Читать интересную книгу Господь - Романо Гвардини

Если мы оглянемся назад, то увидим в египетском изобразительном искусстве яркий мотив, изображающий восседающих на престоле. Какая мощь, какой покой в этих образах богов и царей! Позже этот мотив вновь появляется в раннем греческом искусстве. В христианском варианте мы находим его в мозаиках первых веков и в живописи начала Средневековья. Затем он исчезает. Изображенные сидят, но не на престоле. Вместе с тем их позы становятся более беспокойными. Древнее восседание на престоле не было чем-то застывшим, но движение выражалось мощью образа, его спокойствием, его внутренним содержанием. Теперь оно обретает чисто внешнее выражение. В позе сидящего уже нет монументальности, словно это не более чем мимолетное мгновение между приходом и уходом. Что-то переменилось в самих основах мироощущения. Если спросить современного человека, как он воспринимает жизнь, то ответ в различных вариантах всегда сведется к одному и тому же: жизнь - это усилие, поиски цели и стремление к ней, творчество, разрушение и новое творчество, то, что бурлит и находится в движении, несется потоком и бушует. Поэтому современному человеку трудно почув-стовать, что жизнь есть также и могучее присутствие, сосредоточенная в себе сокровенность, сила, парящая в спокойствии. По его представлениям, жизнь неотделима от времени. Она - изменение, переход, постоянная новизна. Той жизни, которая выражается в длительности и устремляется к вечной тишине, он не понимает. Если ему случается представить себе Бога, то он думает о Нем, как о Творящем без устали. Он склонен даже представлять себе Его Самого в постоянном становлении, созидающим Себя на пути от бесконечно далекого прошлого к столь же далекому будущему. Бог, пребывающий в чистом настоящем, неизменный, Сам Себя исчерпывающий в невозмутимой реальности, не говорит ему ничего. И если он слышит о «вечной жизни», которая должна быть исполнением всякого смысла, то легко приходит в замешательство: что это за существование, в котором ничего не происходит?... Престол означает величие Бога, пребывающего в чистом настоящем, - Живого в вечной тишине, Того, Который во вневременной непреложности Своей воли сотворил все, несет все, управляет всем. Перед Ним земное творчество и борьба преходящи, и их притязания на то, чтобы быть подлинной жизнью -безрассудны. Этот образ Божества встает над Апокалипсисом. Он появляется уже в самом начале собственно апо-калиптических событий, и все, что происходит потом, совершается пред Ним. Этот Бог не говорит, но Он владеет смыслом всех вещей; в пятой главе говорится о книге в Его руке, которая запечатана семью печатями и не может быть раскрыта никем, кроме Агнца. Он не действует, но всякое могущество исходит от Него. Все сотворено Им и все, что происходит, диктуется Его волей. Даже Его облик остается туманным, - есть только сверкание драгоценностей, в котором взгляд не различает деталей, каждый всплывающий образ получает форму и смысл от Него. Он кажется только присутствующим, но подлинно зрячие, четыре существа и двадцать четыре старца, потрясены Его абсолютной реальностью и исповедают ее и воздают Ему честь. Ему одному подобающую - поклонение.

То, что имеет вид действия, совершается пред Ним, причем, действующий - Его Сын. Мы уже встретились с Ним, с «Ходящим посреди семи золотых светильников» и Направляющим историю (2.1). Скоро мы увидим Его в образе Агнца, совершившего искупление и потому обладающего властью над смыслом существования, пожертвовавшего Собой и потому вовлекающего все творение в брачный пир вечной жизни. Мы увидим Того, Кто скачет на белом коне и ведет Своих к победе, Судию, восседающего на высоком белом престоле и Творящего суд над историей, и, наконец, Того, Кого Апостол призывает в конце апокалипсиса: «Гряди, Господи Иисусе!». Но послал Сына Тот, Кто сидит на престоле. Действия Сына - от Него. Сын осуществляет Его волю. К Нему Он возвращается, Ему передает все.

4. Поклонение

В предыдущей главе речь шла о видении престола -о Божием всемогуществе, которое выше всего преходящего и, однако, направляет все, что происходит. В том же тексте говорится об отзвуке Божиего величия в человеке — о поклонении. Здесь сказано: «И когда животные воздают славу и честь и благодарение Сидящему на престоле, Живущему во веки веков, тогда двадцать четыре старца падают пред Сидящим на престоле, и поклоняются Живущему во веки веков, и полагают венцы свои пред престолом, говоря: достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу: ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено» (4.9-11).

Величественная картина: двадцать четыре старца, в лице которых человечество предстоит перед Богом, облеченные в праздничные одежды, с золотыми венцами на головах, встают, падают ниц и низлагают свои венцы перед восседающим на престоле.

Стоять прямо - обычная поза человека. Она означает: «Я существую. Вот я стою здесь. У меня есть сила и воля, я выступаю за свое дело и защищаю свое право!» Всем этим жертвует тот, кто поклоняется. Первоначально падение ниц означало, что вассал отдает себя во власть того, кому он обещает служить. То же распространяется и на духовную область. Поклоняющийся заявляет: «Ты обладаешь властью, а не я, Ты Сущий, а не я!» Он уступает место Тому, к Кому обращается, чтобы Его власть возвеличилась. В личностной сфере должен утвердиться Бог, Тот, Кто собственно есть и властвует. В акте поклонения есть неизмеримая глубина. Это предоставление места Богу, это желание, чтобы Он был собственно Сущим, и чтобы царила Его власть, может осуществляться с еще -большей чистотой, полнотой и проникновенностью. Пространство, которое при этом предоставляется Богу, может становиться все более значительным.

Но все это составляет только одну сторону того, что мы называем поклонением, - есть и другая сторона. Для телесного бытия могущество есть нечто однозначное. Буря сильнее меня, значит я должен уступить. Болезнь сильнее меня, поэтому она меня одолевает. Враг сильнее меня, поэтому я оказываюсь побежденным. Все это ясно, и если я сопротивлялся с честью, то в моем поражении нет ничего позорного. Иное дело, когда затрагивается внутренняя жизнь: личность и ее достоинство. Когда я вынужден внешне уступить превосходящей силе, я могу признать этот факт, не склоняя перед нею головы. Чтобы заставить меня уступить и внутренне, сила должна быть оправдана с точки зрения истины, справедливости, добра. Представим себе на мгновение немыслимый случай, что Бог, бесконечная реальность и всесильная мощь, был бы только мощью, только силой, и больше ничем, -тогда я не должен был бы внутренне склоняться перед Ним. Он мог бы уничтожить меня физически, но не добиться от меня поклонения. Чтобы я Ему поклонился, Он должен не только обладать могуществом, но и быть достойным обладать им. Поэтому в нашем тексте и сказано: «Достоин Ты, Господи, принять славу, и честь, и силу» (4.11). Отчего же Он достоин? Оттого, что Он «сотворил все», а из этого явствует, что Он истинен, благ и свят. Его святость - вот причина, по которой Он достоин обладать могуществом. Теперь поклонение имеет смысл. При этом перед Богом склоняются не только физически, но и духовно, Его могуществу подчиняется не только чувство, но и свободная личность. И не только потому, что Он есть подлинная Реальность и непреодолимая мощь; Он есть также и святая истина и добро. Склониться перед Ним - не только неизбежно, но и праведно. Поклонение Богу есть выражение истины, неистощимой, неисчерпаемой, раскрывающейся все глубже. Поэтому поклонение есть благо. Поэтому от него не страдает достоинство человека, - больше того - оно им определяется, ибо достоинство человека проистекает из истины, и когда он склоняется перед Богом, он прав и свободен.

В акте поклонения есть нечто бесконечно истинное, благотворное, созидательное. Здесь переплетаются многие связи и отношения.

В сфере духа существует жар, проникновенность, глубина, парение, творческое начало: все, что есть в осязаемом мире, есть и в мире духовном, - собственно, именно там. Есть в нем и чистота. Чистота духа есть нечто воистину великое. Есть чистота телесная, есть чистота душевная, - есть она и у духа, и ею он здоров.

Чистота духа связана с истиной. Чист тот дух, который проводит различия и соблюдает границы, тот, который великое называет великим, а малое - малым, никогда не превращает «да» в «нет», а «нет» - в «да» и никогда не путает добра и зла с их непреложным «или - или». Это и значит, что человек тем самым уже делает добро и избегает зла, здесь имеется в виду первичная установка: никогда не называть добро злом, а зло добром. Чистота духа заложена в его первом движении, когда он определяет свое отношение к сущему и должному. Чистота - это та первичная правильность, при которой в слова всегда вкладывается их подлинный смысл, отношения трактуются реалистически, а границы проводятся четко. Нечистым дух становится от обмана. Он еще не нечист - как дух и в окончательном смысле - если, делая зло, он при этом знает и внутренне сознает, что это зло. Нечистым он становится, когда зло называет добром. Дух еще не нечист в смысле загрязнения его истоков и помрачения его существа, когда он лжет, если при этом совесть терзает его. Нечистым он становится тогда, когда не хочет больше понимать, где истина. Дух еще не становится нечистым, когда он заблуждается, неверно понимает факты, ошибается в понятиях, судит вкривь и вкось, неправильно применяет слова и путает образы. Нечистым он становится тогда, когда у него нет больше воли видеть то, что есть, когда ясность понятий становится ему безразличной, когда в своих суждениях он перестает ощущать ответственность перед вечными законами, и уже не верит, что почитание истины - дело чести, когда он загрязняет смысл слов, также являющийся смыслом и вещей и существования, когда он лишает образы их благородства и строгости. Об этом можно было бы сказать еще многое.