Следующий оройхон он поставил через неделю. А через неделю — еще один. Потом их не трогали целый месяц, из чего Шооран заключил, что объявился Ёроол-Гуй, и братья выжидают, не желая рисковать. Месяц истек, и еженедельные выходы к далайну возобновились. Первое предположение Шоорана оказалось правильным: строилась широкая, в три оройхона дорога в землю старейшин.
Вечерами и в свободные дни зажиревшие от безделья каторжники сидели под стражей в алдан-шаваре, дулись в кости на интерес или вечернюю порцию мяса (теперь им давали и мясо, и наыс, и вообще все, кроме вина) и старательно не говорили на запретную тему. Лишь Уйгак — тощий, но страшно прожорливый мужик, глупый и такой законопослушный, что неясно было, как он попал на каторгу, а потом в бунтовщики, вздыхал порой, придвигая миску с выигранным мясом:
— Ох, повезло нам, братья! Всегда бы так жить.
— Бовэр в ручье тоже небось думает, что ему повезло, — отвечал угрюмый Куюг, — и не знает, что гарпунок на него уже заострен.
— Скажешь тоже! — обижался Уйгак. — То бовэр безмозглый, а то... — и он многозначительно поднимал к потолку палец, перемазанный в мясной подливке.
Шооран в разговорах участвовал мало, старался больше спать и не говорить, а слушать других. Его тоже преследовало сравнение с бовэром, и он ждал всяких неожиданностей. Кроме того, он постоянно представлял в уме карту мира и старался отметить на ней новые оройхоны. Не так много их было. Окажись он на свободе, он бы выстроил за это время куда больше.
Вскоре сон уже не шел в отяжелевшую голову, и мясо стало казаться пресным. Выход Шооран нашел в беседах с Маканым. Калеке достаточно было задать один вопрос, а дальше он рассказывал сам без остановок. Надо было лишь суметь разобрать его речь, и тогда выяснялось, что он рассказывает массу любопытных вещей.
— За что тебя первый раз приговорили?
— Не приговорили, а оштудили. Жа машку. Машку я шделал иж рыбей кожи. Ешли ее харвахом шырым натереть, так она шветитша в темноте. Штрашно! Ее надеть и ишшо на ходули штать. Ночью приду на поле, да как крикну шторожам: «Ужнаете меня?!» Они и уполжают штаны чиштить. Вше оройхоны были мои. Но вше-таки поймали меня. Макали три ража. Шешть раж это уже потом, жа другое...
Одиннадцать дюжин первый оройхон соединил две страны, прежде отделенные друг от друга огненным болотом. Едва камень затвердел, как отряды цэрэгов, скрывавшиеся неподалеку, ринулись на приступ. В неожиданности они видели свое главное преимущество. Но неожиданного удара как раз и не получилось. На том берегу еще неделю назад заметили замаячивший оройхон и, поняв, что происходит, успели подготовиться к атаке.
Цэрэги братьев шли не скрываясь, и залп татацев буквально выкосил их, от передовых дюжин почти никого не осталось. Остатки нападавших были смяты, старейшины сами пошли в наступление.
Охранники, занятые Шоораном и его товарищами, не успели еще никого отвязать, когда из клубов дыма, по-прежнему тянущихся с бывшей мертвой полосы показались кольчужники врага. Грудь каждого за прозрачной чешуей казалась открытой, в руках пели хлысты, короткие копья торчали за спиной. После мгновенной схватки охранники были перебиты, и наступающие пошли дальше. На привязанных к крестам людей они не обратили внимания — мало ли какие жертвы приносит противник великому Ёроол-Гую.
Берег опустел. Шооран понимал, что это ненадолго, и сейчас у него единственный шанс получить свободу. Шооран напрягся, пытаясь освободиться. Мягкие ремешки не растягивались. Если бы заранее, прежде чем его привязали, напружинить мышцы, он может быть и мог что-то сделать, но сейчас он был беспомощен. Ему не было больно, под ногами стояла подставочка, он мог висеть так долго, не испытывая заметных мучений, не жестко, но плотно перебинтованный, неспособный шевельнуть и пальцем.
Шооран не помнил себя плачущим, но в эту минуту слезы обиды и бессилия сами выступили на глазах. Он оказался не готов и не способен к борьбе, ему не к чему было применить свою силу, он не мог даже бестолково дрыгаться.
Рядом за щитом послышалась возня, невнятное бормотание, потом оттуда на землю спрыгнул один из его товарищей и, пригнувшись, побежал в сторону тэсэгов.
— Эгей! — крикнул Шооран. — Помоги! — но тот даже не оглянулся.
Шооран заскрипел зубами от злости и отчаяния.
— Беги, беги, раж тебе надо, — послышался сзади шепелявый голос. — А я не илбэтш, я могу и жадержатша.
Ремни начали ослабевать.
Вдвоем, а после втроем — освобожденный Куюг тоже присоединился к ним — они быстро развязали оставшихся пленников. Большинство, дождавшись свободы, тут же убегали и вскоре у поребрика остались лишь четверо бывших каторжников и бывших чудотворцев: Шооран, Маканый, Куюг и Уйгак.
— Рашходимша по-одному, — сказал Маканый. — Шреди наш был илбэтш, а историю о пяти братьях хорошо слушать ветшером. Вжаправду я ее не хотшу.
— Правильно, — поддержал Шооран, мысленно благодаря мудрого старика. Хотя, кто знает, сколько лет Маканому?
— Вы — куда? — растерянно спросил Уйгак. — Пошли обратно! Где еще мясом-то кормить будут?
— Оройхоны ты станешь строить? — поинтересовался Куюг.
— Какие оройхоны? — обиделся Уйгак. — Мясо дают! Ну, вы как хотите, а я остаюсь.
Трое каторжников быстро пошли, пока еще рядом, но каждый уже выбирая свою дорогу.
— Эгей! — окликнул Шооран Маканого. — Тебе сколько лет?
Тот остановился. Соображая потер лоб двупалой клешней.
— Две дюжины. Шкоро ишполнитша.
Шооран направился к стране старейшин. На новом оройхоне, еще не затянутом нойтом и испачканном только кровью, он переоделся. Убитый цэрэг лежал на земле, поджав колени и положив руки под голову, словно спал. На разбитом кистенем виске выступила кровь. Стараясь не смотреть в молодое лицо, Шооран раздел покойника.
«Тебе уже не надо», — мысленно извинился он.
Башмаки с иглами заменили тоненькие буйи, в которых далеко не уйдешь. Впору пришлась кольчуга. Поверх кольчуги Шооран натянул мягкий жанч, выданный братьями. Не стоит лишний раз показывать любопытным глазам свое снаряжение. Шооран подобрал копье, нож, скатал хлыст. Не тронул лишь забрызганный кровью шлем. Настороженно прислушался. Сзади нарастал шум битвы.
Ждавшие легкой победы братья пусть не сразу, но оправились от удара и теперь начинало сказываться их численное превосходство. Цэрэги старейшин попятились.
Шооран видел, что он заперт на перешейке словно тайза в своей норе. Впереди наверняка стоят заслоны при орудиях, сзади идет сражение, да он ни за какие блага и не согласился бы возвратиться назад. Шум приближался, надо было что-то предпринимать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});