороны были устроены по самому высшему разряду.