три великих плана действий, о которых размышлял днем и раздумывал ночью, храня их в секрете даже от своих людей и утешаясь ими в трудный час, – три способа спастись (как он надеялся) от любой опасности, что только подстерегает его на море. Первым средством был плавучий остров, о котором рассказывается в «Книге чудес»; второй способ, совершенно фантастический, вряд ли представлялся осуществимым даже Шарду, при всей его безрассудной дерзости (во всяком случае, Шард его так и не испробовал, насколько известно в той приморской таверне, где я по крупицам собираю свои новости), а вот третий план он вознамерился воплотить в жизнь, свернув тем утром к Средиземному морю. Конечно же, ничто не мешало ему продолжать пиратствовать, несмотря на предпринятый шаг, – чуть позже, когда в морях станет поспокойнее; но этот предпоследний шаг был все равно что домик в деревне, на который положил глаз бизнесмен, все равно что хорошее капиталовложение к старости: бывают в жизни человека решающие повороты, после которых в бизнес так и не возвращаются.
Так что Шард повернул к Средиземному морю, английская флотилия – за ним, и вся команда не знала, что и думать.
– Какой бес в него вселился? – прошептал боцман Билл в единственное ухо Старикана Фрэнка; ведь в Лионском заливе[38] поджидал французский флот, а испанцы кишели повсюду между Сардинией и Тунисом: уж такой народ эти испанцы!
И явились пираты к капитану Шарду целой делегацией, все – трезвые как стеклышко, в роскошных камзолах, и заявили: мол, Средиземное море – это ловушка, а Шард отметил только, что северный ветер продержится. И вся команда сказала: нам конец!
И вот вошли они в Средиземное море, и подоспел английский флот и перекрыл вход в пролив. А Шард прошел галсами вдоль марокканского побережья, а за ним – дюжина фрегатов. А северный ветер усиливался. За весь день капитан ни словечка не сказал команде, но с наступлением вечера созвал всех, кроме рулевого, и вежливо пригласил сойти вниз в трюм. А там показал им шесть громадных стальных осей и дюжину широченных чугунных колес (всего этого никто прежде не видел) и рассказал пиратам, как, втайне от всего мира, его судно было специально оснащено особыми приспособлениями для вот этих самых осей и колес и как он надеется вскорости снова дойти до вольной Атлантики, да только не через пролив. При слове «Атлантика» все разразились радостными криками, потому что Атлантику почитали морем раздольным и безопасным.
И вот сгустилась ночь, и капитан Шард послал за ныряльщиком. Прилив поднимался, и ныряльщику пришлось непросто, но к полуночи все было сделано к полному удовлетворению Шарда, и ныряльщик сказал, что из всего, что ему только поручали в этой жизни… но подходящего сравнения не нашел и, поскольку ему срочно понадобилось выпить, умолк, а вскорости и уснул, и друзья отнесли его в подвесную койку. Весь следующий день погоня продолжалась, англичане маячили в пределах видимости, ведь ночью Шард потерял драгоценное время за возней с колесами и осями, а опасность столкнуться с испанцами с каждым часом возрастала; и вот настал вечер, и с каждой минутой положение становилось все более отчаянным, но «Стреляный воробей» по-прежнему шел галсами на восток, где пиратов наверняка поджидали испанцы.
Наконец впереди, прямо по курсу, показались неприятельские топсели и брамсели, а «Стреляный воробей» все летел вперед. Гибель казалась неминуемой, но близилась ночь; Шард поднял британский флаг, что в последние тревожные минуты его изрядно выручило – в том, что касается испанцев, а вот англичане, кажется, разозлились, но, как говаривал Шард, «на всех не угодишь», – и сумерки, трепеща, сменились тьмой.
– Право руля! – скомандовал капитан.
Северный ветер, который весь день крепчал, теперь превратился в настоящий ураган. Не знаю, к какой точке на побережье направлялся Шард, но сам Шард, понятное дело, знал, ведь берега мира были для него что Маргит[39] для некоторых из нас.
В месте, где пустыня, прихлынув из самого сердца Африки, оплота тайны и смерти, подступает к морю, столь же величественному и столь же ужасному, пираты в темноте заметили землю – совсем близко, рукой подать. Шард велел всем до последнего матроса уйти на корму и туда же переместить весь балласт, и очень скоро «Стреляный воробей», слегка задрав нос над водой и идя под попутным ветром со скоростью восемнадцать узлов[40], налетел на песчаный берег, дрогнул, чуть накренился, тут же выровнялся и медленно тронулся вглубь Африканского континента.
Пираты прокричали бы троекратное ура, но уже после первого Шард заставил их умолкнуть и, сам встав к рулю, сказал краткую речь, пока широкие колеса медленно и тяжело катили по африканскому песку, делая от силы пять узлов под ураганным ветром. Опасности моря, заявил капитан, сильно преувеличены. Корабли плавали по морям сотни лет; на море понятно, что делать, а на суше все иначе. Так вот теперь они на суше – и забывать об этом нельзя. На море можно шуметь сколько душе угодно, ничего страшного, а на суше случиться может всякое. Вот взять, например, повешение. Ведь на каждую сотню человек, вздернутых на суше, приходится не больше двух десятков повешенных на море. Поэтому канонирам даже спать следует рядом с пушками. В эту ночь корабль далеко не уйдет; в ночи слишком велика вероятность потерпеть крушение – вот еще одна опасность, характерная для суши, ведь по волнам ты плывешь себе с заката и до рассвета и в ус не дуешь; однако ж необходимо отойти подальше от берега, за пределы видимости с моря, – если кто-то прознает, где они, в погоню за ними вышлют конницу. Шард уже отправил Смердрака (молодого помощника капитана) замести следы от корабля там, где он выкатился из воды на сушу. Веселые молодцы рьяно закивали, хотя крикнуть «ура» не смели; и вот наконец бегом вернулся Смердрак, и ему с кормы бросили веревку. Пройдя пятнадцать морских миль, пираты встали на якорь; капитан Шард собрал своих людей и, стоя на носу у земноходного штурвала под огромными и яркими алжирскими звездами, объяснил, как управлять судном. Долго разглагольствовать тут было не о чем: Шард весьма изобретательно отсоединил и сделал подвижной ту часть киля, на которой крепилась ведущая ось, и теперь мог поворачивать ее с помощью цепей, подведенных к земноходному штурвалу, так что передняя пара колес при необходимости слегка меняла направление, но лишь самую малость; впоследствии обнаружилось, что за сотню ярдов корабль удавалось сместить с курса всего-то ярда на четыре. Но пусть капитаны комфортабельных