Перечитав написанное (нет ли грамматических ошибок), сложил листок вдвое, сунул в конверт, заклеил и надписал: «Иринке, лично в руки». Мише объяснил, что этим письмом он хочет ускорить её появление на ерике, и если номер удастся, всё же потребовать извинения за пощёчину. Сосед, не подозревая, что дело тут вовсе не в извинениях, вручил послание Клаве с приказом не вскрывать и срочно передать адресату.
Но напрасно ждал Рудик едва ли не до рассвета — Синеглазка на свидание не пришла… В расстроенных чувствах, с гнётом на душе возвращался он восвояси. Было горько и обидно до слёз. И мучительно стыдно. Перед мысленным взором вставала ужасная картина: его записку, это идиотское признание в любви, продиктованное сердцем, читают вслух… при Клавке (а может, позвали и ещё кого-нибудь)!.. Читают и потешаются, надрывая животики… Всякая замухрышка станет теперь при встрече ехидно ухмыляться и показывать пальцем: вон тот, что втрескался по самые уши, а ему — дулю под нос. От такого позора Рудик то краснел, то бледнел, его бросало в жар. Силился уснуть, но так и не смог забыться до самого утра. С рассветом, не желая встречаться ни с Мишкой, ни с кем бы то ни было, он ушёл в акации и пробыл там весь день. Под конец, поспав, всё-таки успокоился. Но стал уже не тем Рудиком, каким был: огрубел, очерствел душой, поумнел. Больше на такой крючок он не попадётся! Чувство к Синеглазке ещё теплилось, но навязываться ей он больше не станет! А за поруганную первую любовь — отомстит! Отыграется на ком-нибудь из ихнего племени…
Такой случай вскоре представился: подвернулась Нюська Косая. Об этом нами уже упоминалось…
Однако развела их с Иринкой судьба не насовсем.
Как-то, вскоре после того разговора у Ванька, шел он балкой. Здесь в любую слякоть-непогоду можно ходить, не боясь утонуть в грязи. Впереди кто-то тащил вязанку сухого хвороста. У огорода Кулькиных сбросил с плеч и сел сверху — похоже, отдохнуть. И каково же было его удивление, когда, поровнявшись, встретился взглядом… с парой весенних васильков!
— Синеглазка, ты?!
Не назови он её этим именем, Иринка бы его не узнала — слишком мимолётным было знакомство, много с тех пор утекло воды. Но оно вмиг напомнило всё: и как отомстила за унижение, и как на следующий день он же и извинился, когда вынесла воды; записку, переданную Клавой, взволновавшую до глубины души; как она боролась с собой, не решаясь прийти на свидание и как, наконец, жалела после, обзывая себя трусихой и дурой… Растерявшись, она не находилась, что ответить, а Рудик продолжал:
— Вот уж, действительно, гора с горой не сходится, а человек с человеком встретится… — И сел рядом на хворост.
— А говорили, ты уехал… Я думала, навсегда.
— Как видишь, не навсегда. Не для того свела нас судьба в тот понедельник, чтоб развести навсегда!
— Ты и день запомнил?
— Запомнил и никогда не забуду. Так же, как и следующий, когда всю ночь прождал тебя в вашем саду… Ты, конешно, уже забыла?
— Я храню это твоё письмо… И помню его наизусть.
— Токо вот не поверила. Но я прощаю тебе и эту пощёчину.
Краска отчего-то залила её загорелые щёки, она посмотрела на него своими васильками, но не выдержала взгляда и потупилась.
— А чё это ты не женским делом занялась? Зачем он тебе понадобился? — кивнул на хворост.
— Топливо кончилось. Мы ведь теперь вдвоём с бабушкой остались.
— Можно, я помогу тебе донести это так называемое топливо?
— Помоги, если хочешь…
Во дворе, сбросив вязанку, Рудик взял её ладошку, присел на корточки и ласково посмотрел снизу вверх. Она не отняла её, когда он прижался щекой, улыбнулась:
— Спасибо за помощь… Теперь я сама управлюсь.
— А давай оставим этот хворост на память о нашей встрече, — предложил он, поднявшись. — Дровец деда вам припас, козлик отличный. Наверно, и пила имеется?
— Есть. Только ею надо пилить вдвоём, а бабушка хворает.
— Ежли ты не против, то вторым буду я. И сёдни, и всегда. Хочешь?
— Хочу. Но будешь не вторым, а первым. Чего ты так на меня посмотрел, я не то сказала?
— Да нет… Просто твои глаза мне напоминают весну.
С этого дня стал Рудик у Иры частым гостем. Бабушка, интерес к жизни у которой после тяжёлой утраты поддерживался лишь тревогой за внучку, оставшуюся без родителей, ко вторжению в их быт постороннего поначалу отнеслась настороженно. Но поскольку этот самый быт, а лучше сказать — беспросветная нужда и сплошные трудности, стал заметно меняться к лучшему, опасения её рассеялись. Более того, она нашла Рудика скромным и умным «вьюношей». В доме прибавилось жизни и веселья — стали приходить в гости и его друзья. У внучки появилась новая подружка Вера, которую она оценила не менее высоко. Иногда гости прихватывали с собой и детвору. Это для бабки было праздником души, скрашивавшим одиночество. Порой гостей набивалась полная хата, они задерживались допоздна, любили слушать сказки и были, рассказывать которые бабушка была большая мастерица. Перед иконой теперь по вечерам мерцал язычок керосиновой лампадки, и у бабки, человека глубоко верующего, сердце наполнялось благодарностью к милым и славным ребятам.
Бабкин двор, как мы уже знаем, был напротив амбара, и посещая новую приятельницу, ребята установили: с поста полицай отлучается, особенно после полуночи, отсутствуя при этом достаточно долго. И решили «заделать козла». В худшем случае, проникнуть в амбар с целью поживиться, если там имеется что-то подходящее.
— А ежели та доска привалена чем-нибудь тяжёлым? — высказал опасение Борис.
— Продавлю в другом месте. Но, помнится, она у самого порога, — заметил Ванько. — Навряд, чтоб её привалили.
— Там же будет темно, как в бочке! Не тащить же с собой и лампу?
— Не лампу, а фонарь, — уточнил Миша. — Зажечь, обмотать тряпкой — и годится!
— Я от тёти принёс немецкую свечку, — подключился Рудик. — Очень удобная: круглая, плоская картонная баночка в палец толщиной, залита воском и посередине фитилёк, — объяснил он её устройство.
— Сгодится, — одобрил Ванько. — Значит, сделаем так: Рудик и Борис дежурят снаружи. На всякий неожиданный случай. Я быстро выдавливаю доску внутрь амбара и помогаю Мише — он у нас самый щупленький — забраться через пролом. Ты, Мишок, зажигаешь свечку и хорошенько проверь, нет ли гранат или чего взрывчатого, в боеприпасах ты разбираешься. Если всё нормально, придави чем-нито гранату…
— Маленький я, что ли, что ты мне разжёвываешь! Сделаю всё как надо, воще, — заверил тот.
Словом, все было продумано тщательнейшим образом, учтена каждая мелочь — как и всегда, когда ребята решались на рискованное дело. Не станем утомлять подробным описанием проведения операции, названной в этот раз «Новогодний подарок фрицам»; она удалась.