— Поела? — раздался над ухом знакомый голос, заставив подскочить от неожиданности.
Обернувшись, я увидела Алесса с сумкой через плечо. Протискивающиеся между столами студенты обходили парня, делая большой крюк, или вовсе сворачивали в сторону.
— Почти, — нервным движением я показала на поднос с недоеденным пиршеством.
— Тогда через десять минут в библиотеке.
— Зачем? — уставилась я удивленно на рыжего, забыв о раненном Мэле.
— Завершать сделку, — сказал Алесс и направился к выходу из столовой. Перед ним расступались, образуя широкий коридор. Ишь как уважают человека… или боятся.
В оставшееся до назначенной встречи время я лихорадочно запихивала в себя несъеденное. Глотала, не жуя, и торопливо запивала.
Парень сказал, что хочет завершить сделку. Поскольку я выполнила свою часть договоренности, значит, настала его очередь. То есть рыжий отдаст мою долю?! Значит, у меня появятся ДЕНЬГИ?!
Ладони вспотели и руки зачесались. Меня заколотило. Фруктовый мусс застрял в горле, и пришлось выпить залпом второй стакан компота, чтобы продавить вставший поперек ком.
— Что так рано? — уселась я за столом рядом с Алессом, листавшим альбом с репродукциями известного художника. — Вроде на завтра договаривались.
В обычное время я бы тоже полюбовалась мрачными работами живописца, но сейчас мне было не до уродливых и гротескных форм. Спокойствие далось нелегко. В оставшиеся до встречи минуты я, забежав в туалет, выплескала на лицо ведра три или четыре холодной воды из-под крана.
Большой формат книги понадобился парню не для того, чтобы восторгаться масляными пейзажами и натюрмортами. Рыжий поставил раскрытый альбом торцами, отгораживаясь от бдительной Бабетты Самуиловны и остального мира. Последовав его примеру, я закрылась справочником по матмоделированию.
— Так получилось. — Партнер выложил из сумки толстый футлярчик и подвинул ко мне. — Открывай.
Черный футляр с закругленными бочками на ощупь был пошит из плотного и шершавого материала и открывался с помощью замка-молнии. В моей голове не укладывалось, что сейчас я стану обладательницей сумасшедших денег — вот так запросто, буднично, спрятавшись за учебником. Мне казалось, передача наличности будет торжественной и значимой и обрушится на меня важностью события.
— Материал задерживает все виды излучений, в том числе и волны, — пояснил рыжий, по-своему истолковав заминку. — Так что рентгенить не получится. Ну, и остальные условия соблюдены.
Подхватив язычок, я потянула влево и под откинутой крышкой футлярчика обнаружила плотно уложенные прямоугольные пачки, утянутые в целлофан и перевязанные сложной решеткой из бумажных ленточек. Самое время сглотнуть.
— Пересчитывать будешь? — поинтересовался шепотом парень.
На каждой ленточке были нарисованы замысловатые узоры, поверх которых медленно ползла непрерывная строчка: "Первый правительственный банк". Из-под ленточек, обхватывающих крайнюю пачку с банкнотами, проглядывала цифра 100.
Сейчас упаду. Купюра в сто висоров!
Алесс сокрушил, сказав:
— Двадцать пять, и в каждой по десять штукарей. Сто на сто.
— Вижу, — кивнула я, стараясь из последних сил, чтобы голос не дрожал.
Пересчитала пальцем пачки, сбившись два раза и начиная подсчет заново. Ну и пусть рыжий посмеивается. Я таких денег в помине не видела. Не знала, что они могут существовать, сконцентрировавшись в одном месте и в сумасшедшем количестве. Для меня и пятьдесят благотворительных висоров считались огромной суммой.
Алесс не посмеивался. Он сидел с сосредоточенным видом.
Так и есть. Ровно двадцать пять пачек. И в каждой по десять тысяч. Тысяч!
Ой, мамочки! Сейчас у кого-то приключится истерика.
— Всё устраивает? — поинтересовался парень.
— Ага. — Я зачарованно уставилась на бегущие по бумажной ленточке буковки, и мое согласие завершило сделку.
— Ладно. Бывай. Если что, обращайся, — поднялся с места рыжий, прихватив альбом с репродукциями, а я осталась сидеть, осознавая и соображая.
Какая сессия? Какая исследовательская работа? В голове осталось лишь свалившееся богатство, придавившее меня тяжеленной плитой невыразимого счастья.
Мозг находился в ступоре, потому как не мог сообразить, что делать дальше. Кажется, нужно поделиться с соучастником, то есть с партнером, — вспомнила я затоможенно б Альрике. Точно, пойду сперва к нему.
Мимо прошел студент со стопкой учебников, и я, опомнившись, опустила крышку футлярчика. Закрыв сундучок с сокровищем, положила в сумку и прижала к себе. Теперь только так: носить под мышкой и не выпускать из рук ни на секунду. И потопаю в лабораторию профессора, не боясь подглядывающих фанаток. Не до них мне — золотая гора руки оттягивает.
Словно во сне я сдала учебник библиотекарше и направилась на закрытый пятый этаж. Шла автоматически, не разбирая дороги, и вдруг заметила, что будто и солнце светит ярче, и раздвинулись стены. Голова закружилась от переизбытка кислорода и одуряющих запахов… трепетных, обещающих… Неужели весенних? Не умереть бы от радости, не дойдя двух шагов до Альрика.
Вместо неизменной Лизбэт в коридоре попался очкастый бородач в белом халате. Он просветил, что профессор принимает практикум у второго курса в лабораторном крыле, и рассказал, как добраться, даже упрашивать не пришлось.
Чем мотаться по коридорам с сумкой денег, рискуя собственной безопасностью, надежнее подождать партнера под дверью аудитории, — решила я. А если кто-нибудь начнет выдирать сумку, завизжу так, что мало не покажется.
Двинулась в лабораторное крыло, и по пути на меня накатила мнительность. То затылком ощущался чей-то тяжелый пристальный взгляд, то спешащие навстречу студенты смотрели с нездоровой жадностью.
Ускорив шаг, я побежала дальше. Побыстрее бы добраться до места, и плевать на конспирацию. У меня уважительная причина в виде двухсот пятидесяти штукарей.
Ой, мамочки! — замолотило сердце, осознав размеры суммы.
Пришлось затормозить, чтобы отдышаться и унять круги в глазах. По лестнице скатилась толпа первокурсников, и я крепче прижала сумку, прислонившись к стене. Мне казалось, проходящие знают о том, что у меня под мышкой. Их глаза хищно сверкали, а пальцы стремительно вытягивались и скрючивались на глазах.
Я потрясла головой, отгоняя фобию. Что это со мной? Неужели рыжий все-таки устроил подвох, чтобы вернуть свои деньги? К примеру, опрыскал футлярчик аэрозолем, вызывающим галлюцинации, и ждет за углом, пока мне поплохеет, и сумка выпадет из ослабевших рук.
Точно, догадка верна! Вон из-за угла краешек брючины торчит.
Зачем медлить, мучаясь сомнениями и страхами? Поймаем на рыжего на грязном замысле и выведем на чистую воду.
Поднявшись на цыпочках на полпролета, я влетела за угол с криком: "Ага-а!", аккурат в серьезную беседу Стопятнадцатого и какого-то парня. Увидев меня, они замолчали.
— П-простите, — промямлила я, заикаясь.
— Ничего страшного, — заверил декан. — Мы уже закончили. До свидания, Геннадий.
Парень попрощался и, взглянув на меня с интересом, исчез за поворотом. Ёлки-палки, до чего неловко. Опять я влезла, куда не просили, и опять едва не наступила на ногу Стопятнадцатому.
— Всё в порядке, Эва Карловна? — спросил он участливо. — Выглядите нездорово. Глаза блестят, румянец на щеках. Температуры нет?
— Да… То есть, нет… То есть, да, — запуталась я в очередности ответов.
— Пройдемся. Заодно успокоитесь и объясните, в чем суть вашей тревоги, — взмахом руки мужчина предложил направление, и мы побрели по коридору.
В чем же суть? Нужно что-то сказать и, конечно, не о том, что в сумке лежат двести пятьдесят тысяч, к которым тянутся загребущие лапы, охочие до легкой поживы.
— Я… у меня, Генрих Генрихович, возникли осложнения, — начала сумбурно, когда мы одолели коридор и, свернув, двинулись по следующему.