— На какое дело?
— На то самое. — Фей хитро подмигнул мне. — На то самое дело, я же вам говорю. А-а, вы не понимаете, вы боитесь понять. Так я скажу, слушайте! На взятие Эсперанцы, на эсперацию Окупанцы, я хочу сказать, на оккупацию, да-да, на оккупацию Эсперанцы, на ее бо-вице-фа-ли-за-цию — это единственный путь. На штурм!
— На штурм! На штурм! — боевито подхватили цветастые из зрительских кресел.
— На немедленный штурм! — диким стальным голосом заорал Фей, донельзя противно искривив физиономию, особенно рот.
— На немедленный штурм! — подхватили все хором. Даже мне захотелось крикнуть, но, конечно, я промолчал.
— У нас есть все! — с мольбой обратился ко мне Фей. — У нас есть силы поднять силы, у нас есть возможности расширить возможности — нам необходим только лидер. И даже лидер у нас имеется! Вот он — ваш покорный слуга.
Гримасой на лице я выразил осуждение всему, что творилось вокруг, в особенности тому, что говорилось. Но послушаем дальше, сказал я себе. Они замышляют зло, что ж, послушаем дальше. Иисусик помощи у меня просил, вдруг я действительно могу оказать помощь.
— Вот вы не верите, — продолжал тем временем Фей. — Вот вы говорите себе, эге-е-е-е, куда его занесло, наполеончика этого. Лидером себя называет. Ведь правда? Ведь правда же?
— Говорите, — процедил я сквозь зубы. — Вы говорите пока, я слушаю.
— Отменно вам благодарен! — отчеканил Фей и скорчил преотвратную мину, и локти вздел, и каблуками прищелкнул. — И я вам на это скажу: мне нравится быть лидером, у меня получается быть лидером, я очень жалею, что столько жизни потратил, даже и не помышляя быть лидером, а все на побегушках или особо от всех. Я рожден лидером быть. Но! И тут я делаю ударение, акцентацию, я фигуру речи своей фокусирую на коротеньком слове — но! Я лидер среди людей. Я им говорю, они меня слушают. Я их убеждаю, и они меняют свои убеждения в ту сторону, в какую угодно мне. Я зову их, и они покорно… нет — с энтузиазмом идут за мной. Но все это среди людей. А как бовицефал я никто. Я серая личность, я винтик, я голодный и слабый член голодной и слабой стаи. Мне нужен город, чтобы я не страдал, мне нужно взять его не только силой, не только хитростью, но и яростью, а ярость спит, ее хватает только на то, чтобы огрызаться на корневых мух — знаете, такие?
Он сделал паузу, глубоко вздохнул, огляделся набычившись, уставился на меня.
— Нам. Нужен. Лидер. Бовицефалов.
— И вы хотите сказать, что…
— И я хочу сказать, что! Я хочу сказать, что среди немногих, отвечающих нашим требованиям, вы подходите наилучшим образом. Мы ваши данные изучали. Вы куафер. Вы умеете многое. Кроме того, ваша психическая архитектура…
— Но послушайте, я куафер среди куаферов самый обыкновенный. Что вы такое плетете, какая архитектура?
— Она не у людей проявляется, у бовицефалов. Мы знаем, у нас есть возможности проверить, нас не так уж и мало, вы увидите, когда мы пойдем брать город. Вы получите удовольствие. Вместе с нами, бок о бок, шкура о шкуру…
От возмущения я застонал. Пора, подумал я, информация получена, время действий настало. Я произнес — гневно и твердо:
— Вы совсем лишились ума, Эрих Фей. Неужели вы хоть секунду надеялись на мой ответ. Конечно же, нет! Все! — Я встал. — Я ухожу!
— Сядьте, шалун вы этакий, — с укоризной сказал мне Фей. — Никто вашего согласия и не спрашивает, опять вы не поняли ничего. Сядьте.
Я сел.
— Я у вас никакого согласия не прошу, дорогой мой Хлодомир. Мне не нужно ваше согласие. Я ввожу вас в курс дела, в курс, так сказать, ваших обязанностей, чтобы вам легче было определиться. Я бы вас подготавливал и подольше, да времени нет. Вот-вот принесут первое блюдо. Проголодались, наверное?
Блюдо? Какое блюдо? — во внезапной панике подумал я, забыв и решимость свою, и гнев. Я представил себе каннибальский пир и расчлененных толстяков — с гарнирами и без. Я побоялся спросить. Я сказал, из последних сил сохраняя достоинство на лице:
— Я ухожу. Сейчас же. И не вам удержать куафера. Я ухожу, но вернусь. Тогда берегитесь. Потому что я приду не один. Потому что ваш заговор будет пресечен в корне. Попили кровушки, хватит. Вы совершили ошибку, доверившись куаферу. Я ухожу, но я не прощаюсь. Мы еще встретимся. И это случится скоро. Никогда куафер не опустится до такого. Это глупо — то, что вы предлагаете. Прощайте, я ухожу. И не советую на меня нападать. Я знаю приемы. Меня специально учили. Я куафер. Я горжусь этим. Я никогда с пути не сверну.
Невероятным усилием воли я заставил себя замолчать, и в наступившей тишине услышал вдруг тихие подвывания, изо всех углов, отовсюду. Фей стоял надо мной и смотрел на меня с видимым удовольствием.
— Продолжайте, — попросил он. — Высказываться всегда так приятно.
— Я сказал все. Я ухожу. Но я…
Чтобы замолчать, я зажал себе рот обеими руками, как делают дети.
— Я хочу, чтобы вы поняли окончательно, дорогой мой Хлодомир, — отеческим тоном продолжал Фей. — Сегодня, через очень малое время, вы неизбежно метаморфизируете в бовицефала. Неизбежно. Вы испытаете счастье. Вы поведете нас в бой.
Подвывания стали громче.
— То есть почему это неизбежно? — взвился я. — Я же вам, кажется, на чистой интерлингве говорю: ничто не сможет удержать меня здесь. Что бы вы ни сделали, я ухожу. Я Коперника вам не прощу. Где Коперник? Он жив?
— Он мертв. Какой странный квэсчен вы задаете.
Я почувствовал страстное (именно страстное) облегчение. Он мертв. Он не обманул меня, его на самом деле убили. Я могу хоть за что-то держаться. Я могу встать и уйти. Мне здесь больше нечего делать.
— Я ухожу. Все.
— Вы никуда не уходите, вы и не сможете, вы и сами этого не хотите. Метаморфоза уже началась. Она началась раньше, в момент выстрела, но сейчас наступит ее пик. Еще осталась только одна, не слишком неприятная процедура. Не выстрел, не бойтесь.
Я кивнул почему-то, не сводя с него оторопелого взгляда.
— Она начнется сразу после небольшого застолья, которое необходимо и нам, и вам для накопления энергии.
При слове «застолье» вой усилился, он уже мешал слушать. Я почувствовал непереносимый голод.
— Мы, метаморфозники, — сибариты. Мы любим от любого действия получать удовольствие. Например, сцена с костром, помните?
— Не помню.
— Она, в общем, и не нужна была. Меня прельстила ее нелогичность. Мы нелогичностью вас взяли, вы заметили, дорогой мой Хлодомир?
Вой, страдальческий хоровой вой.
Фей вдруг встрепенулся и заорал:
— Так! Первое блюдо!
— Первое блюдо! — понеслись отовсюду рыдания. — Первое блюдо! Скорей первое блюдо!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});