или что иное препятствие бяше, весьма мало пользовался. Даруй же Господи прочим и могущим вникнути в ню лучший разум и полезному чтению слышание» (Вяземский).
«ИСКРЕННОСТЬ, выдерживаемая в поэзии последовательно, становится позой» (доклад Вяч. Иванова о Байроне). А П. Вайль говорил: «Не искренность авторов важна, а тот способ, который они избрали для ее преодоления».
«ИСКРЕННОСТЬ – то, что вы думаете, честность – то, что вы делаете. Искренность – на зрительских трибунах, честность – на арене. Когда акробат подхватывает акробата, никому нет дела до того, что он чувствует».
«ИСПОРТИЛ себе некролог человек», – выражение Кизеветтера.
ИСПЫТАНИЕ. «Был на испытании у умственности и выпущен по безумию» (Лесков).
ИСКУССТВО ради искусства. «Минойская письменность к тому же давала возможность экономить бумагу. Гаспар не знал, зачем он ее экономит, но приятно было уметь» (Е. Витковский. Земля св. Витта). Вот, оказывается, откуда мой мелкий почерк.
ИСТИНА. Гете, оказывается, сказал: между двумя крайностями лежит не истина, между ними лежит проблема.
ИСТИНА. На конференции в Риге из аудитории вставал неизвестный человек и каждому докладчику задавал вопросы. По докладу «Концепция исследователя и ее вариации» он спросил: «Ленин сказал: из столкновения мнений рождается истина. Сартр сказал: исследователь – это охотник, который неожиданно подсматривает нагую красавицу и насилует ее взглядом. Какая истина рождается из столкновения этих мнений?» Меня он спросил: «Эпикур сказал: будем вести хозяйство и наслаждаться философией. Бергсон сказал: художник радует нас образами через слова, но это возможно лишь благодаря ритму. Какая истина рождается?..» Я честно сказал: не знаю. Это была та конференция (1984 г.), на которой было сказано: наконец-то наше время нашло определение: «длительное совершенствование зрелого социализма» Из-за этой длительности Чехов и становится вновь актуальным писателем.
ИСТОРИЯ. Сентенция в газете: «Почему мы умеем делать только историю, и больше ничего?»
ИСТОЧНИКИ. А ведь Марк Аврелий начинает свою книгу не как философ, а как филолог: от отца во мне то-то, от матери то-то, от наставника то-то…
ИСТОЧНИКИ. Перед метро «Арбатская» – стоячая православная демонстрация, плакаты с ерами: «Без истинного покаяния проклято всякое голосование – Иов. 7. 48–49; Исх. 30. 1–3».
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ. Д. Толстой, министр просвещения, говорил: «По французской поговорке, нет пророка в своем отечестве». Е. Киселев в «Итогах» (11. 8. 1996), наоборот: «Как сказано, кажется, в Писании, единожды солгавши, кто тебе поверит?». А Тургенев (напоминает Алданов) в «Песни торжествующей любви» приписывает любовь сильна, как смерть, «одному английскому писателю».
ИТАКА – насел. пункт в Читинской обл., ок. 300 км от Сретенска к Становому хребту.
ИХ НРАВЫ. И. Альтман сказала: есть региональные нравы и характеры. Киев работает под флагом благожелательности, киевлянка скажет: «но ведь недостатки всюду есть!», а киевлянин: «может быть, нужно помочь?» Одесса хочет, чтобы все за нее работали, потому что она так уж за всех печется и за всех страдает, – этого много у Ахматовой, хоть она и рано покинула Одессу.
Из Ш. ван Лерберга (конспективный перевод)
Вечер. Тени
Черными лебедями
С цветов, с камней, с наших плеч —
В воздух: тихо, плавно, гуще, гуще,
Скликаясь, сливаясь
В ночь.
Но заря
Встает во сне
Светло-русая, ясноглазая, с факелом,
Над волнами. Утро, и тени прячутся
В цветы, в камни,
В нас.
КАБЕЛЬТОВ, 185,3 м, почти точно равен греческому стадию – почему? Это 100 двойных шагов (примерно длина станции метро «Арбатская», той, что построена позже, – белой, с широкими колоннами).
КАВЕРИН на Тыняновских чтениях сидел в президиуме строгий, как иссохшая Немезида.
КАК ВСЕ. Единственный из слышанных хороший анекдот о Сталине: Умер Сталин, журналист хочет написать о нем необычное, идет к банщику. «Какой он был?» – «Ну, как все, любил попариться». – «А потом?» – «Ну, как все, спросит пива и воблы». – «А потом?» – «Ну, как все, пойдет ругать советскую власть».
КАЛАМБУР. В Тарту за спиной университета стоит бронзовый его фундатор Густав-Адольф, как маленький мушкетер. В конце 1940-х его сняли, потому что король. Но в память о нем водрузили на пьедестал вазу (его имя означает сосуд). После самостоятельности опять открыли памятник, только поменьше.
КАЛЬВИНИСТЫ удивительно походили на большевиков: их мало, но они воинственны. Когда Голландия начала отлагаться, в ней было не больше 10 % кальвинистов: в городах – кальвинизм, в деревнях – католичество. Протестантская этика, на которую мы так умиляемся, начиналась с церковных экспроприаций и иконоборческих погромов, а арминианство Олдебарневельда и Гроция было попыткой кальвинизма с человеческим лицом. Н. Котрелев добавил: и еще он внес этику газавата, войны на уничтожение, вместо кондотьерской взаимобережливости. Бицилли замечал, что «тварь ли я или право имею?» – предельно кальвинистский вопрос.
КАМПАНИЯ. Был в Таллине Белькинд, писал о Повестях Белкина (так!), выбрался туда из Средней Азии; в 1949 ему приказали найти двух космополитов, иначе арестуют его самого. У него не хватило духу, он пришел и сказал: «Вот, один у вас уже есть, другого ищите сами». Пронесло (рассказывала Л. Вольперт).
КАНОН. В «Ист. вестнике», 1904, № 25, в некрологе приводится перечень больших писателей, чьи полные собрания сочинений купил А. Ф. Маркс: Г. Данилевский, Шеллер, Лесков, Григорович, Чехов, Щедрин, Потапенко, Майков, Полонский, Фет, Случевский, Станюкович, Авсеенко, Луговой, Терпигорев, Головин-Орловский, Баранцевич, Ромер, Альбов, Полевой, Сементковский, Стерн.
КАНТ. По Канту переживалась в детстве советская действительность: видели одно, говорили другое, но это было не противоречие, а различение феноменального и ноуменального плана, «мира общего и мира единичного» – отдельные недостатки сами по себе, прекрасная суть сама по себе, даже если недостатков – тысячи. («Считалось, что изучать то, что мы видим своими глазами, – уже не марксизм», – сказал один социолог.) Но, собственно, так ведь устроен и весь Божий мир: вероятно, за тем, что мы видим, стоит что-то более важное, чего мы не знаем по недостатку информации, но принимаем на веру. В философии и религии такое отношение культивируется, а в политике почему-то осуждается. Хенрик Баран осторожно спросил меня: если все-таки можно было жить и не знать, что происходит на самом деле, то как наступало узнавание? Я ответил: у кого как. Вот я любил историю и заметил, что в учебнике 4-го класса Шамиль, с бородатым портретом, был борцом за свободу, а в учебнике для 9-го – агентом английского империализма и что учебник европейской истории между средними веками и новым временем так обезличивался и выцветал в скучные