– Живой, чертяка! А то тут тебя уже кое-кто похоронил заочно!
– Не дождетесь, – отвечаю я, массируя пальцы правой руки и пытаясь отлепить их один от другого.
– Где ж тебя, негодяя, носило?
– Долгая история, Кузьма. Долгая, сложная и, похоже, теперь еще и секретная. Так что не обижайся – рассказать ничего не могу. Колонна-то, кстати, отбилась?
– Отбилась. С потерями, правда, но парни, что там были, говорят – в какой-то момент у «духов» напор вдруг ослаб. То молотили, как черти, по всему, что шевелится, – головы не поднять, а потом враз поутихло. Нет, стреляли еще, но уже и не так густо, и не так точно.
Понятно, похоже, после того как мамелюки с моей тушкой на плече покинули поле боя, боевой задор нохчей из непримиримых тейпов резко поугас. Ну, да, когда в разгар боя союзник вдруг сваливает, не объяснив причины, много всякого в голове зашебуршиться может.
– А чего хоть везли той колонной такого?
– Да бог его знает, – пожимает могучими плечами Четверть. – Парни не говорили, я не спрашивал. Сам служил, что такое военная тайна – в курсе. Слушай, а чего мы на пороге-то стоим? Далеко не май на дворе! Заходи давай, я чайку сгоношу…
– Нет, спасибо, чай у меня скоро из ушей польется. Весь день в комендатуре чаевничал, пока перед отцами-командирами отчитывался.
– Ну, тогда, – Кузьма с хитрым выражением лица заговорщицки подмигивает мне и легонько щелкает указательным пальцем по горлу, – по маленькой? За возвращение?
– Ну, если только совсем по маленькой…
– Да не вопрос, я твое отношение к водке знаю. Просто пивом такие дела не обмывают… А мы сейчас и колбаски на закусь порежем…
По ходу этого недолгого монолога Четверть успел снять с барной полки бутылку хорошей водки, плеснуть граммов по сто в два высоких стакана и даже начал крупными кусками резать кольцо домашней, похожей на «Краковскую», колбасы. И в этот ответственнейший момент в бар заглядывает заспанная, одетая в одну ночную рубашку и закутанная в пуховый платок Зина.
– О, Миша! – глаза ее от неожиданности широко открываются. – Ну, слава богу!!! А я так пере…
В этот момент взгляд ее фокусируется на деловито стругающем колбасу супруге.
– Вот кто бы сомневался, а! Тебе только бы повод найти, а уж нажраться – это с превеликим удовольствием!
– Да ладно тебе, Зинуль, – примиряющее разводит руками Кузьма. – Мы буквально по пять капель. Чисто символически. За счастливое возвращение.
– Ладно, если за возвращение, то и мне капни немножко.
– Кстати, Кузьма, вы меня из номера-то не выселили еще? – интересуюсь я, закусывая водку кружочком колбасы.
– Ты чего, Миш? У нас так не принято, – хозяин «Псарни», похоже, даже слегка обиделся на такое предположение. – Если тела не видел никто, то и комнату за человеком держим, пока срок оплаты не истечет, и вещи его храним месяца три, не меньше. А то всякое бывает. Сейчас-то, конечно, реже, а вот в мои годы… Короче, ты далеко не первый, кто вот так возвращается. Да и Толик твой тут себя могучим копытом в волосатую грудь молотил, мол, плохо вы Мишу знаете. Мол, вернется, да еще и с прибытком.
– Кстати, как он тут?
– Толик? О, это та еще песня! – хихикнула вдруг Зина. – Прилетел посреди ночи, с первого числа на второе. Ему, оказывается, в Ростове о том, что с тобой случилось, сообщили только первого к обеду, наверное, праздник портить не хотели. Так он, считай, прямо из-за стола сюда и рванул.
За девять часов долетел. Говорит, гнал без передыху, в Моздоке только номера сдал – и сюда. Один через Мертвые Земли проскочил, под обстрел попал…
– Убью гаденыша, – хрустнул костяшками пальцев я.
– Да ты не переживай, цела твоя машина, вон, на заднем дворе стоит. Не задели ее даже толком. Так – несколько дырок в тенте, так Зинуля их заштопала уже, – нахмурившись вступился за Анатолия Четверть.
– Ребят, да при чем тут эта железяка?! Плевать я на нее хотел! Да если б с этим дурнем что случилось, как бы я его матери и сестренкам в глаза потом смотрел?
– А, ты вон о чем… – как-то сразу растерялся и сник Кузьма.
– Разумеется. А ты думал, мне эти «дрова» на колесах дороже человека?
– Да нет, это я так, – совсем уже потерял боевой задор хозяин «Псарни».
– Ну, так что, где это чудовище? У себя, дрыхнет?
– Может, и дрыхнет? Кто ж его знает. Далеко он, нам отсюда не видно.
– В каком смысле? – не понял я сперва Кузьму.
– Так в Мертвых Землях он, – начал объяснять тот. – Первый раз, сразу же, как приехал, отоспался только, сагитировал Шурупа и Коваля, а потом рванул назад, ту шайку, что его возле Чернокозово обстреляли, ловить. Я, говорит, им за командира такую «сладкую жизнь» устрою – белугой взвоют.
– И чего?
– Ну, не знаю, тех они там взяли или не тех, но через двое суток с пятью «бошками» и кое-какими трофеями вернулись. На второй заход с ним уже семеро наших пошли, из тех, кто сейчас без контракта сидит… Вот уже четвертые сутки там. Рацию с твоей машины с собой взяли, крайний раз с Убивцем вчера вечером связывались. Говорят, у них самих пока все в порядке, но нездоровое какое-то шевеление в тех краях наблюдается. Следов много слишком: стоянки в развалинах, кострища. Непримиримые обычно на зиму на дно ложатся, а тут что-то зашебуршились. Не к добру…
– Да уж, – согласился я. – Действительно, не к добру. А кроме наших на это безобразие кто-то отреагировал?
– О! – улыбнулся вдруг Кузьма. – Слово «наши» мне, определенно, нравится. А то мы с Костей все гадали, уйдешь ты от нас к коменданту или нет… А то он тебе и звание дал, и ксиву серьезную…
– Да брось ты, – отмахиваюсь я. – Так для дела нужно было. Да и во время «приключений» моих весь этот «реквизит» мне хорошую службу сослужил. А так – никуда я уходить не собираюсь. Меня и здесь неплохо кормят.
С этими словами я закинул в рот очередной кусок колбасы.
– Ну, что ж, это радует, – снова улыбается Кузьма. – Слышь, Зинуль, привадили мы твоей стряпней парня, даже на погоны ее менять не хочет.
– Тоже мне новость, – шутливо фыркает та в ответ. – Да после моей готовки он на казенных харчах мигом волком взвоет, а потом с голоду и тоски помрет. Так что я даже и не сомневалась.
– Ладно, ребята, – прикрывшись ладонью, широко зеваю я. – Пойду я, пожалуй, спать. А то мне поутру снова в комендатуру, да и вам вставать ни свет ни заря.
Все следующее утро и почти весь день я провел в кабинете Костылева. Сначала писал отчет, после чего Исмагилов вел со мной беседу, больше похожую на допрос, в ходе которой я умудрился вспомнить целую кучу разных подробностей, мелких и не очень, которые тоже пришлось записывать. Потом кто-то из Олеговых подчиненных принес несколько листов на скрепке. Тот бегло прочел, кивком отпустил принесшего и протянул листы мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});