И вот между Сафие и Елизаветой I, наложницей султана и английской королевой, завязались отношения – они регулярно отправляли друг другу подарки. По рассказам, Елизавета послала своей османской подруге по переписке огромную черную английскую кошку, которая бродила по гарему, пока не умерла естественной смертью. Подарки становились все более претенциозными: один раз Елизавета отправила Сафие красивую позолоченную карету.
Покровительство и защита Сафие и правда имели существенное значение. В 1593 г., получив украшенный драгоценными камнями портрет Елизаветы I, она велела написать английской королеве письмо, где заговорщицки утешала ее: «Я не устану говорить о благородстве ее светлости и славить прах ног ее Величества… монарха, равного Александру Великому… я приложу все усилия ради Ее интересов»{767}. Как только сына Сафие, Мехмеда III, короновали, она от его имени написала Елизавете, которая просила освободить плененных в Северной Африке англичан: «[Мы] получили Ваше письмо… Относительно того, о чем Вы просите, будут приняты меры, да будет на то воля Аллаха». Далее в этом многословном и задушевном письме, написанном в удивительно хлопотливо-заботливом тоне, Елизавету уверяли в том, что Сафие, уже ставшая валиде-султан, укоряла сына, что тот позабыл детали договора между двумя морскими державами. Сафие добавляла: «Да будет и Ваша дружба всегда крепка. Да будет на то воля Аллаха, пусть [наша дружба] длится вечно»{768}. С этим письмом Сафие послала королеве ткани, два расшитых золотом банных полотенца, три носовых платка и тиару. Последовал обмен ценными жемчугами и советами. Когда посылку с этими дарами распаковали, капризную Елизавету чрезвычайно раздосадовало отсутствие упомянутых в письме жемчугов и рубиновой тиары. Дипломаты бросились искать пропажу, нашли ее, и угроза международного кризиса миновала.
И тут обнаруживается последняя историческая жемчужина, которая указывает на удивительно глубокие взаимоотношения и взаимопонимание. Сафие, через свою служанку-еврейку, Эсперансу Мальчи (которая впоследствии впала в немилость – ее разрубили на миллиард кусочков и, наколов их на кинжалы, торжественно пронесли их по улицам города), попросила у Елизаветы кое-какую косметику:
«Ваше Величество тоже женщина… и в Вашем королевстве имеются всевозможные виды редких дистиллированных вод для лица и ароматические масла для рук. Ваше Величество окажет мне великую честь, отправив эти средства со мной для моей светлейшей королевы. Со мной, ведь это – предметы для леди, и ей не хотелось бы, чтобы они проходили через чужие руки»{769}.
Такие взаимоотношения двух женщин, поддерживаемые на расстоянии 4000 миль, через океан, характеризуют отношения между османской и европейской культурами тех времен. Не стоит забывать, что тогда как османам вовсю улыбалась удача, Европа была одновременно и колонизатором, и объектом колонизации.
Какими бы теплыми ни были отношения между высокопоставленными особами, например, Стамбула и Лондона, брожение умов на Востоке запустило цепную реакцию на Западе. Константинополь упоминается в таких пьесах Шекспира, как «Генрих V» и «Тимон Афинский», османы появляются в разных сценах из «Отелло». В популярных пьесах из раза в раз главными персонажами становятся турки: в трагедии «Солиман и Персида» Томаса Кида (предположительно написанной около 1588 г.), «Трагедия Мустафы» Фулк-Гревилля Брука (1609 г.), «Турок. Достойная трагедия» Джона Мэйсона (1610 г.) и «Мужественный турок, или Амурат Первый» Томаса Гоффе (эту пьесу где-то в 1613–1618 гг. ставили студенты Оксфордского университета).
Венецианец Оттавиано Бон, служивший представителем интересов Венеции в Стамбуле, написал псевдоэтнографический труд «Сераль султана: интимный портрет жизни при оттоманском дворе», где, помимо прочего описываются и ритуалы, с помощью которых женщины готовились к сексу с султаном. Он опубликовал этот труд на английском в 1625 г. – к великому удовольствию читателей. Бон пишет, что «тут же по прибытии в сераль этих девственниц превращали в турчанок. Это делалось при помощи единственного ритуала. Они должны были поднять указательный палец и сказать такие слова: «Ла Илаха Илла Аллах, Мухаммаду Расулу Аллах», что означает, что нет бога, кроме единого Аллаха, а Мухаммед его пророк»{770}.
Оттого, что османские войска совершали набеги на восточную часть Средиземноморья и Европу, а пираты промышляли от берегов Северной Африки до Корнуолла (в период с 1592 по 1609 г. пираты-берберы ежегодно уводили от 70 до 80 христианских судов), возникло представление, что «турки» – это распутные демоны западного мира. С церковных кафедр по всей Англии возносились молитвы с просьбой защитить «от набегов и налетов упомянутых свирепых и жесточайших врагов, турок» и «усмирить гнев и жестокость неверных, которые со всей беспощадностью и зверством силятся полностью искоренить не только истинную религию, но даже и самое имя и память об Иисусе, нашем единственном Спасителе, и всю христианскую веру. А если они одолеют остров Мальту, неизвестно, какая еще опасность будет угрожать оставшемуся христианскому миру»{771}.
Даже Яков VI, король Шотландии, не остался равнодушным и написал стихотворение во славу победы Священной лиги в битве при Лепанто, этой «битве кровавой и лихой»:
Что велась в заливе Лепантос Меж крещеным людом И обрезанными турками в тюрбанах{772}.
Но парадокс в том, что Кылыч Али-Паша, участвующий в битве при Лепанто полководец, вернувшийся в Костантинийю с флагом мальтийских рыцарей, на самом деле был итальянцем из Бари. До самого конца XVII в. универсальным языком, на котором говорили при османском дворе, был сербскохорватский{773}.
Одних англичан силой брали в плен, другие же, похоже, были в восторге от того, что их везут на Восток, и охотно оставались там. Например, евнух Хасан-ага в молодости был Самсоном Роули из Грейт-Ярмута, Ингилиз Мустафа – неким господином Кемпбеллом из Инверари. Когда Карл II отправил капитана Гамильтона на спасение англичан, попавших в плен у берегов Северной Африки, они отказались возвращаться. Они уже приняли ислам и были довольны жизнью – ведь они уже «отведали щедрого достатка турок». Сам же Гамильтон считал, что они изменили имя своего Бога из-за женщин, которых здесь повстречали: «Такие дамы обычно очень красивы»{774}.
В англоязычном мире выражение «to turk Turk» (по-английски «стать турком», «перейти в ислам») имеет сексуальный оттенок, обозначая анальный секс. Не далее как в 1910 г., через год после того, как Императорский гарем во дворце Топкапы был официально распущен, на