Читать интересную книгу Игрушки для императоров - Сергей Кусков

Елена отрицательно покачала головой.

— Он должен победить.

— Он не выберется.

— Должен. И только так, из безвыходной ситуации.

— Но почему?!

Елена задумалась, вспоминая свой короткий разговор с мальчишкой час назад. Короткий, но очень емкий.

— Он должен научиться побеждать. Поверить в свои силы. Хватит ему проигрывать.

— Но так?..

— Именно так. Это война, и он должен ее выиграть. Иначе мы получим закомплексованного рохлю, бросающегося из омута в омут в поисках спасения. Он должен сделать это. САМ.

И Мишель, и Елена, а за ними еще полтора десятка офицеров молча смотрели на сделанный по такому случаю огромным, во всю стену, визор, показывающий фрагменты помещения с разных сторон. В центре экспозиции возвышалась вооруженная фигура в шлеме в непривычном черно-синем доспехе. Фигура не шевелилась.

* * *

Решение пришло в момент, когда волна отчаяния отхлынула, а в сердце поселилось каменное, убийственное равнодушие. Все просто, как и все гениальное, но и гениально, как все простое. Можно, конечно, воспользоваться старым методом — включить музыку древности и ловить момент; можно возненавидеть всех тут и продраться на волне ярости… Но это не сработает. Не сработает по отдельности.

«Холодная ярость», меня может спасти только она. Я должен иметь на плечах холодную голову, но моя давняя подруга при этом должна не просто обуять мною, а буквально сочиться наружу. Только тогда смогу совершить то, что в реальной жизни совершить невозможно.

Начал я с того, что сел. Хватит стоять, обстановка внизу вряд ли изменится — количество ботов, ограниченное чувством целесообразности умнеющей на глазах управляющей программы, не увеличивалось, идущие следом роботы рассеивались по окружающему пространству. Плохо, при прорыве я оставлю позади лишь незначительное их количество. Теперь музыка. Я активировал режим перчатки и включил меню проигрывателя. Угу, прямо здесь, на внутренней поверхности забрала — чего мелочиться? Вряд ли те, кто носят эти шлемы в боевых условиях, могут подумать о таком кощунстве.

С музыкой разобрался минут через десять, заполнив список треков более чем на час. Меньше может не хватить, а больше нет смысла — если не прорвусь за это время… «На щите» мне музыка не понадобится. Закрыл глаза, выключился, уплывая на волнах ритма: пока еще не слишком бешеного, но уже концентрирующего внутренние резервы. Собрался, Шимановский! Собрался! — подбодрил внутренний голос.

Теперь самое сложное — ненависть. Она много раз активировала мои способности, вытаскивала из разных передряг. Я ненавидел Кампоса, и вздрючил его в фонтане. Я ненавидел хранительниц инфанты, и все-таки достал одну из них, пусть в реальном бою это стоило бы мне жизни. Я ненавидел ребят на тренировке, потому что дошел до стадии предела, а они начали биться не по правилам. Но это были срывы, неконтролируемые срывы, а теперь мне нужна ярость ХОЛОДНАЯ. Я не мог ненавидеть так, как тогда.

…Значит, это должна быть не простая ненависть. Принципиально другая. Какая? Да кто его знает! Но если не пойму этого в ближайшее время…

Я вспомнил Катарину. Ее вид, внешность, лоск, ехидные улыбки. Я ненавидел ее, и в любом ином случае достаточно было бы лишь вспомнить о приготовленных ею «сюрпризах» для меня, чтоб завестись. Но сейчас я наоборот, поставил себя на ее место, стал ею, опытным офицером, закончившим контракт и воспитывающим корпусных малолеток. Офицером красивым, и очень сексуальным — я непроизвольно улыбнулся. И попытался представить ее внутренний мир, чем она живет.

Она вышвырнула меня тогда, и избила, но так ли ужасно это на самом деле? Вышвырнула? Она изначально сказала, что мне здесь не место, что сделает все для этого. Избила? Простите, а что сделал я перед этим? Помчался, как последний лопух, по полосе без доспеха! По «дорожке смерти», на которой ни разу не был, и которая была САМОЙ сложной из всех, видимых здесь мною! Да ведь она там все локти искусала себе, пока я бежал! Я гражданский, и она отвечала за меня, а я ее подставил так… Что я бы на ее месте сделал куда больше, чем пара ударов по лицу. Вот так вот.

…Вы не правы, я ненавидел ее, и не пытался оправдать. Просто нет зла и нет добра, нет белого и черного. Да, она придумала сногсшибательную комбинацию с элементом предательства, да, местами мне было… Некомфортно в процессе ее реализации, но каков результат? А результат-то впечатляющий!

А девчонки, что избивали меня по зову сердца? Норма попросила их помочь, согласен, но в том бою они были искренни! Они презирали меня, насмехались, но ситуация такова, что я, крутой и всего достигнувший, примерно так же отнесся бы к выскочке, не достигнувшему ничего, но воображающему, что он — пуп Венеры.

Я — такой же, как они. Как Катарина. Как черненькая Оливия и ее товарки. И ненавижу их именно за это.

Получилось, злость начала овладевать мной. Такая противоречивая, но такая сладкая и всепоглощающая. Я понял, на что надо злиться — на себя. Все они, представители корпуса, кого я видел и знаю, в том или ином варианте моя копия, мое собственное отражение, а кого человек больше всего ненавидит в других людях? Так же, как и любит? Чьи ошибки в других никогда не прощает? Правильно, себя, свои.

Руки затряслись. Злость потащила мою давнюю подругу, но теперь я остро ощущал разницу. Я держал себя. Норма права, холодная ярость это возможно, вопрос лишь в цене опыта, благодаря которому ты ее приобретешь. В моем случае эта цена универсальна — жизнь. Я хотел жить… Нет, я не дорожил жизнью, только теперь это понял, и мои стычки с гопниками ранее тому подтверждение. Но я ХОТЕЛ жить. А еще дома меня ждала женщина, вложившая в меня всю себя, для которой я — смысл жизни. Ее жизни. И поэтому я не мог, не имел права не вернуться.

…Так, в нужную кондицию вошел, теперь слово за тяжелой артиллерией. Дрожащие пальцы переключили на трек, который я оставил как самый «вкусный», как активатор. Это вообще шикарный коллектив, шикарная группа для вещей, вроде пробуждения ярости или безумия, а конкретно этот трек отвечал еще и моему внутреннему состоянию в данный момент.

Dying swans, twisted wings…Beauty not needed here.

— запел далекий голос с сумасшедшим староанглийским акцентом. Я не вслушивался в слова, ловил настрой прямо из его магии. Из медленной неторопливой мелодии, все убыстряющейся и толкающей на то, что условно охарактеризовал, как «взрыв».

Lost my love, lost my lifeIn this garden of fear…I have seen many thingsIn a lifetime alone…[15]

Услышав это впервые, я пытался переводить; мой «Лингвомастер» офонарел тогда от нагрузки. Но кое-что все-таки получилось. Это была песня человека, оказавшегося у черты. У черты и точка — остальное не важно. Многие слова и обороты по отдельности остались непонятны, но главное в старых песнях не слова, а тот неповторимый дух, который музыканты тех времен вкладывали в свои творения. Не мелодия, не текст, нечто большее, что мы все благополучно забыли за постядерные века «Восстановления», вместе с целой погибшей цивилизацией.

A brave new world…

— сорвался вокалист. Тот самый «взрыв», прыжок в безумие. И я последовал за ним, за этим безумием. Тщательно выпестованная ярость нашла выход, я сорвался с места, и не чувствуя боли в поврежденной ноге, вообще ничего не чувствуя, совершил прыжок, ни до, ни после повторить который не отважусь. Дух перехватило.

In a brave new world

Приземление удалось, упал я как надо, как по учебнику, подставив усиленные гидравликой скафандра руки, и тут же погасил инерцию перекатами через голову. Сам прыжок благодаря гидравлике ЭТОГО доспеха, получился таким, что… Что… В общем, слов не было, как и времени, чтобы подобрать их.

A brave new world

— продолжал вещать вокалист прошлого.

In a brave new world…

Я побежал. Помчался так, как не бегал никогда. Перед глазами как бы стояла пелена, но это не было больше слепым безумием. И мне это нравилось.

Действительно, кого и за что мне ненавидеть? Чем я лучше их? Тем, что пока не прошел того, что прошли они? И это ставить себе в достижения? Их действия циничны, да, но рациональны, и разве я, будь на их месте, не действовал бы так же цинично и рационально? Согласен, окрас у этой конторы… Тот еще, и запашок ему под стать, но повторюсь, не бывает белого и черного, не бывает добра и зла. Даже в масштабах одного меня «злые» поступки постоянно оборачиваются добром, а «добрые» злом. Я ненавижу их, потому, что ненавижу себя. Только и всего.