Моя жизнь незаметно начинает сливаться с жизнью Сони. Занятия с хозяйкой прекращены, вечера свободны, и я ежедневно посещаю маленький домик, где меня встречают с радостным блеском в глазах.
Я уже хорошо знаком с прошлым и настоящим семьи Сони. У нее еще имеется брат Давид — студент Киевского университета. Фамилия их — Александровы. Они родом из Могилевской губернии.
Старик Александров, еще недавно богатый человек, занимавшийся крупными железнодорожными подрядами, переехал в Среднюю Азию.
Переехал потому, что заключил с правительством договор на поставку материалов для железнодорожной линии Самарканд-Ташкент.
Сделка обещала большие барыши, и старый опытный делец пошел ва-банк. Ликвидировал все дела, распродал недвижимое и перекочевал в новый край.
Здесь он размахнулся во всю ширь. Желая сохранить за собой монопольное право, старик раздавал солидные денежные авансы местным поставщикам, подрядчикам, приехавшим из России комиссионерам и всем, кто имел то или иное отношение к недостроенной военной Закаспийской дороге.
Александров азартничал, горячился, а впереди светило солнце славы, богатства и почета.
Но тут надвинулась грозная туча. Дело в том, что «белый царь» победить — победил, а завоевать доверие и любовь побежденных ему не удалось, и во многих местах вспыхивали восстания. Кроме того, последовали угрозы со стороны Англии.
В это время военное командование вынуждено было в видах чисто стратегических отложить на неопределенный срок проведение железнодорожной линии между Самаркандом и Ташкентом.
И огромный коммерческий узел, наполненный надеждами, планами, многозначными цифрами, миллионными итогами, лопнул и разорил дотла Соломона Александрова, мечтавшего стать вторым Поляковым.
Вот и вся коротенькая история семьи Александровых.
Сейчас они разорены до нитки, бедствуют, недоедают…
Мне, конечно, жаль Соню, но где-то внутри меня поет веселый голос, благословляя неудачу, давшую мне, потомственному пролетарию, возможность быть вхожим в дом, где живет девушка с такими чудными глазами, что готов за один их взгляд отдать всего себя, сгореть, погибнуть…
Сегодня прихожу к Александровым с твердым намерением сыграть роль доброго волшебника. Теперь мне уже хорошо известно, что мать и дочь голодают.
Знаю, что они третий день не готовят пищи. Живут спитым чаем и хлебом.
Час тому назад я выпросил у Мирошникова в счет моего жалования пять рублей. Эти деньги, составляющие половину моего месячного оклада, хочу отдать Соне. Но как это сделать? Если просто предложить взаймы — мать и дочь обидятся. Решаю подкинуть мою пятерку. Выбираю наиболее удобный момент и вкладываю кредитку в «Преступление и наказание», как раз в те, еще не читанные страницы, где следователь старается вырвать у Раскольникова признание своей вины.
Дело сделано. Сейчас Соня возьмет книгу, сядет на свое обычное место и станет читать вслух.
Начинается.
Сижу напротив и с преувеличенным вниманием прислушиваюсь к голосу чтицы.
Старуха устраивается в единственном кресле с недовязанным чулком в руках. При свете моих стеариновых огарков я углом глаза улавливаю сверканье спиц в сухих, изломанных пальцах.
Соня переворачивает страницу и вскрикивает:
— Мама!.. Здесь деньги… Пять рублей!.. В книге… Смотри!..
Мать подходит к столу, близорукими глазами скользит по моему лицу, разглядывает кредитку, а затем, выпрямившись, роняет с достоинством:
— Наверно, папа положил и забыл… Ведь мы не всегда были бедны…
Чтение прервано. В сумрак бедно освещенной комнаты входит тихая, сдержанная радость. Она светится в просторных глазах Сони и заметно играет на тонких губах старухи.
Ухожу довольный, счастливый и хвалю себя за добрый подвиг, совершенный мною.
17. Мать и дочь
Не могу больше служить у Мирошникова.
Задыхаюсь в этом чистеньком склепе, где жизнь так неподвижна, убога и бессодержательна.
Но куда деваться?! Где найти пристанище?..
И вот тут впервые приходит на ум Харченко. Он такой добрый, простой и хорошо ко мне относится. Надо к нему обратиться, рассказать все… даже про Соню, и…
Но неделя проходит за неделей. Харченко аккуратно посещает баню, дружески беседует со мною, а у меня духа не хватает попросить помочь мне вырваться отсюда.
Никогда еще мой труд около семейных бань не казался мне таким противным и унизительным… В особенности тяжкой становится действительность после того, как мы с Соней переходим от Достоевского к Пушкину.
Вот где красота!.. Вот кто умеет простые слова превращать в живые краски!..
Читает Соня, а я слушаю и взлетаю над миром.
Нет, этого не может быть!.. Не может быть, чтобы человек мог так сочинять…
Слушаю, восхищаюсь до слез и запоминаю сотни неумирающих людей… Мазепа, Евгений Онегин, Борис Годунов и каждый, попавший под перо поэта, становится бессмертным…
Какой неряхой и глупой встает сейчас предо мною моя «Горничная»!..
Соня советует мне бросить прозу и заняться стихами.
Так и сделаю.
Сегодня после «Медного всадника», когда собираюсь уходить, Соня выражает желание немного проводить меня.
— Можно, мама?..
Старуха разрешает.
Мы входим в тихий вечер, в звездное сияние, в серые тени наступающей летней ночи… Идем близко, чуть-чуть касаясь друг друга.
В моем сознании звучат стихи Пушкина, поют рифмы и проходят живые образы людей, событий и нескончаемая панорама картин природы…
Как хорошо сейчас… Сколько неразгаданных тайн хранит в себе это черное небо, украшенное множеством сверкающих миров…
— Соня, я хочу вам сказать…
Это говорю я… Это звучит мой взволнованный голос.
Ее маленькую руку сжимаю в моей руке и, пьянея от охватившего меня чувства непередаваемой нежности, шепчу:
— Соня… Жизнь мою отдам за тебя…
Она обеими руками обнимает мою шею…
Неожиданная ласка умиляет меня, радует неиспытанной радостью, окрыляет сознание.
Этой ночью мне не спится…
На следующий день вечером прихожу к Александровым и застаю Соню в слезах. Заболела мать. У старухи сильный жар. Она бредит.
Из нескольких слов, сказанных Соней, догадываюсь, что в доме ни копейки и что о приглашении врача думать нечего.
У меня болезненно сжимается сердце. Я напрягаюсь, ищу выхода из тяжелого положения. У меня тоже ничего нет, если не считать нескольких огарков, принесенных мною.
Соня беззвучно плачет.
Молча выхожу на улицу и, после недолгого размышления, иду к Харченко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});