— Профессор Койпу! — радостно воскликнул я. — Наконец-то!
Он улыбнулся. Некоторые из его желтых зубов торчали вперед, точно покосившиеся надгробья.
— А, Джим. А ты неплохо выглядишь. Загорелый, но не красный. Хвост еще не проклюнулся?
— Благодарю вас, нет. Я за этим слежу. А как ваши дела?
— Отлично, отлично. По пути сюда я изучил обломки машины из Церкви и проанализировал все ваши записи, а также подверг экспертизе одежду, которую вы носили в аду. Вы молодцы. Правильно сделали, что отослали все это к нам. По-моему, теперь все ясно.
— Вам все ясно?! А мне ничего не ясно! Бред какой-то. Абсурд, неразбериха…
— Джим, ты за деревьями не видишь леса. Смею тебя уверить, изобрести темпоральную спираль для моей машины времени было куда труднее, чем разобраться с этой мозаикой.
Койпу отломал зубами кусочек гренка и деловито захрупал. Он очень смахивал на грызуна, нашедшего пшеничное зерно.
— Профессор, давайте не будем забираться в метафорический лес и ломать дрова.
— Да, конечно. — Он вытер салфеткой рот, а заодно тайком отполировал торчащие зубы. — Когда я узнал, что в этом деле замешан Джаз Джастин, разобраться с остальным было гораздо проще…
— Джаз Джастин? — пробормотал я, ровным счетом ни черта не понимая.
— Да. — Койпу хихикнул, блеснув желтыми зубами. — Мы его так в университете прозвали.
— Кого, кого? — заковокал я, точно заезженная доисторическая музыкальная пластинка.
— Джастина Слэйки. Он играл на тромбоне в университетском джазовом квартете… недурно играл, смею тебя уверить. По правде говоря, я ничуть ни хуже наяривал на банджо и…
— Профессор, ближе к делу, пожалуйста. Постарайтесь обойтись без экскурсов в историю музыки.
— Да, конечно. Слэйки — гений, это я понял еще в первую нашу встречу. Он очень стар. Учитывая достижения гериатрии, он, наверное, гораздо старше, чем выглядит. Он создал теорию галактических перемычек, — несомненно, ты знаешь, что она очень долго ходила в гипотезах. Никому не удавалось приблизиться к ее математическому выражению, пока Слэйки не вывел формулы, которые доказывали существование перемычек. Он сумел даже математически описать природу червоточин в перемычках между галактиками. Изредка Джастин писал научные статьи, но никогда не соединял свои открытия в единую систему. До недавних пор я считал, что его теория так и осталась незавершенной.
Профессор снова оттяпал кусок гренка и торопливо смыл его в пищевод глотком кофе.
— Подождите, — попросил я. — Начните сначала. Я ничего не понял.
— А зачем тебе понимать? Природу червоточин в перемычках можно объяснить только с помощью алгебры отрицательных чисел. Любая нематематическая модель будет всего лишь грубой профанацией.
— Меня вполне устраивает грубая профанация. Он пожевал, задумчиво поморщил лоб, рассеянно смахнул с глаз длинную жидкую прядь волос.
— Что ж, утрируя…
— Да?
— Предельно утрируя, можно сказать, что наша вселенная напоминает недожаренную глазунью из одного яйца. Лежащую на противне рядом с другими, тоже полусырыми яичницами.
Похоже, завтрак подстегнул его воображение. У меня же здешние яичницы никаких ассоциаций не вызывали, я успел к ним привыкнуть.
— Противень с яичницами символизирует пространство-время. Но он должен быть невидимым, поскольку у него нет измерений и, следовательно, его невозможно измерить. Не отстал еще?
— Пока держусь.
— Отлично. Энтропия — заклятый враг вселенной. Все изнашивается, остывает, пока не наступает тепловая смерть вселенной. Но с этой проблемой было бы нетрудно справиться, если бы существовала возможность обратить энтропию вспять. Но это невозможно. Но!
Это было важное «но», судя по тому, как профессор ораторски воздел палец и щелкнул зубами.
— Но хотя обратить энтропию вспять нельзя, измерить и увидеть степень энтропийного разложения можно — разумеется, только математически. И можно доказать, что в разных вселенных этот процесс идет с разной скоростью. Ты понимаешь, как это важно?
— Нет.
— Подумай! Предположим, скорость энтропии в нашей вселенной гораздо больше скорости энтропии во вселенной Икс. Гипотетическому наблюдателю из той вселенной покажется, что распад нашей вселенной происходит быстрее. Правильно?
— Правильно.
— Столь же очевидно, что, если наблюдатель в нашей вселенной смотрит на вселенную Икс, ему покажется, что энтропия там идет в противоположном направлении, и это явление можно назвать обратной энтропией. Хотя этой обратной энтропии не существует, ее можно увидеть. Вот тебе и уравнение.
Койпу откинулся на спинку стула и улыбнулся. Похоже, он был доволен собственной логикой. А мне она показалась сущим бредом. Я так и сказал, и он нахмурился.
— Жаль, ди Гриз, что в школе ты валял дурака на уроках математики. Ладно, попробую еще больше упростить. Допустим, явления не существует, но если оно наблюдается, его можно выразить математически. А если его можно выразить, то на него можно и повлиять. А на что можно повлиять, то можно и изменить. В этом-то и прелесть. Чтобы добраться до червоточин между вселенными, не нужно источника энергии, хотя энергия, конечно, потребуется для путешествий по ним. Для самих червоточин источником энергии служит разница в скорости энтропии. Этот закон открыт Джастином Слэйки, и я первым снимаю перед ним шляпу.
Он приподнял над головой воображаемую шляпу. Я тупо заморгал, а затем подстегнул мозги. Да что это со мной? Котелок совершенно не варит. С огромным трудом я вылущил из буйных физических фантазий профессора кое-какую суть, доступную моему первобытному умишку.
— Так. Давайте по порядку. Если ошибусь, поправьте. Существуют разные вселенные. Так?
— И да и нет.
— Пусть будет да. Хотя бы на минутку. Существуют разные вселенные, и если они существуют, то связаны друг с другом перемычками, в которых есть червоточины. Далее. Разница в скоростях энтропий этих вселенных позволяет человеку путешествовать по червоточинам из одной галактики в другую, и Слэйки изобрел для этого специальную машину. Так?
Профессор поднял палец, нахмурился и отрицательно покачал головой. Затем поразмыслил и пожал плечами.
— Так, — произнес он весьма сдержанным тоном.
Я поспешил, пока он не передумал:
— Ад находится в иной вселенной, там действуют иные физические законы, а может быть, и химические. И время там течет с другой скоростью. Если это так, то рай — это уже совсем другая вселенная, соединенная с нашей червоточинами в пространстве-времени. Возможно, есть вселенные и кроме этих двух…
— Теоретически их множество бесконечно.
— И машина Слэйки позволяет снова и снова налаживать связь с ними, и что по силам ему, то по силам и вам. Я прав?
— И да и нет.
Я одолел соблазн выдрать из своей шевелюры клок волос.
— Что вы подразумеваете под «да»? Что вы подразумеваете под «нет»?
— «Да» означает, что теоретически это возможно. А «нет» — что мне это не по плечу. По крайней мере, без математического выражения энтропийного соотношения, которое было записано в машине. В той, которую ты позволил уничтожить.
— Но должны существовать и другие машины.
— Раздобудь хоть одну, и я тебе построю межгалактическую подземку.
— Раздобуду, — пообещал я. Пообещал твердо, ибо не видел другого способа выручить Анжелину. После чего у меня возник очередной закономерный вопрос: — У кого есть эти машины?
— У Слэйки.
— У которого Слэйки?
— Слэйки только один.
— Не верю. Своими глазами видел по меньшей мере троих. Краснокожий с хвостом — раз. Без правой руки — два. А третий — со здоровой правой рукой.
— Ты видел одного и того же человека, только из разных времен. Представь, у тебя есть машина времени, и ты отправляешься на ней в гости к новорожденному ребенку. Затем передвигаешься вперед во времени и видишь того же ребенка, но уже взрослым, а потом еще раз перемещаешься и встречаешь уже старика. Математически это вполне объяснимо. Джастину каким-то образом удалось продублировать себя в разные времена своего существования. Все эти двойники — один и тот же человек. Поскольку они из разных времен, у них одни и те же мысли. Вот каким образом однорукий Слэйки узнал, что Слэйки невредимый попал в беду. Узнал и пришел на выручку. То же самое явление наблюдали твои сыновья. Поскольку они — биологические близнецы, то есть произошли от одного яйца, некогда они были одним и тем же лицом, или яйцом. Поэтому, оказавшись в разных вселенных, они думали одинаково и видели одно и то же. Все это вполне очевидно.
— Что «очевидно»? — спросила Сивилла, подходя к нашему столику.
— То очевидно, — сказал я, — что мы теперь знаем, как попасть в рай. Или в ад. Всюду, куда понадобится. Похоже, наш гениальный профессор все знает об этих вселенных.