потухше улыбнулась. Это настолько очевидно, что герцогу хватило одно взгляда, чтоб понять.
— Я знаю, что это бесполезно. — бесцветно прошептала Маниэр, — У нас нет связи, да и он переселенец, уверена, я далека от его идеала. Но мне хватит и одного мгновенья, одного мига, когда я смогу верить, что я ему нужна. Что красива в его глазах. И тогда наше неизбежное расставание не было бы столь тяжелым.
— Ты хочешь связь? Я могу дать ее вам, это дело буквально трех минут. — связь, не велика проблема, Касар много раз имел дело с подобным. Нужно только зелье и кровь обоих вампиров, а после связь выстроится меньше чем за час.
Но понимает ли Маниэр последствия, которые это повлечет за собой?
— Спасибо, но это не то. Это не по-настоящему. А обманывать его я всю жизнь не смогу. — она обняла себя руками, мелко дрожа. В замке было холодно, лето заканчивалось и теперь даже в теплый облачный день в подвале стоял жуткий холод, пробирающий до костей.
Хоть герцог и предложил помощь, согласиться она не могла.
Касар слабо улыбнулся. Кифен полюбил прекрасную девушку, как жаль, что быть вместе для них невозможно.
— Ты знаешь, почему он избегает тебя и этих отношений? — вкрадчиво проговорил Касар. Маниэр вздернула подбородок, встречаясь с пристальным взглядом герцога.
— Знаю. — твердо ответила она, — Но и он так же знает, почему я не могу отступить. — уж лучше ее убьют, чем она выйдет за другого!
Маниэр не сможет отделить свое сердце от тела и жить рядом с совершенно незнакомым ей мужчиной, разве это не смерти подобно? Видеть любимого, но принадлежать совершенно другому мужчине?
— Не могу понять, ты эгоистична или жертвенна. — покачал головой Касар, — Ты разрываешь его сердце, тебе совсем не жаль графа?
— Если я буду жалеть его, кто пожалеет меня? Он единственный, на кого я могу положиться. И он единственный, кто способен так легко вычеркнуть меня из своей жизни. — затаенная озлобленная обида скользила в ее голосе.
Больно, как же больно было, ведь теперь стоило ей на секунду прикрыть глаза, как она мысленно возвращалась в тот день, когда граф отказался от нее. В голове непрерывно звучало “…семейное счастье будет ей к лицу…”.
Но почему же так заботясь о ее благополучии, никто, совершенно никто не спросил, что есть счастье для нее? Почему все вокруг самовольно определяют, где, как и с кем она обязана стать счастливой по умолчанию?
Это разрывало: противоречия не давали ей покоя.
Она любила Кифена, и так же пылко она ненавидела его за равнодушие, холодность, глупые, бесполезные принципы. За то, что он сам решал, каким должно быть ее счастье.
И это делало ее несчастнее всех на свете.
— Кифен сделает всё ради тебя, и ты это знаешь. — проговорил герцог, заглядывая ей в глаза. Она грустно ухмыльнулась.
Маниэр уже не знала, во что и кому верить. Вампиры никогда никому не доверяли, не верили. Теперь же угасала и ее вера в любовь. Бесполезное, бессмысленное чувство, заставляющее страдать ее и графа.
— Всё, но не то, чего я прошу. — печально покачала головой девушка.
— Возможно, когда-нибудь ты поймешь. — Касар понимал Кифена, и в той же степени разделял чувства Маниэр.
Неужели вампиры никогда не могут быть счастливы со своей половиной?
Герцог сполна отведал горя, теперь перед его глазами разворачивалась чужая трагедия.
И оправдание, причину такого жестокого невезения, мировой несправедливости, он видел только одну: они вампиры.
И этим всё было сказано.
— Будет ли у меня это когда-нибудь, герцог? — надломлено вымолвила она, хмуря брови
На прошлой неделе умер ее брат, а еще месяц назад племянница.
Вампиры умирали. Умирали неожиданно, непредсказуемо, словно их намеренно истребляли, но то были лишь несчастные случаи.
И Маниэр боялась, что уйдет так же неожиданно, не узнав, какого это — быть любимой.
И Касар видел, читал эту боль в ее взгляде. О, так же отчаянно когда-то дочь доказывала ему, что ее счастье — стать женой дракона. Как Акшасс жила, одна, в огромном дворце? Была ли она счастлива хотя бы день?
Герцог не знал, потому что никогда об этом не спрашивал, он обставил их брак так, будто всё сделано ради политики, он думал, что сделал всё для счастья Акшасс. И очень надеялся, что она была по-настоящему счастлива.
Они молчали, прекрасно зная, как непостоянна жизнь. Смотрели друг другу в глаза, безмолвно делясь каждый своим горем.
Степан неотрывно глядел на них сквозь узкую щель приоткрытой двери. Запоздало вспомнил о простеньком заклинании для подслушивания и, едва ли сумев совладать с магией, нервно сплел заклинание.
Граф уважал Касара, но сейчас тот стоял близко к Маниэр, глядел на нее, ломано улыбался и… в отличие от Степана, имел возможность сделать ее счастливой.
И попаданец не знал, было ли то чувство просто ревностью. Разве граф вообще имел какое-то право на подобное?
Герцог терялся: в своих переживаниях, в воспоминаниях, в том колоссальном объеме работы, который предстоит сделать, в огромном грузе ответственности, почти намертво придавившем его к земле.
Он хотел быть просто Касаром, без приставок из титулов и напыщенных обращений, без ответственности за чужие жизни, без горьких, мучительно-болезненных воспоминаний о прошлом.
И смотря на Маниэр, перед глазами почему-то всплывал облик Аяры. Она всегда глядела на Касара так же.
— Когда я смотрю на тебя, то вспоминаю свою жену. Ваши глаза так похожи. — тихо проговорил Касар. — Могу я поцеловать тебя? — он не хотел говорить это. Не имел права. Но и сдержать мимолетный порыв было невозможно.
Маниэр замерла. Поцеловать того, у кого такое же лицо, как у ее возлюбленного?
Разве может она, сходящая с ума от любви, отказаться урвать жалкий кусочек иллюзии счастья, которого у нее никогда не будет?
Она подняла глаза на Касара.
— Можете.
Степан бесшумно сделал шаг назад, потом еще и еще.
Он слышал каждое их слово. Все, до единого.
Нет, он не хочет это видеть. Не