метода личного контакта между ответственными руководителями государств-партнеров в избранной им комбинации и с этой верой готовится к очередному визиту в Рим.
Однако, более чем очевидно, что то, что является для англичанина наиболее привлекательным – «организация Европы», отнюдь не нравится в Берлине и что осуществление дальнейшей программы премьера идет «как из-под палки». До сих пор ответом на его «активную мирную политику» были три резкие речи Гитлера, обостренный антиеврейский курс, равно как и новая программа итальянских притязаний, поддержанная Берлином.
Казалось бы, что вследствие столь многочисленных разочарований г-н Чемберлен должен был бы столкнуться с растущим недовольством и оппозицией не только в парламенте (где оппозиция благодаря партийной дисциплине не была бы столь эффективной), но прежде всего – в английском общественном мнении. Такая оппозиция существует, но, как ни странно, кажется, не растет после Мюнхена. О возможном реванше лейбористской партии я слышу сейчас меньше, чем год тому назад. Правда, время от времени говорится о создании настоящего «национального правительства» с участием обеих оппозиций, однако до сих пор в этом нет уверенности.
Для всего этого имеются различные причины, из которых особенно две кажутся мне наиболее важными.
Первая. Общее мнение таково, что «Мюнхен» был наиболее правильным, если не единственным, выходом из отчаянного положения.
Я слышал недавно характерные высказывания высшего чиновника Форин-оффиса, известного своим критическим отношением к политике премьера. Этот господин согласился с вышеуказанным мнением, сделав лишь ту оговорку, что премьер совершил большую ошибку, назвав мир, купленный такой ценой, «почетным миром». Впрочем, сам премьер, кажется, сожалел о своем выражении, которое он употребил под влиянием сильного волнения.
(Кроме этого, мой информатор утверждал, что возможность «вывернуться из архитрудного положения без войны западные государства получили благодаря решению чехов капитулировать без борьбы…»).
Вторая причина. Убеждение в том, что премьер (если употребить не слишком точное сравнение из области спорта) защитил английские ворота и перенес таким образом игру на восток Европы. Что бы ни случилось, остается факт выигрыша во времени. А отсрочка пользуется здесь, на родине политического эмпиризма, популярностью не меньше, чем в Женеве.
Мне трудно узнать, о чем думает премьер и менее ли он наивен или же менее искренен, чем о нем говорят. Зато я знаю на основе длительного наблюдения реакции здешнего народа. Она является в одинаковой степени жизненной, непосредственной, солидарной, почти физиологической, как реакция муравьев и пчел, и независимой от той фразеологии, которой регулярно питают общественное мнение. Раздор на востоке Европы, грозящий Германии и России вовлечением в него, в той или иной форме несмотря на все декларации со стороны активных элементов оппозиции, здесь повсеместно и подсознательно считается «меньшим злом», могущим отодвинуть на более длительный срок опасность от империи и ее заморских составных частей (выделено мной – А. Д.).
Отношение Чемберлена к Советам продолжает оставаться холодным. Истиной является то, что он чересчур последователен и совершенно открыто избегает всего, что могло бы послужить для его политических партнеров поводом для уклонения от сотрудничества. Но истиной является и то, что премьер официально избегает выступать против устремлений Германии на Восток.
Английская общественность с удовлетворением отдает себе, наконец, отчет в том, что политика премьера совсем не означает отказа от довооружения – совсем напротив, благодаря выигрышу во времени она делает это довооружение возможным.
Как вытекает из вышеизложенных замечаний, г-н Невиль Чемберлен, несмотря на разочарование и даже унизительные неприятности, которые он встречает, и в дальнейшем остается «силой» в британской политике.
Зато он подвергается весьма сильной критике не только со стороны оппозиции (которая обвиняет его в том, что он руководствуется не только национальными, но и классовыми интересами, например, в испанском вопросе), но также со стороны политических «экспертов», и прежде всего со стороны собственных чиновников.
Там в данное время утверждают, что если даже общие основы его политики правильны (либо дают хотя бы хороший предлог для выигрыша во времени), то тактика его неудачна. Я могу вновь привести мнение двух высших чиновников, которые сказали мне, что они хорошо видят, как низко пал в Германии престиж премьера, который еще недавно пользовался там большим уважением… Чиновники его аппарата добиваются сегодня не радикального изменения системы, но большей настойчивости на отдельных этапах – не уступать добровольно ни политических, ни экономических позиций в Европе, в ложной надежде снискать себе таким образом большую доброжелательность или же уступчивость в других местах.
Наконец, существует еще одна важная область, где расходятся мнения. Это вопрос национальной обороны. Премьер Чемберлен до сих пор не сошел с платформы сохранения добровольческой службы, одновременно форсируя расширение флота и авиации, не заботясь, однако, о создании сухопутной армии, способной к наступательным действиям. Сдержанность премьера можно объяснить его известной соглашательской тенденцией по отношению к милитаристическим державам «оси». С другой стороны, в связи с приближающимися выборами он должен считаться с непопулярностью, с которой была бы в Англии, особенно в рабочих кругах, встречена воинская повинность. Однако чиновники желают введения воинской повинности. Этого горячо желает также «патриотическая» оппозиция.
Введение воинской повинности, что, возможно, могло бы наступить только после выборов, было бы наиболее красноречивым доказательством, что Англия переходит от мягкой уступчивости к усиленной «твердости».
Возможно, что я ошибаюсь, но я уверен не только в том, что такой поворот должен будет произойти, но также и в том, что уже имеется начало этого поворота, которое уже себя дает чувствовать. Это – пока незначительные изменения в содержании официальных выступлений. Кроме того, я имею в виду расширение системы, позволяющей государству гарантировать кредиты, предоставляемые промышленностью иностранным клиентам, а также первую попытку распространения такой гарантии на военные материалы (пока что они ограничены 10 миллионами фунтов стерлингов, утвержденными на прошлой неделе палатой общин по предложению правительства).
Таков фон, на котором следует рассматривать отношение англичан к Польше. Что касается премьера, его друзей и его прессы, то не подлежит сомнению, что мы наталкиваемся здесь на большую сдержанность.
Послемюнхенские льды сломлены, предубеждения личного характера забываются, однако продолжает господствовать нежелание связывать себя обязательствами, и в первую очередь такими, которые имели бы антигерманскую направленность. В Форин-оффис до сих пор решились лишь на следующее признание, выраженное в дружеской беседе со мной: «Британское правительство отнюдь не желает, чтобы Польша отошла от проводимой до сих пор политики равновесия» (Стрэнг, 9 декабря).
Тем временем я должен констатировать, что с некоторых пор в общественном мнении и в местной прессе существует как бы организованная кампания, пользующаяся представленной в слишком ярком свете информацией и даже сплетнями и измышлениями, стремящаяся представить польско-германские отношения в невыгодном свете.
В результате такого