Она перевернула записку, взяла ручку из чашки, в которой их стояло штук пятнадцать, задумалась, потом написала:
«Дэвид!
Кое-что произошло, и мне нужно на некоторое время уехать. Как минимум, на два дня, скорее, на три или четыре. Пожалуйста, не волнуйся обо мне и никому не звони, ОСОБЕННО В ПОЛИЦИЮ. Дело в дворовом коте».
Он это поймет? Она решила, что да, если вспомнит их первую встречу. В Санта-Монике, на заседании тамошнего отделения АОЗЖ[93], среди рядов поставленных друг на друга клеток: любовь расцвела под лай щенков. «Клянусь Богом, Джеймс Джойс в чистом виде», — подумала Ирен. Он принес песика, которого нашел на улице в пригороде, недалеко от квартиры, в которой жил с полудюжиной своих яйцеголовых друзей. Она искала котенка, чтобы скрасить свою жизнь, в которой не было ни друзей, ни подруг. Тогда он щеголял пышной шевелюрой. А она… она находила забавными женщин, которым приходилось красить волосы. Время воровато, и едва ли не первым оно крадет чувство юмора.
После короткой паузы, Ирен добавила:
«Люблю. Ри».
Правда ли это? Ну, в любом случае, что написано, то написано. Не нравилось ей сначала писать, а потом зачеркивать. Зачеркнутые слова или строчки выглядели отвратительно. Она прикрепила записку к холодильнику тем же магнитом.
Взяла ключи от «мерседеса» из корзинки у двери, потом вспомнила про лодку, привязанную к крошечному причалу за магазином. Решила, что ничего с ней там не случится. И тут же вспомнила кое-что еще, фразу, сказанную ей мальчиком. «Он ничего не знает насчет денег».
Она прошла в кладовую, где они всегда держали тонкую пачку пятидесятидолларовых купюр (в этом захолустье были места, где, она могла в этом поклясться, не слышали о кредитных карточках), и взяла три полтинника. Уже направилась к двери, пожала плечами, вернулась и взяла три оставшиеся. Почему нет? Кто знает, что ждало ее впереди.
Пересекая кухню, вновь остановилась, чтобы взглянуть на записку. А потом, по совершенно непонятной ей причине, убрала с записки магнит с «Центром позитроники» и заменила апельсином.
Какое там будущее. На текущий момент ей с лихвой хватало настоящего.
9
Повозка «скорой помощи» отбыла, увозя писателя, как предположил Роланд, в ближайшую больницу или лазарет. Стражи порядка прибыли, когда повозка уже отъезжала, и следующие полчаса говорили с Брайаном Смитом. Стрелок мог слышать их разговор с того места, где находился, за первым холмом. Вопросы синерубашечников звучали ясно и спокойно, ответы Смита мало чем отличались от бормотания. Роланд не счел нужным прервать работу. Если бы синие пришли сюда и нашли его, он бы с ними разобрался. Только обездвижил бы их, если б они не стали сильно упираться; видят боги, убийств и так было слишком много. Но он собирался похоронить своего мертвого, так или иначе.
Он собирался похоронить своего мертвого.
Прекрасный зелено-золотой свет, заливавший поляну, начал темнеть. Комары нашли его, но он не прерывал свое занятие для того, чтобы убивать их, позволял им напиваться крови и отваливаться с полными животами. Он услышал, как вновь заработали двигатели, когда закончил руками копать могилу. Два двигателя заурчали ровно, третий, вэнмобиля Смита, затарахтел. Он слышал голоса только двух стражей порядка, из чего следовало, что они, если только на дороге не было третьего синерубашечника, который не произнес ни слова, собираются позволить Смиту самому вести свою машину. Роланд находил это странным, но, как и вопрос о том, парализовало Кинга или нет, его это совершенно не касалось. Касалось его только одно: достойно похоронить своего мертвого.
Он трижды прошелся по лесу в поисках камней, потому что могила, вырытая руками, всегда неглубокая, а звери, даже в таком одомашненном мире, всегда голодны. Камни он сложил в изголовье вырытой ямы, шрама, очерченного землей, такой плодородной, что цветом она напоминала черный атлас. Ыш лежал около головы Джейка, наблюдал, как стрелок уходит и приходит, ничего не говорил. Он всегда отличался от себе подобных, какими они стали после того, как мир сдвинулся. По предположению Роланда, именно чрезмерная болтливость Ыша стала причиной того, что его изгнали из тета, к которому он принадлежал, возможно, изгнали под угрозой смерти. Когда они набрели на этого зверька, неподалеку от города Речной Перекресток, он был тощим, оголодавшим, а на боку еще не зажила рана от укуса. Ушастик-путаник полюбил Джейка с первого взгляда: «Это же ясно, как божий день», — мог бы сказать Корт да и, если на то пошло, и отец Роланда). Именно с Джейком ушастик-путаник говорил больше всего. Роланд склонялся к мысли, что теперь, когда мальчик умер, Ыш будет по большей части молчать, и мысль эта служила еще одним подтверждением того, что потеря велика.
Роланд вспомнил, как мальчик стоял перед жителями Кальи Брин Стерджис, в свете факелов, такой юный и красивый, и казалось, что он будет жить вечно. «Я — Джейк Чеймберз, сын Элмера, из рода Эльда, из ка-тета Девяносто девяти», — так он тогда сказал, и вот он здесь, в девяносто девятом году, лежит на земле, рядом с вырытой для него могилой.
Роланд вновь заплакал. Закрыл лицо руками, закачался взад-вперед, стоя на коленях, вдыхая аромат сосновых иголок и кляня себя, что не отказался от своих планов до того, как ка, этот старый и терпеливый демон, не показала ему истинную цену, которую придется заплатить ради достижения поставленной цели. Он бы отдал, что угодно, лишь бы изменить случившееся, засыпать эту яму, в которой пока еще ничего не лежало, но происходило все в мире, где время текло только в одну сторону.
10
Снова взяв себя в руки, он осторожно завернул Джейка в синий брезент, соорудил некое подобие капюшона вокруг застывшего, бледного лица. Лицо он собирался закрыть навсегда перед тем, как засыпать могилу, но не раньше.
— Ыш? — спросил он. — Ты будешь прощаться?
Ыш посмотрел на стрелка, и поначалу Роланд засомневался, а понял ли его ушастик-путаник. Но потом вытянул шею и в последний раз лизнул щеку мальчика языком.
— Ай, Эйк, — сказал он, то есть «Прощай, Джейк». Стрелок поднял тело мальчика (каким же он был легким, этот мальчик, который прыгал с сарая в сено с Бенни Слайтманом и плечом к плечу с отцом Каллагэном противостоял вампирам, каким удивительно легким; видать, вес его ушел вместе с жизнью) и опустил в могилу. Крошка земли упала на щеку, и Роланд убрал ее. Покончив с этим, снова закрыл глаза и задумался. Потом, наконец-то, запинаясь, начал. Он знал, что любой перевод на язык здешних мест будет корявым, но сделал все, что мог. И если душа Джейка находилась рядом, она бы поняла все слова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});