Читать интересную книгу Весь Хайнлайн. Дорога доблести - Роберт Хайнлайн

Клайд купил нам горячих сосисок и прохладительного питья, категорически отвергнув мое поползновение отдать ему деньги. Когда мы вернулись в машину, Клайд сел за руль и предложил Маргрете место рядом с собой. Я был недоволен, но виду не показал, а Бесси тут же заявила:

— Бедняга Алек! Придется тебе посидеть рядом с таким старым мешком, как я. Не хмурься, милый, осталось всего двадцать три мили, потом будет поворот на Чемберс… а Клайд ведет машину так, что на это уйдет никак не больше двадцати трех минут.

На сей раз Клайду потребовалось тридцать минут. Он даже подождал немного, чтобы убедиться, что нам сразу же удалось схватить попутку до Гэллопа.

Мы достигли Гэллопа задолго до темноты. Несмотря на восемь долларов тридцать центов, звеневших в наших карманах, мы решили, что сейчас самое время подыскать местечко, где накопилось немало грязной посуды. В Гэллопе мотелей и кемпингов не меньше, чем индейцев, и половина этих заведений имеет свои ресторанчики. Я побывал в чертовой дюжине, прежде чем нашел такой, где нужен был мойщик.

Спустя четырнадцать дней мы оказались в Оклахома-Сити. Если вы думаете, что мы затратили на этот отрезок пути слишком много времени, то вы правы — в среднем мы делали меньше пятидесяти миль в день. Однако за это время много чего произошло, и я почувствовал себя стопроцентным параноиком — миры сменяли друг друга почти непрерывно, и каждый новый, казалось, был создан специально для того, чтобы доставить мне побольше неприятностей.

Вы когда-нибудь видели, как кошка играет с мышью? У мышки никаких шансов на спасение нет. И если у нее есть хоть какой-нибудь умишко, дарованный Господом Богом, то она прекрасно понимает это. И тем не менее все время пытается вырваться… и каждый раз ее снова ловят.

Вот и я был такой мышкой.

Или, вернее, мышью были мы, так как Маргрета продолжала оставаться со мной… только это и поддерживало меня. Она не жаловалась, не сдавалась. Так что и я не имел права поднимать лапки вверх.

Пример: я сообразил, что если бумажные деньги после каждого изменения мира оказываются негодными, то золотые и серебряные монеты в какой-то степени сохраняют ценность — если не как деньги, то как металл. Поэтому каждый раз, когда мне удавалось заполучить металлическую монету, я припрятывал ее и категорически отказывался брать бумажки как в качестве жалованья, так и в качестве сдачи при покупках.

Ловкач! Ну, Алек, у тебя ума палата!

На третий день нашего пребывания в Гэллопе Марга и я уснули в комнате, нанятой на деньги, заработанные мытьем посуды (это я) и уборкой комнат (Маргрета). Спать мы не собирались, просто хотели отдохнуть немного перед ужином — день выдался долгий и трудный. Мы не раздеваясь легли на одеяло. Видно, я слегка задремал. Но тут же очнулся от ощущения, что что-то твердое впивается мне в спину. Спросонок я все же сообразил, что припрятанные серебряные доллары выскользнули из моего бокового кармана, когда я поворачивался с боку на бок. Я вытащил руку из-под головы Маргреты, собрал монеты, сосчитал, добавил какую-то мелочь и положил все в прикроватную тумбочку в футе от постели. Потом снова принял горизонтальное положение, подложил руку под голову Марги и тут же уснул глубоко.

Когда я проснулся, нас окружала полная темнота.

Я пришел в себя. Маргрета тихонько посапывала на моей руке. Я слегка толкнул ее:

— Любимая, проснись!

— М-р-р-р?

— Уже поздно. Мы наверняка проспали ужин.

Тут она, конечно, сразу проснулась.

— Зажги, пожалуйста, настольную лампу.

Я потянулся к тумбочке и чуть не упал с кровати.

— Никак не могу найти проклятую. Темно как у негра в желудке. Подожди секунду, я сейчас зажгу верхний свет.

Осторожно слез с постели, пошел к двери, наскочил на стул, не смог найти дверь, пошарил по стене, опять ничего не нашел, пошарил еще и наконец наткнулся на выключатель. Зажглась лампочка на потолке.

В течение долгой и жуткой минуты никто из нас не мог вымолвить ни слова. Потом я тупо и безучастно проронил:

— Они снова принялись за нас.

Комната обладала тем отсутствием индивидуальности, которое свойственно всем комнатам дешевых мотелей. И тем не менее, в каких-то мелких деталях она не была похожа на ту комнату, в которой мы заснули.

И накопленные с таким трудом доллары исчезли…

Исчезло все, кроме того, что было на нас надето: рюкзак, чистые носки, запасное нижнее белье, гребенка, безопасная бритва, все… Я проверил и убедился в этом.

— Марга, что же дальше?

— Что прикажете, сэр?

— М-м-м… не думаю, чтобы на кухне меня узнали. Но может быть, они все же позволят мне помыть у них посуду?

— А может быть, им понадобится и официантка?

Дверь закрывалась на пружинный замок, а ключа у меня не было, так что пришлось оставить ее приоткрытой. Дверь выходила прямо на улицу. За стоянкой автомобилей въелся домик со светящейся вывеской «Контора». Все выглядело обычно, кроме одного — все было ничуть не похоже на тот мотель, в котором мы работали. В том мотеле контора директора находилась в фасадной части главного корпуса, а остальную часть здания занимало кафе.

— Да-а-а, обед мы пропустили.

И завтрак тоже. Ибо в этом мотеле кафе не было вообще.

— Ну, Марта?

Она вздохнула:

— А в какой стороне Канзас?

— Вон там… мне кажется. Но мы можем выбирать одно из двух. Можем вернуться в комнату, раздеться и как следует поспать хотя бы до рассвета. А можем прямо сейчас выйти на шоссе и попробовать поймать попутку. В темноте.

— Алек, я вижу лишь одну возможность. Если мы вернемся и ляжем в постель, утром мы встанем еще голоднее, но нисколько не богаче. А может, еще беднее, если нас застанут в комнате, за которую мы не заплатили.

— Но я же намыл им столько посуды!

— Нет. Здесь ты ничего не мыл. Здесь они могут вызвать полицию.

И мы пошли.

Таков типичный пример гонений. Да, я сказал «гонений». Если паранойя заключается в том, что ты веришь, будто весь мир находится в заговоре против тебя, то, значит, я стал полным параноиком. Но это либо была «разумная» паранойя (если вы позволите мне воспользоваться подобным ирландизмом), либо я страдал от галлюцинаций в такой степени, что меня следовало засадить в дурдом. И лечить.

В таком случае, Маргрета была частью моих галлюцинаций, но сие предположение я категорически отвергал. Это не могло быть и folie a deux[222]: Маргрета была нормальна в любой Вселенной.

Только в середине дня нам удалось перехватить что-то вроде завтрака, но к этому времени я уже начал видеть призраки там, где нормальный человек увидел бы только пыльные вихри. Моя шляпа исчезла, унесенная в те края, где жимолость вьется, и теперь лучи жаркого нью-мексиканского солнца жгли мне голову, что ничуть не содействовало улучшению настроения вашего покорного слуги.

Грузовичок с каменщиками подобрал нас и довез до Грантса. Строители накормили нас завтраком и отбыли восвояси, оставив нас на обочине. Возможно, я и заслуживаю, чтобы меня считали сумасшедшим, но я не абсолютный идиот. И тем, что нас взяли в машину, и тем, что накормили завтраком, мы были обязаны тому лишь, что Маргрета в ее неприлично обтягивающих шортах — зрелище, привлекательное для всех мужиков. Так что мне было о чем подумать, пока я наслаждался (по-настоящему!) ленчем, который оплатили строители. Но мысли свои я пережевывал, ни с кем не делясь.

Когда они уехали, я спросил:

— На восток?

— Да, сэр. Но сначала мне хотелось бы забежать в общественную библиотеку. Если она тут есть.

— О да, конечно!

Несколько раньше, в мире нашего друга Стива, отсутствие летательных аппаратов заставило меня подозревать, что мир Стива — тот же, где родилась Маргрета (а потому может оказаться и миром Алека Грэхема). В Гэллопе мы проверили это в общественной библиотеке. Я прочитал в энциклопедии статью «История Америки», а Маргрета — историю Дании.

Нам хватило пяти минут, чтобы понять — мир Стива не тот, в котором родилась Маргрета. Я обнаружил, что Брайан был избран президентом в 1896 году, но помер, не дожив до выборов. И его место занял вице-президент Артур Сиуол. Этого для меня было вполне достаточно; потом я просто просмотрел список президентов и войн, о которых никогда и слыхом не слыхивал.

Маргрета прочитала свою статью, и ее носик прямо-таки трепетал от возмущения. Когда мы вышли на улицу, где шептаться уже было не надо, я спросил, что ее так взволновало.

— Это не твой мир, дорогая, я убежден.

— Разумеется, не мой.

— А какой? Из тех фактов, какими мы располагаем, это установить трудно. Наверняка есть много вселенных, в которых аэронавтика отсутствует полностью.

— Я счастлива, что он не мой! Алек, в этом мире Дания — часть Швеции!!! Ну разве это не ужасно?

Честно говоря, я не понял, почему она так разволновалась. Обе страны скандинавские, обе похожи друг на друга — так мне, во всяком случае, всегда казалось.