— Фрейлейн! — предостерегающе повысил голос лысый. — Ему надо кое-что объяснить… Ты в больнице, парень. Я хочу поговорить с тобой. А для этого мне надо убедиться в психической полноценности собеседника.
— В таком случае, быстро отвечайте: сколько будет четыре, деленное на два? — буркнул я.
Он пристально посмотрел на меня сквозь стекла очков. Не меняя интонации, поучающе сказал:
— Ты находился в тяжелом состоянии, за тобой ухаживали, тебе возвратили здоровье. Должен благодарить за это, а не вести себя, как дикий щенок.
Я проглотил слюну и посмотрел на фрейлейн Труду, на медальон со свастикой.
— Больница… В больницу не тащат с завязанными глазами. Я не дурачок! Вертолет опустился в глухом лесу. Где я нахожусь?
— Выходит, ты летел на вертолете? — спросил лысый. — Что за вертолет?
— Вам это известно не хуже, чем мне. Машина принадлежит международной научной экспедиции. Аугустино — вор, он украл вертолет. Вы обязаны сообщить в город Пери про машину и про меня. С нами летела также девушка, Эржи. Что с ней?
Лысый слушал, склонив голову набок.
— Конечно, конечно! Мы можем сообщить о тебе. Но тогда возникнет множество вопросов: во-первых, как ты очутился в вертолете; во-вторых, как объяснить твое спасение… Фрейлейн Труда, скажите, чтобы принесли газету.
Через минуту на пороге появился толсторожий молодчик — широкополая шляпа, коричневая рубашка, кобура на ремне, — в точности похожий на того, кто привел меня ночью в эту комнату. Лысый выхватил из его рук газету.
— Надеюсь, ты поймешь, что здесь напечатано. Ведь ты неплохо усвоил здешний язык. Да и по-немецки разговариваешь весьма прилично.
Меня почему-то совсем не удивило, что эти двое — одноглазая Труда и человек во всем блестящем — обращаются ко мне на немецком языке. Не удивило, видимо, потому, что когда свободно владеешь каким-нибудь языком, то при необходимости невольно начинаешь употреблять его незаметно для себя.
Я взглянул на газету. Это была «Популярная хроника», издававшаяся в Пери. На видном месте выделялся крупный заголовок:
«ВОЗДУШНАЯ КАТАСТРОФА».
Под ним шел текст:
«Позапрошлой ночью миссионер-протестант Гуго Ларсен стал очевидцем ужасного зрелища. Неподалеку от миссии в воздухе над лесом загорелся вертолет. Через минуту машина взорвалась. Это случилось над разлившимся после дождей безымянным притоком Вачуайо, в районе Больших болот, на расстоянии около 200 миль от Пери. Миссионер немедленно послал в эфир весть о катастрофе.
Как выяснилось, аварию потерпела машина, обслуживавшая экспедицию Продовольственного комитета ООН. Члены этой экспедиции во главе с ученым-биологом доктором Андреем Вовченко из Советского Союза проводят на территории страны важную научно-исследовательскую работу.
Накануне катастрофы при весьма загадочных обстоятельствах исчез сын доктора Вовченко. Если верить слухам, это весьма прискорбное событие имеет прямую связь с гибелью вертолета».
Лысый не скрывал своего удовлетворения:
— Видишь, как все сложилось… Как же теперь доказать, что на заболоченном притоке Вачуайо прожорливый крокодил не полакомился твоим поджаренным во время взрыва телом? Пока что пусть все так и остается: вертолет сгорел, ты погиб…
— Кому нужна эта ложь? Если вы не выпустите меня из этой… из этого…
Покачав головой, лысый проговорил, сдерживая раздражение:
— Слушай, голубчик! Пять минут назад ты заявил, что вертолет приземлился в лесной глуши. Тебе известно, что такое оазис? Маленький островок жизни среди пустыни. Мы тоже в оазисе. Только нас окружают не пески, а нечто пострашнее — зеленый ад, джунгли, простирающиеся на тысячи миль. Пожалуйста! Иди отсюда куда хочешь. Мы не намерены держать тебя. Но перед этим… — Он взял принесенный пакет, развернул бумагу. — Скажи, что это такое?
Лысый держал шлем. Мой шлем. От ракетного пояса. Стекло прожектора разбито. На боковой поверхности шлема вмятина. Это я ударился об острый край люка. Если бы не шлем, мне пришлось бы туго.
Я протянул руку к шлему и в тот же миг отдернул ее. Что-то удержало меня. Очевидно, любопытство, сверкнувшее в глазах лысого.
— Почему ты молчишь, голубчик?
— Разве вы никогда не видели спортивных шлемов?
— Спортивных? Хм!.. Ладно. Как ты оказался в вертолете?
— Так и оказался! — отрубил я. — Почему вы меня допрашиваете? Я не хочу отвечать на ваши вопросы.
— Нет, голубчик, ты будешь отвечать! Я тебя заставлю! Для чего ты надевал шлем? Откуда он у тебя?
— Не кричите на меня. Мы же в больнице. Я забуду таблицу умножения и превращусь в неполноценного.
На лысине у моего собеседника проступили красные пятна. Поблескивая очками, он стал приближаться ко мне короткими, крадущимися шагами.
— Ты шутник, голубчик! Но ты еще не знаешь, во что превратишься, если не скажешь все, что мне надо…
— Кносе, не нервничайте, — лениво вмешалась одноглазая Труда. — Если хотите, я помогу вам как следует побеседовать с ним.
— Не надо, фрейлейн! — раздраженно отмахнулся лысый. — Этот выродок думает, что с ним шутят. — Сунув руки в карманы, он уже спокойно спросил: — Ты еще никогда не носил на плечах стальные рельсы? А пробовал когда-нибудь плети? Не носил и не пробовал, конечно. Так вот, придется проучить тебя. Сегодня же. Немедленно!
На пороге появилась широкополая шляпа.
Прямоугольник дневного света отдаляется. Под сводами туннеля слабо светятся запыленные электрические фонари. Чем дальше в глубь огромной норы, тем тяжелее дышать, тем гуще становится воздух, смешивающийся с едкими парами. Слезятся глаза, соленые капли падают с подбородка на грудь, разъедают кожу на шее.
Считаю шаги. Десять… семнадцать… сорок четыре… Чтобы хоть на несколько минут освободиться от ноши, надо преодолеть двести шесть шагов. Позавчера к вечеру их было сто семьдесят два, вчера — сто девяносто шесть. Туннель углубляется.
Мы носим двухметровые стояки из бетона. Тяжелый брус вдавливает человека в землю, ноги заплетаются. Мой напарник, шестнадцатилетний индеец By, идет впереди. На спине его темнеют рубцы, тонкие жилистые ноги ступают пружинисто, твердо. By на полголовы ниже меня, но крепче и ловчей. Для него тяжесть — не только бетонные стояки, но и такой неумелый напарник, как я. Мы двигаемся в молчаливой процессии краснокожих привидений. При свете фонарей блестят от пота обнаженные до пояса тела людей. Одни несут на плечах стояки, другие сгибаются под тяжестью стальных рельсов. Я плетусь за By, ноша связывает нас воедино. Стояк вот-вот раздробит мне кости. Плечо онемело. Нога со сбитыми до крови пальцами натыкается на что-то острое. Споткнувшись, я пытаюсь удержать брус обеими руками, но стояк сползает с плеча, обдирая кожу, и тяжело падает на землю. By отскакивает в сторону.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});