«Полицейское управление доносит первому отделению губернского управления, что административно-ссыльному Туруханского края Иосифу Виссарионову Джугашвили выдан путевой вид 20 числа сего февраля за № 215 до города Ачинска, куда он и выбыл сего же числа, о чем сообщено ачинскому уездному исправнику и начальнику Енисейского ГЖУ того же числа за № 215. Помощник полицмейстера (подпись)»{38}.
Из Ачинска в Петроград
Ачинск находится на Сибирской железной дороге западнее Красноярска. Выехав из Красноярска 20 февраля, в Ачинск И. В. Джугашвили мог приехать 21-го числа. Одна из первых, с кем он встретился здесь, была В. Л. Швейцер. Она жила вместе со ссыльной А. В. Померанцевой{1}.
«Приехал товарищ Сталин, — вспоминала В. Л. Швейцер, — рано утром прямо ко мне на квартиру. Жила я в доме Шатырской на Никольской улице № 43. Этот дом стоял на краю города при въезде в Ачинск», «у меня тов. Сталин прожил несколько дней»{2}.
Это значит, что у В. Л. Швейцер и А. В. Померанцевой И. В. Джугашвили пробыл не менее чем до 23 февраля.
Именно в этот день в столице начались рабочие волнения, которые привели к падению монархии. Однако цензура не пропускала в печать сообщений об этом. Под контролем правительства находился и телеграф. Поэтому некоторое время Ачинск оставался в полном неведении о том, что в это время происходило на улицах столицы.
С Никольской улицы И. В. Джугашвили, по свидетельству В. Л. Швейцер, «перебрался в самостоятельную квартиру, в одну комнатку на первом этаже деревянного дома по улице Иркутской, 13, угол Гимназической»{3}. «Когда он пришел к нам, — вспоминала. дочь хозяйки дома Феклы Кирилловны Чернявской Валентина Павловна Филиппова, — то вещей у него никаких не было… Одет был в черное пальто, в серой папахе, при выходе завсегда поднимал воротник»{4}.
Обосновавшись в новом доме, И. В. Джугашвили «дня три не был прописан», это значит, что он мог прописаться в Ачинске около 27 февраля{5}, т. е. именно тогда, когда в Петрограде началось восстание столичного гарнизона и власть фактически перешла в руки Государственной Думы. Но Ачинск продолжал оставаться в стороне от развивавшихся событий.
По всей видимости, сразу по прибытии в Ачинск И. В. Джугашвили дал телеграмму в Петроград с указанием своего нового местонахождения. «Вскоре после того как он перешел к нам, через неделю или немного больше (т. е. примерно 2–3 марта. — А.О.), — вспоминала В. П. Филиппова, — почтальон принес письмо в красном конверте, и по почтовой печати я узнала, что из Петербурга»{6}.
В это время в Ачинске находились ссыльные Франц Карлович и Прасковья Денисовна Врублевские, Лев Борисович Каменев, Фридрих Вильгельмович Линде, Матвей Константинович Муранов, Николай Петрович Осинкин, Александра Владимировна Померанцева, Вера Лазаревна Швейцер и Яковлев{7}.
Особое положение среди ссыльных занимал Л. Б. Каменев, который в качестве бухгалтера состоял на службе в Ачинской конторе Русско-Азиатского банка{8}, размещавшейся в доме купца Патушанского{9}. Вместе с Л. Б. Каменевым в Ачинске находилась его жена Ольга Давидовна Бронштейн, сестра Л. Д. Троцкого. По некоторым данным, квартира Л. Б. Каменева была своеобразным салоном, в котором собирались местные ссыльные{10}. Имеются сведения, что его посещал и И. В. Джугашвили. «Во время своих поездок, — вспоминал А. Байкалов, бывший в это время членом Правления Енисейского Союза кооперативов, — я заходил к Каменевым провести с ними вечер. Джугашвили, или, как мы к нему в разговоре обращались, Осип, был у них частым гостем»{11}.
Описывая быт своего квартиранта, В. П. Филиппова отмечала: «Из дома он уходил или утром рано и приходил после обеда, или же после обеда и приходил поздно ночью», «к нему часто приходила женщина, чернявенькая, нос греческий, в черном жакете, и они подолгу сидели, а потом он выходил ее провожать и сам закрывал двери». Кроме этой женщины, безусловно Веры Швейцер, И. В. Джугашвили, по словам В. П. Филипповой, однажды посетили двое мужчин: один, похожий на Н. А. Некрасова, второй — на Я. М. Свердлова{12}.
В конце февраля — начале марта в Ачинске появился Влас Мгеладзе. По свидетельству М. К. Муранова, он сразу же направился к И. В. Джугашвили, которого давно и хорошо знал по Кавказу, однако, если верить воспоминаниям, тот не только не подал ему руку, но и не стал с ним разговаривать{13}. Причина этого могла заключаться в том, что во время войны была установлена связь В. Мгеладзе с «Союзом освобождения Украины», который, как известно, тесно сотрудничал с германским Генеральным штабом{14}.
Днем 2 марта власть в Петрограде перешла к Временному правительству, а вечером Николай II отрекся от престола в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича. В этот же день из столицы в Ачинск полетела телеграмма: «Петроград. Ачинск. Депутату Муранову. Все в руках народа. Солдаты, Временное правительство, президиум. Тюрьмы пусты, министры арестованы, государыня охраняется нашими. Кронштадт наш, окрестности и Москва примыкают»{15}. Тогда же новый товарищ министра юстиции дал распоряжение об освобождении находящихся на поселении депутатов IV Государственной Думы{16}. Вслед за этим подобную же телеграмму направил сам министр юстиции А. Ф. Керенский:
«Военному губернатору. Иркутск. Енисейскому губернатору. Красноярск. 2 марта 1917 г. Подтверждаю предписание товарища министра о немедленном и полном освобождении членов Государственной Думы Петровского, Муранова, Бадаева, Шагова и Самойлова и возлагаю на вас обязанность под личной вашей ответственностью обеспечить им почетное возвращение в Петроград. Член Государственной Думы, министр юстиции гражданин А. Керенский»{17}.
Уже «2 марта к вечеру о событиях в Петрограде знал чуть ли не весь город (имеется в виду Ачинск. — А.О.), но все об этом говорили шепотом. Телеграммы печатать полиция не разрешила»{18}.
«В день, когда мы получили телеграмму, — вспоминала А. В. Померанцева, — был базарный день. Я решила, что крестьяне с базара разъедутся и ничего не узнают, побегу к ним и скажу, что царя нет, царя свергли. На пути я встретила тов. Сталина. Сталин посмотрел на мое возбужденное лицо и спросил: „Куда вы бежите?“ Я говорю: „Бегу на базар, надо сказать крестьянам о перевороте“. Он одобрил, и я побежала скорее известить крестьян»{19}.
Была ли А. В. Померанцева первой, от кого И. В. Джугашвили узнал о перевороте, мы не знаем. Неизвестно и то, чем именно занимался он в этот день. Можно лишь отметить, что А. В. Померанцева писала: «Когда мы получили телеграмму о февральском перевороте, мы не были организованы и не успели собраться»{20}.
Только «3-го утром от губернатора была получена телеграмма: „Дальнейшую задержку в печатании телеграмм считаю бесцельной“. Часам к одиннадцати 3 марта Общество народного образования <…> выпустило экстренную телеграмму о событиях. После обеда была выпущена вторая телеграмма»{21}.
То, о чем 2-го говорили шепотом, теперь было объявлено официально.
После этого ачинские большевики «устроили собрание в доме Долина»{22} и выступили с воззванием, которое было бы подписано депутатом IV Государственной Думы М. К. Мурановым{23}. Для его тиражирования, по всей видимости, использовали печатную машинку, которую можно было достать в Ачинском отделении Русско-Азиатского банка{24}.
К следующему дню стало известно, что накануне великий князь Михаил Александрович отказался принять корону и предложил решить вопрос о власти Учредительному собранию. Так в России пала монархия{25}. Тогда же, 4 марта, в Ачинске к 12 часам дня появилось воззвание М. К. Муранова{26}, днем М. К. Муранов выступил на собрании представителей местного гарнизона{27}, а вечером в 19.00 в Народном собрании под руководством ачинского городского головы П. Ф. Усакина открылось собрание, в котором приняло участие около 500 человек. Собрание избрало М. К. Муранова своим председателем, и он сразу же предоставил слово Л. Б. Каменеву. На этом собрании было принято решение направить телеграмму на имя великого князя Михаила Александровича с приветствием по случаю его отказа от престола{28}.
По логике вещей вечером 4 марта И. В. Джугашвили должен был присутствовать на собрании в городской думе и бороться за принятие им наиболее радикальных решений. Между тем в нашем распоряжении имеются две несовпадающие между собой версии о его местонахождении вечером 4 марта. Обе они исходят от В. Л. Швейцер. В одном случае она утверждала, что 3 и 4 марта, «все дни», И. В. Джугашвили провел в военном городке, 4-го вернулся оттуда поздно и на собрание в городскую думу не пошел{29}. В другом случае она писала, что И. В. Джугашвили пришел в думу, когда Л. Б. Каменев закончил свое выступление{30}.