– «О богини, Скраппи, не уходи! Я люблю, люблю тебя, родная! Люблю так сильно, что просто не смогу без тебя! Прошу, поверь мне! Не уходи!».
– «Ты… Ты же знаешь, кто я» – вырвался у меня судорожный полувздох-полувсхлип. Грудь сдавило, словно кто-то тяжелый положил на нее свою исполинскую, когтистую лапу – «А она… Она тоже любит тебя, Графит! Поверь мне, я чувствую это».
– «Я верю, верю тебе!» – лихорадочно проговорил он, несмотря на все сопротивление, вновь прижимаясь к моим губам – «Но мне не нужна она – мне нужна ты! Ради тебя я перерыл весь Кантерлот и половину этой страны! Открой решетку, прошу!».
– «Обещай мне, если… Если она выживет, то позаботься о ней, прошу тебя. Она любит тебя, любит, Графит!» – прохрипел я, чувствуя, как на глаза наворачиваются злые слезы – «Она любит тебя – и раскаивается».
– «Умоляю, не делай этого!».
Дернувшись, резким толчком я высвободился из скользких от крови объятий пегаса и, спотыкаясь, побрел по узкому винтовому коридору, чувствуя, как крики бесновавшегося за решеткой друга рвут на части мое сердце.
– «СКРАААААААПС!» – донесся до меня дикий рев Графита, с грохотом и звоном выламывающего тяжелую решетку. Кажется, он лупил в нее уже всеми четырьмя ногами, или кто-то присоединился к нему? Напрасно – это было крепкое, старое железо. И я ненавижу долгие прощания.
«Прости, мой дорогой друг… Я не смогу переплыть это море[113]».
***
Путь вниз занял довольно много времени. С моей стороны было довольно самонадеянно так издеваться над этим ослабевшим, измученным тельцем, и последние шаги к колодцу я проделал едва ли не ползком, останавливаясь после каждого шага и пережидая вспышки мучительной боли, опалявшие изуродованную ногу.
Конечно же, она была тут. Кому же еще, как не Принцессе Ночи, присутствовать при отходе в иной мир своего последнего творения – и живого воплощения своей последней ошибки?
Расположившись на каменном обломке, фигура аликорна застыла в неподвижности на другой стороне огромного бассейна, наполненного черной, неподвижной водой. Темнота, царившая вокруг, заставила меня поднять голову, ища глазами круглый диск жерла колодца – но тщетно. Вокруг разливалась тьма, и лишь светящиеся пучки каких-то странных растений, медленно колышущих в непроглядном мраке светящимися ветвями, разгоняли тьму, выхватывая из нее лишь необозримую темную гладь – и молчаливую, царственную фигуру.
Поколебавшись, я вздохнул, и опустив голову, двинулся вперед, входя в темную воду.
«Ненавижу долгие прощания».
Вода была неощутима, словно парное молоко[114], и столь же густа. Продвигаясь вперед, я, словно настоящий дух, не породил даже самой маленькой волны на ровном зеркале бассейна, погружаясь все глубже и глубже.
– «Прости меня, малышка» – прошептал я, увидев свое отражение в дошедшей до груди воде – «Прости если сможешь, что так неосторожно обошелся с твоим телом. Прости – и прощай. Позаботься о Графите, ведь парень в тебе души не чает. Не обижай его – и вспоминай меня хотя бы иногда, когда вновь захочешь сделать подобную ошибку».
Подняв глаза, я увидел стоявшую надо мной Луну. Принцесса стояла на неподвижной поверхности воды, словно грозная, царственная статуя, и лишь ее развевающаяся грива, теряющаяся в окружающей нас тьме, говорила о том, что передо мной живое существо.
Одна из двух богинь.
Я поднял глаза в немом вопросе, встречаясь взглядом с глазами принцессы – и тотчас же опустил их. Тяжесть провала давила на меня многотонной плитой, и я уже не смел поднять взгляд на того, кого так бездарно подвел, расплачиваясь за свою ошибку жизнями безвинных людей и пони.
– «Простите. Простите меня… За все» – прошептал я – и рванувшись, ударился грудью о воду, ныряя в темную глубину.
***
«Падение в колодец? Исчезающий свет? Какая банальщина для такого зловредного духа!» – именно так и никак иначе должны были думать принцессы, планируя мой уход.
Наверное, так чувствовали себя овощи, варясь в кипящем бульоне. Забурлившая вокруг меня вода рванула мои уши грозным рыком миллионов лопающихся вокруг меня пузырей. Хлесткий удар раскаленного жгута кипятка выбросил меня на поверхность, где меня уже ждала ледяная волна, с головой накрывшая мое вопящее от страха тельце и потащившее ее в темную, ждущую меня глубину.
«Скажи, Физзи, а бездна – она существует?».
«Это не бездна, а стиральная машина какая-то!» – в отчаянии подумал я, чувствуя, как тянущая меня вниз волна холодной воды наконец встретилась с раскаленным течением, словно зверь, бросающимся на мою тушку в стремлении выкинуть ее прочь из воды. Смешавшись, они закружили, завертели меня в безумном водовороте пузырей, пока наконец, наигравшись, не отшвырнули прочь, словно выброшенную на берег щепку.
Немного придя в себя, я открыл глаза.
Мой взгляд упирался в темный, растрескавшийся камень, покрытый коркой острого, обломанного льда, на котором лежала моя голова. Лениво плещущаяся вода была тепла, как в ванной, и я с трудом подавил желание забраться в нее поглубже, чувствуя, как по моей спине начинает гулять холодный, прямо-таки ледяной ветер.
Раздавшийся сверху шум заставил меня поднять глаза, а затем и вовсе перевернуться на спину, в испуге поджимая к животу все четыре ноги и два крыла – сверху, не мигая, на меня смотрели две пары огромных глаз, сиявших на фоне развевающихся магическим ветром грив. Скосив глаза, я обнаружил, что по-прежнему являюсь счастливым обладателем четырех копыт и пары огромных крыльев, широко распластавшихся на покрытом камнем бортике бассейна. Где-то высоко над нами, в лучах ползущего по небу солнца, кружили пегасы, чьи трубные крики и команды эхом отдавались по всей громаде колодезной трубы. Снижаясь, они что-то взволнованно кричали, но я смотрел только в огромные, как небо, глаза повелительницы света.
– «П-простите меня…» – вновь пролепетал я, чувствуя себя полным идиотом из анекдота, пытавшимся повеситься на похоронах – «Н-не получилось… Я сожалею…».
Внезапно, ночная принцесса широко улыбнулась, и я увидел, как из ее взгляда исчезают всегдашние жесткость и холод. Покачав головой, она весело хмыкнула чему-то, и перевела взгляд на своих снижающихся воинов, царственно помавая[115] копытом.
«Что я такого смешного сказал-то?».
– «Что же, сестра – ты была права, и теперь мы можем сказать ей это открыто» – лавандовые глаза Селестии смотрели на меня весело и спокойно, и впервые со дня нашего знакомства, солнечная принцесса улыбнулась мне по-настоящему тепло и ласково, словно и вправду одной из своих подданных – «Ну, с днем рождения тебя, Скраппи Раг!».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});