раз его не встретив. Ещё через сотню дней Земля должна была пройти точку своей старой орбиты и устремиться на сближение с Солнцем.
Природа расцветала. Старая растительность большей частью погибла, и повсюду пробивалась свежая зелень, которой, впрочем, скорее всего была уготована участь сгореть в грядущем огненном лете. Но это будет дней через двести-двести пятьдесят, а пока мы радовались возвращавшимся к нам после долгих сумерек ярким краскам.
Насколько испепеляющим будет наше новое «лето», мы знать не могли, но приготовились к нему. Теперь у нас были подземные катакомбы, где мы надеялись пересидеть инфернальную жару, а если снова придётся, то и космический холод. Защитить Поляны полностью мы не могли, но над нашим небольшим хутором был возведён навес из стали, который накрывал наши постройки и продолжался ещё примерно на двадцать метров за них с каждой стороны. Он был установлен на высоких стальных штангах, которые мы стащили сюда из всех окрестных сёл и посёлков.
Не дожив месяца до этой весны, умер наш дед Мазай, и мы схоронили его на старом деревенском кладбище в километре от Полян. Таисия Прокофьевна уже почти не вставала, Катя с Полиной ухаживали за ней, как могли, но все понимали, что предстоящую жару она, скорее всего, не переживёт. Егорыч год назад отпраздновал семидесятилетний юбилей, крепился, храбрился и каждый день сообщал нам, что он ещё покоптит и без баньки нас не оставит.
В ста метрах от Полян мы приготовили большое поле, на котором собирались получить один, а если повезёт, то и два урожая разных культур. Вместе со следующим периодом благоприятной погоды мы рассчитывали запастись пищей на следующие пять-шесть лет путешествия Земли по просторам Солнечной системы. Мы очень надеялись, что наша планета закрепится на этой, хотя бы и негодной для жизни орбите, а мы уж как-нибудь приспособимся. Животный мир продемонстрировал великолепные способности к адаптации, пройдя суровую зиму без значительных потерь, вовремя откочёвывая туда, где условия способствовали выживаемости. Кроме того, мы надеялись, что наш биореактор продолжит работу, и суровые морозы, которые однажды нам пришлось перенести, не повторятся.
Надо сказать, что именно в Полянах разные странности происходили редко, но стоило отойти хотя бы на километр, а на охоте мы частенько уходили и дальше, как начинались невероятные вещи, к которым мы постепенно привыкали. В Полянах же единственной флуктуацией был грот, в котором лежала Томка. И проявлялась эта флуктуация в том, что прикоснуться к ней могла только Сюзанна. Остальных, включая и меня, при попытке её коснуться ждал сильный удар статического электричества. Непонятно было, почему на Томкином теле собирался электрический заряд, непонятно было и почему он не бил Сюзанну. Но постепенно все с этим смирились, и только Катя с Полиной иногда осмеливались провести какие-то медицинские манипуляции с телом Томки, да и то всё чаще поручали это Сюзанне.
Моё настойчивое желание устроить Томке пристанище возле родника было воспринято всеми как чудачество. Я объяснил, что таково было желание самой Томки, но и на это Стас тактично заметил, что она ведь говорила это, не вполне адекватно воспринимая действительность. Тем не менее, они помогли мне выстроить вокруг родника грот по плану, который я, действительно, нашёл дома на столе, и Томка уже больше года лежала там.
Только с Сюзанной я мог быть откровенным. У нас была общая тайна, которая связывала нас. К шестнадцати годам она превратилась в красивую девушку и приняла обязанности жрицы с какой-то даже, как мне казалось, благодарностью. Она воспринимала это как исключительное доверие и, похоже, знала что-то, чего не знал я, это было видно из непонятных мне действий у своей «госпожи», как она теперь называла Томку. У неё был чёткий режим дня, и каждый день она совершала в гроте одни и те же манипуляции. Однажды я заметил у неё на пальце чёрный камень со странным блеском. В голову сразу пришло, что это ещё один анх.
— Что это у тебя? — спросил я.
— Госпожа подарила, — ответила Сюзанна.
— Как? Когда? — удивился я.
— Давно, дядь Ген. — Много-много лет назад. Там… — она неопределённо махнула рукой.
Потом она помолчала и добавила:
— Дядь Ген, ты не обижайся. Я не могу всё тебе рассказать. Когда-нибудь сам всё узнаешь…
Игорь увидев как-то раз этот камень, словно завис, а когда я спросил его, в чём дело, он пробормотал: «Да так, Поморино… Поморино» и, явно не желая продолжать разговор, ушёл. Грот тоже наводил его на какие-то размышления, я это видел. Но делиться ими со мной Игорь не желал.
Сам я много месяцев размышлял о нашем с Томкой разговоре. Иногда мне казалось, что всё её поведение в тот день было искусной манипуляцией, целью которой было добиться моего добровольного согласия на следование плану, который был нам продиктован. На повестке дня стояло открытие школы для нашей малышни, и я сомневался: нужно ли передавать им знания человечества, если Тёмные воды добивались полного уничтожения этих знаний? Следовало ли нам восстать против диктата Тёмных вод, попытавшись, наоборот, сохранить для человечества хотя бы минимум технологий, помогающих выживать во враждебной среде, куда оно было помещено.
А среда эта была всё агрессивнее. Потепление вызвало бурный скачок жизни во всех её проявлениях, и теперь прямо в метрах от наших домов резвились опасные звери: волки, медведи, какие-то крупные хищные кошки, напоминающие рысей, а Артём однажды заявил, что во время прогулки встретил леопарда. Они никогда не проявляли агрессии и вели себя так, словно нас вовсе нет. Но несколько раз я замечал, что звери облюбовали грот. Их поведение там было таким, словно пространство вокруг грота было зоной мира: травоядные там ходили бок о бок с хищниками, птицы усаживались на голову диким кошкам, и те не пытались не то что поймать их, но даже согнать.
Тем не менее, я считал, что нам нужны средства защиты, потому что арсенал, который мы привезли из воинской части, был конечным, и по его опустошении нам и нашим потомкам нечем будет защищаться от диких зверей.
Тёмные воды намекали, что обо всём позаботятся, но не хотелось надеяться на что-то внешнее. То ли позаботятся, то ли нет… нам нужны были гарантии. Однако сразу после моего разговора с Томкой мы столкнулись с тем, что механизмы, которыми мы пользовались, стали отказывать один за другим. Даже арбалет Игоря, который был почти полностью сделан из металла, в один прекрасный день сломался. И нам было не из чего сделать