Естественно, она прошла краткий курс слесарного дела, но посвященных ей было не обмануть.
Она покраснела от ярости; потом на ее лице появилась слабая улыбка.
— Я же говорила ему, что не справлюсь.
— Он вряд ли этого от тебя и ожидал. Он знает, что мы лучше. Но все это не важно. Мы сейчас от этого далеки. Два лба на ремонте труб. Ну, зато теперь мы знаем, кто что. Мойше, где флюс? Так почему бы тебе не поступать, как мы? Не нажимай. Смотри внимательно. Выжидай. Все потихоньку сложится само из крупиц и кусочков. В этом нет ничего неприятного. Так, на этом уроки в шпионской школе старого дока Игараши и заседание клуба одиноких сердец на сегодня заканчиваются. Готовьтесь, завтра может неожиданно быть контрольная. Ой! Черт, горячо.
— Поосторожнее с паяльной лампой, безрукий! — сказал Мойше. — Этот тройник не того размера. Придется его как-то сужать на пару сантиметров.
— А вот, — сказала Эми. Отметив что-то птичкой в одном из листов у себя в планшете, она подала Мойше тройник редуктора с прицепленным к нему номером. — По специальному изготовлению. Видишь, я учусь. — Она рассмеялась. — Все, больше вопросов нет. Маус, Мойше, так гораздо легче. Я не чувствую себя соглядатаем.
— И отлично, — сказал Маус.
Вдруг «Данион» затрясся и застонал. Бен-Раби резко оглянулся в поисках шкафчика со скафандром. Маус инстинктивно принял защитную стойку и издал звук, подозрительно похожий на хныканье.
— Что за чертовщина? — спросил он. — Мы разваливаемся?
Эми снова засмеялась:
— Это пустяки. Сдвигают ментопаруса и ловчие сети.
— Ментопаруса? — спросил бен-Раби. — Что это такое?
Ее улыбка погасла. Она явно проговорилась.
— Не могу объяснить. Спроси кого-нибудь из операционного сектора.
— А он вне пределов разрешенной для нас зоны?
— Да.
— Тогда понял.
Встряска продолжалась еще полчаса. Они сделали перерыв на ленч, ожидая людей из контроля повреждений. Отчужденность Эми по отношению к бен-Раби начала таять. Скоро они уже болтали, как подростки, которые только что помирились.
Маус со стороны легкими намеками, не хуже, чем профессиональный психолог, уговорил Эми пригласить Мойше на следующий выходной день.
После ужина бен-Раби отправился в каюту Мауса. Они играли в шахматы и обсуждали, читая по губам, предложения, которые Мойше с помощью старых добрых симпатических чернил написал между строк черновика своего «Иерусалима». Они также штурмовали вопрос о сангарийке, который оказался так же упрям, как всегда.
Наступил выходной день с его сумасшедшими шахматными турнирами с утра, спортивным ажиотажем полудня, архаистским парадом и тусовкой коллекционеров. Бен-Раби кое-что обменял у Сварливого Джорджа, застрял над какими-то марками и получил приличную сумму наличных за бабочек-мутантов со Старой Земли, которых прихватил с собой для обмена.
Вечером они с Эми были на другом балу, на этот раз в стиле Людовика XIV. Он пришел в обычной одежде, а вот Эми сочинила себе костюм и была потрясающей. С бала они отправились в ее каюту, чтобы она переоделась. Их пригласила на вечеринку та же самая кузина.
— Как ваш народ запал на этот архаизм? — спросил Мойше, пока она переодевалась.
— Мы его породили, — ответила она из ванной счастливым голосом с оттенком смеха. Она искренне веселилась весь этот день. И Мойше тоже ощущал себя необычайно живым и бодрым. — Он начинается в яслях. В школе. Когда мы разыгрываем историю. Мы не так давно существуем, чтобы иметь собственное прошлое, и потому одолжили ваше.
— Это не так. У нас одна и та же история.
— Наверное, ты прав. Старая Земля — это история каждого, если проследить до корней. В общем, это школьная игра. Метод обучения. И многим он нравится. Одеться и играть роль — это развлекает. Но мы этим не живем. Не так, как это бывает у некоторых, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— А ты помнишь Шуто? Командира того корабля, который нас привез. Самый тяжелый случай, который я только видел.
— Исключение. Вот посмотри: многие ли так в это уходят? Очень мало. А здесь на борту почти все — архаисты. Понимаешь? Это игра. Но ваш народ играет в нее слишком серьезно. Даже страшно.
— Что ж, согласен.
«Интересно, — подумал он. — За эти две недели ничего не удалось увидеть в культуре сейнеров, чего не было бы у других. Они живут заемными жизнями так, что это не дает вклада в целое. Его ожидания, основанные на легендах наземников, слухах и на том, что он изучал на Луне-Командной, были сурово обмануты».
Но в словах Эми был смысл. Он узнал пока лишь очень немногих. Необычное меньшинство. А необщительное большинство могло представлять собой что-нибудь совсем другое.
Она вышла из ванной.
— Застегни мне молнию, пожалуйста. — И, отвечая на вопрос, добавила: — Мы живем не только заемной жизнью. Просто, во-первых, ты видел пока лишь немногих людей, как ты сам сказал. А во-вторых, это флот. Ты же не станешь выносить суждение о всей Конфедерации по одному из кораблей флота? Верфи и ясли — там все по-другому. За исключением того, что, когда мы работаем, мы стараемся превратить жизнь в игру, чтобы оттолкнуть скуку и страх. Вряд ли мы сильно отличаемся от космонавтов флота. Как бы там ни было, а ты еще нас настоящих не видел. Ты только видишь нашу Реакцию на вас.
Что это за верфи такие? Все время в разговорах сейнеров они проскакивали. У звездных рыбаков есть планета, спрятанная где-то в стороне от больших дорог? Это не так уж невозможно. В архивах сохранились сведения о местонахождении десятков ранних поселений, разрушенных в Лунных войнах… Он уже собрался было спросить, как вспомнил совет Мауса насчет не напирать.
В цивилизации сейнеров было много, много больше, чем мог даже подозревать любой житель Конфедерации. За те крохи информации, которые они с Маусом уже собрали, заинтересованные люди заплатят целое состояние. Если он будет расширять свои познания с такой скоростью…
То ему дадут по возвращении еще одну медаль. Это он мог сказать наверняка. А он предпочел бы этот проклятый год отпуска, наконец.
Вечеринка была точной копией предыдущей. Те же люди, та же музыка. Те же разговоры и споры. Только они с Эми были на этот раз другими. Они пили осмотрительно и пытались понять, что с ними происходит.
Участники вечеринки были моложе, и они с Эми несколько тяготились этим разрывом, хотя хозяйка и старалась, как могла, включить их в общий ход веселья. Мойше не ощущал себя незваным — всего лишь был не в своей тарелке. Он подумал, что и раньше был здесь некоторой аномалией, но не заметил этого, занятый своим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});