Читать интересную книгу Лавина (сборник) - Виктория Токарева

— Я знаю, — перебил Трофимов и прямо глянул на Сильвану. Ему показалось, что он обжегся.

— А это наш журналист. Волк. Волчара, — представил Бантик Трофимова.

Фирмач перевел. Сильвана что-то спросила: видимо, не поняла, что такое «волчара».

— Хороший журналист, — объяснил Бантик. — Гранде профессоре.

Сильвана чуть кивнула, протянула свою большую белую руку. Трофимов смотрел на эту протянутую руку и не смел коснуться.

— Да садись ты. Чего стоишь? — удивился Бантик.

Столик был на шестерых, занято только четыре места. Оставалось два свободных. Бантик подбирал себе окружение. Иметь за столом Трофимова было достаточно престижно. Не Феллини, конечно, но все же… Бантик заботился об окружении, как все внешние люди.

Кинорежиссер вставил в протянутую руку Сильваны фужер с шампанским. Она не поняла, почему «гранде профессоре» не подал ей руки, но, может быть, у русских так принято. Сильвана поднесла фужер к божественным губам и какое-то время рассматривала Трофимова своими лошадиными глазами. Ему казалось, что он стоит в открытом пламени.

— Да садись же ты! — потребовал Бантик.

Трофимов отодвинул стул, чтобы сесть, но в этот момент к нему подошел человек с повязкой.

— Вас спрашивают.

— Меня? — удивился Трофимов.

— Вас, — убежденно сказал дежурный и показал на дверь.

Трофимов посмотрел в ту же сторону, но ничего не увидел за дымовой завесой.

— Сейчас. — Трофимов посмотрел на Сильвану и добавил: — Уно моменте.

Сильвана чуть заметно кивнула. Она вела себя как профессиональная красавица. Это была ее профессия: красавица. Женщина с этой профессией не будет занимать стол беседой, не возьмет собеседника за руку в знак доверия и расположения. Ей это не нужно. Разговаривать и брать за руку — это способ проявить к себе интерес. В некотором роде наступление. А красавица находится в состоянии активной обороны и как средство обороны выставляет стену между собой и окружающим миром. Стена эта прозрачная, но она есть.

И на нее наткнулся Трофимов, хотя не произнес с Сильваной и двух слов. Это наполнило его душу холодом и беспокойством.

— Сейчас, — в третий раз повторил он и пошел следом за дежурным.

Возле дверей дым был пожиже, и Трофимов увидел водопроводчика Виталия, сдерживаемого двумя дюжими молодцами. Виталий был в серой рабочей куртке и рыжей плоской кепочке из искусственной замши. Видимо, он дежурил в ночную смену, вызовов не было, ему надоело сидеть в пустом ЖЭКе — и он приехал, как договорились в феврале.

— Вот он! — завопил Виталий, узнав подходящего к дверям Трофимова. — Я ж вам говорил, а вы не верили, — упрекнул он дежурных. — Скажи им!

Трофимов растерялся. Виталий появился очень некстати, как говорится в пословице, был нужен Трофимову как рыбе зонтик. Но Виталий этого не знал. Не догадывался, что он зонтик. Его пригласили, он пришел, как договорились.

— Ну, я пошел, — сказал Виталий дежурным и протиснулся в бар. — Спасибо, что позвали.

Виталий подошел к Трофимову, огляделся по сторонам.

— Накурено тут, — заметил он. — Ну, где сядем?

Из дымных слоев возник Бантик и спросил:

— Ты не смываешься?

— Нет. Не смываюсь, — ответил Трофимов.

— А у тебя деньги есть?

— Есть.

— Ну так пойдем. А то неудобно.

Трофимов пошел следом за Бантиком. Виталий — за Трофимовым.

Все уселись за стол. Виталий оказался между Трофимовым и режиссером. Сильвана вопросительно посмотрела на Виталия, поскольку он был новым лицом и явно выбивался из общего стиля.

— Его друг, — представлял сам себя Виталий и похлопал Трофимова по плечу.

— Да, — подтвердил Трофимов и неожиданно для себя добавил: — Это наш русский Ален Бомбар.

— О! — изумилась Сильвана, забыв на мгновение, что она профессиональная красавица. — Се импосибле!

— Да, да, — подтвердил Трофимов — Наш Ален Бомбар.

— А кто это? — тихо спросил его Виталий.

— Итальянка, — негромко ответил Трофимов.

— Да нет, тот мужик, за которого ты меня выдал.

— Потом, — сказал Трофимов.

— А разве в Союзе был этот эксперимент? — удивился фирмач.

— Конечно. Мы ни в чем не отстаем, — гордо заметил Трофимов.

— А я ничего и не говорю, — оправдался фирмач.

— Страшно было? — спросил Бантик: видимо, он для себя примеривал этот вариант.

Виталий посмотрел на Трофимова.

— Скажи, что страшно, — тихо посоветовал Трофимов.

— А ты думал… Еще как страшно, — убедительно сыграл Виталий.

— Это и ценно, — заметил кинорежиссер. — Когда не страшно, то нет и подвига.

Загрохотала музыка. Их столик стоял рядом с оркестром. Фирмач пригласил Сильвану танцевать. Она поднялась. На ней было шелковое платье цвета чайной розы. Горьковатый жасминный запах духов коснулся лица Трофимова.

Сильвана пошла с фирмачом в танцующую массу. Он был ей до локтя. Но на Западе это, наверное, не важно. Если богатый, может быть и до колена.

— Во кобыла! — отреагировал Виталий, имея в виду Сильвану.

Бантик увел маленькую блондинку, совсем хрупкую, как Дюймовочка.

— Ух ты, — восхитился Виталий. — Хоть за пазуху сажай.

Трофимов не обиделся на Виталия за Сильвану. Наоборот. Принизив «кобылой», он ее очеловечил. Как бы сократил дистанцию между недосягаемой Сильваной и обычным Трофимовым. В конце концов, все люди — люди, каждый человек — человек. Не более того.

— Хоть бы переоделся, — миролюбиво заметил Трофимов.

— А зачем? — удивился Виталий. — Мне и так хорошо.

— Тебе, может, и хорошо. Ты себя не видишь. А другим плохо. Им на тебя смотреть.

— Условности, — небрежно заметил Виталий. — А кто этот мужик?

— Который? — не понял Трофимов.

— Тот, за которого ты меня выдал.

— Ален Бомбар, — раздельно произнес Трофимов.

— Татарин?

— Француз. Он переплыл океан на надувной лодке.

— А зачем?

— Чтобы проверить человеческие возможности.

— Как это?

— Чтобы понять: что может человек, оставшись один в океане.

— А что он может?

— Он может погибнуть. А может уцелеть. От него самого зависит.

— А если бы этого француза акулы сожрали?

— Могли и сожрать. Риск.

— А зачем? Во имя чего?

— Ты уже спрашивал, — напомнил Трофимов. — Он хотел доказать, что люди, попавшие в кораблекрушение, погибают от страха, и только от страха. Он доказал, что если не испугаться, то можно выжить. Есть сырую рыбу и пить морскую воду.

— А он что, попал в кораблекрушение?

— Нет. Он не попадал.

— А зачем ему это все?

— Он не для себя старался. Для других. Он хотел доказать, что из любой ситуации можно найти выход.

— Ага… — Виталий задумался. — А ему за это заплатили?

— Не знаю. Может, заплатили, а может, и нет. Не в этом же дело.

— А в чем?

— В идее.

— А что такое идея?

— А ты не знаешь?

— Знаю. Но мне интересно мнение культурного человека.

— Идея — категория абстрактная, так же как мечта, надежда.

— А любовь?

— Если неразделенная, — ответил Трофимов и сам задумался.

Разделенная любовь превращается в детей, значит, это уже материя, а не абстракция. А неразделенная сияет высоко над жизнью, как мечта. Как все и ничего.

— Мне скучно, — вдруг проговорил режиссер. — Я умею только работать, а жить я не умею. А ведь это тоже талант: жить.

Виталий ничего не понял из сказанного. Трофимов понял все, но не мог посочувствовать. Для того чтобы сочувствовать, надо погрузиться в состояние собеседника. Но Трофимов, как рыба, был на крючке у Сильваны и слушал только свое состояние.

Сильвана и фирмач вернулись. Сели за стол. Сильвана неотрывно смотрела на Виталия, как будто на лбу у него были арабские письмена и их следовало расшифровать.

— Чего это она выставилась? — удивился Виталий.

— Спроси у нее сам.

Трофимов собрал в себе готовность, как для прыжка с парашютом, и пригласил Сильвану танцевать.

Сильвана поднялась и пошла за Трофимовым. Возле оркестра колыхалась пестрая масса. Танец был медленный. Трофимов положил руку на талию Сильваны. Талия была жесткая, как в гипсе. «Наверное, корсет», — подумал Трофимов. Ее груди упирались в него и были тоже жесткие, как из пластмассы. Их лица находились вровень. «Не такая уж и высокая, — понял Трофимов. — Метр восемьдесят всего».

Под глазами у Сильваны не было ни одной морщины. Кожа натянута, как на барабане.

«Так не бывает, — подумал Трофимов. — Не могла же она ни разу не засмеяться и не заплакать за всю свою жизнь».

От Сильваны ничего не исходило, ни тепла, ни холода, и Трофимову вдруг показалось, что он танцует с большой куклой и в спине ее есть отверстие для заводного ключа.

Танец кончился. Вернулись за стол.

— Вы помните ваш фильм «Все о ней»? — спросил Трофимов у Сильваны.