Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  Заседание в заводоуправлении кончилось. Заговор имел полный успех, мятеж подавить не удалось, а переворот полностью достиг своих целей. Широкие народные массы так ничего и не узнали, а что узнали - так не поняли. Через день, в Реймсе, в присутствии представителей четырех стран-союзников был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Жан Де Латр Де Тассиньи, кажется, откровенно веселился при каждом взгляде на представителей США и Великобритании. Ватутин, слегка раненный во время недавнего покушения, старался держаться невозмутимо, но все равно выглядел довольным. Эйзенхауэр, если откровенно, не видел в сложившейся ситуации большой трагедии. Лицо Александера оставалось малоподвижно, и каких-ибо эмоций на нем прочитать было нельзя. Идею Де Тассиньи: включить в официальный протокол вышибание Кейтеля из зала пинками под зад, сразу после подписания, и специально подобрать для этого пару сержантов, после краткого обсуждения отвергли:

  - Мне представляется, Жан, - сказал Эйзенхауэр, - что эта, безусловно превосходная, идея является пока еще слишком радикальной. Видишь ли, если воплотить ее в жизнь, то слишком многие в этом мире почувствуют себя неуверенно...

  Судя по всему, идею он отверг не без сожаления, но все-таки отверг. С другой стороны, он не сидел в форте почти два года, и оттого мог судить с меньшим накалом эмоций.

  За сутки до этого сведения о том, что в СССР что-то происходит, дошли до Черчилля. В самом деле, подрыв обкома партии в городе Куйбышеве трудно было скрыть от иностранных посольств, находящихся в том же городе с сорок первого года. Не вполне обычно выглядели и действовали и войска располагавшиеся вокруг Москвы. Он активно требовал подробностей, получил даже смутный намек на то, что Сталин - арестован, но следом же было передана не слишком длинная, деловая речь самого арестованного, и прозвучало сообщение ТАСС. Если содержание его и не было вполне банальным, оно таким выглядело. Премьер-министр воспринял все предыдущие сообщения, как очередную шпионско-дипломатическую "утку", столь же обычную, как в "желтой прессе", и расслабился.

  В тот же день и час речь товарища Сталина услышал в своей империи под Челябинском товарищ Берия.

  Инквизиция и Конвергенция

  За последние тридцать лет можно было привыкнуть, казалось бы, ко всему, но когда на следующий день до собравшихся (часть - убыла по месту службы уже с вечера) дошли подробности о последних деяниях комиссара госбезопасности I ранга в их полном масштабе, волосы встали дыбом даже у самых привычных. Нейтрализация впавшего в кровавое безумие наркома стала делом прямо-таки неотложным. Дело усугублялось тем, что никто не знал, какие еще козыри оставались у него на руках, но рассчитывать следовало на худшее.

  С этой же секунды начался планомерный зажим бывшего наркома внутренних дел, тщательно продуманные приказы последовательно отсекали его от транспорта, связи и ресурсов. Для самого по себе ареста неожиданно обозначился волонтер. Услыхав имя, Сталин высказался категорически против, - Берия был нужен ему непременно живой, чтобы иметь лишний козырек в разговоре с американцами, - но военные, как один, окаменев лицами, кандидатуру генерала Горбатова поддержали единогласно.

  - Ничего, - многообещающе улыбаясь, сказал он, - лишь бы взять его, шалунишку. А доставить - доставим. Не волнуйтесь товарищи, я аккуратно...

  Это напоминало дурной сон. Он звонил, и попадал не туда. Проявляя упорство, дозванивался, а абонента не оказывалось на месте. Отвечавшие вместо тех, кого нужно, секретари и адъютанты, как один, оказывались косноязычными болванами, от которых не добьешься толку. Потом позвонили из комендатуры и сообщили, что шофер его, будучи в нетрезвом состоянии, дебоширил и был задержан патрулем. Какие будут указания? Водитель не пил. Попробовал бы только. Сильно пьян? Да как свинья. Прикажите - пришлем, сами увидите. Что? А машину куда дел? Неизвестно, товарищ Берия. Только мычит и дышит перегаром. Голос в трубке был уверенный и веселый. Машины в гараже, как на грех, в разгоне, но одна скоро будет. Вот-вот. Минуты через три, в крайнем случае - через десять. Нет, борт готов. Практически. Если прикажете, через час - полтора можно будет вылетать. Что? Машина нашлась? А, другая пришла! Конечно подать, сколько, блядь, повторять можно!

  Другой машины не было, толковую охрану с собой взять невозможно, но он не мог, не имел возможности ждать. Водитель, тупой, как табуретка, медлительный латыш с белесыми рыбьими глазами. Увидев Берия, напугался так, что потерял последнее соображение, втянул какую-то почти кубическую башку в плечи и двигался со скоростью больной улитки. Повез, нарком откинулся на заднем сиденье, но минут через пять понял, что прибалт везет его куда-то не туда. Наорал, тот развернулся, но лучше не стало. Чем больше на него орали, тем в больший ступор впадало это недоразумение. Под конец, сбитый с толку полностью, он вообще остановил машину, притерев ее к обочине на каком-то незнакомом перекрестке. И отовсюду, со всех четырех сторон из переулков вышли люди.

  - Помочь? - Дружелюбно осведомился один. - Дорогу показать?

  Человек восемь, почти на одну стать, среднего роста улыбчивые крепыши, они со всех сторон обступили заслуженную "эмку". Еще десятка полтора-два стояли поодаль, каждый - контролируя свой сектор.

  - Только для этого надо будет выйти из машины. Мы вас в свою пересадим. А товарища Крастыньша мы отпустим. Он свое дело сделал...

  И тут, как будто кто-то подал знак, они разом отбросили все церемонии. Его жестко схватили за локти, грубо, но умело, со сноровкой, свидетельствующей о большом опыте, обшарили, ловко набросили на голову темный мешок и в два счета затолкали в просторную машину. Так, с двух сторон зажатый на заднем сиденье твердыми, как камень, телами, он и отправился в дорогу. По дороге он понял, что именно его бросилось ему в глаза: ребята не были похожи на армейцев. Ни на фронтовиков, ни на ДШБ. Кто-нибудь другой мог бы ошибиться, но только не он. Неуловимые для непрофессионального взгляда мелочи для него свидетельствовали практически однозначно: СМЕРШ. И не простые оперативники, а как бы ни специальная группа захвата из ГУКР. Посланцы самого, пожалуй, опасного из его ставленников. Виктора Абакумова.

  Отпустили руки, дали пару секунд опомниться, сдернули с головы мешок, так что он смог поймать очки, не глядя. Проморгался. Бывший его клиент и ныне генерал-полковник Горбатов стоял буквально в паре шагов от него и рассматривал, заложив руки за спину и склонив голову чуть на бок.

  - Добрый день, Лаврентий Павлович. Времени на сборы дать не могу. Так поедем, чего уж там...

  Он снова замолчал, вглядываясь в лицо узника, как будто впервые его увидел

  - Однако, - косяк, бойцы. - Проговорил он глуховатым, спокойным голосом. - Как это вы удосужились оставить ему окуляры? Он же мог разбить их и зарезать вас по дороге стеклом. Или, - он вдруг шагнул вперед и мягким движением сдернул пенсне с носа арестованного, - чего доброго, зарезаться сам. А жизнь его еще нужна Родине. В лице наших славных следственных органов. Что ж вы?

  Лицо его вдруг исказилось, и он хватил несчастные стеклышки об пол, - неуловимым глазом, молниеносным кистевым взмахом кадрового рубаки, - с такой силой, что они разлетелись мало что не в пыль.

  При небольшом росте Лаврентий Павлович обладал более, чем солидной физической силой, а в ярости был способен на колоссальное усилие. Он вырвался из умелых лап охранников и кинулся на генерала, как рассвирепевший носорог.

  Вот только генерал-полковник ожидал чего-то подобного, и отчасти специально провоцировал арестованного на нападение. А еще - он не даром, не просто так держал левую руку за спиной. Чудовищный удар в нос чем-то твердым вышиб из глаз арестованного мгновенную слезу и бросил его на пол, а генерал поставил на место Каслинского литья чугунную статуэтку Дон-Кихота. Сантиметров двадцать пять в длину, при книге, мече, тазике для бритья на благородной голове, все как положено.

  - В машину, быстро! И - обратно мешок на морду. Нечего ему разглядывать...

  - Довез-таки, - маршал Рокоссовский с доброй улыбкой, не отрываясь, смотрел в распухшее до неузнаваемости лицо Лаврентия Павловича, - железный ты мужик, Александр Васильевич. Сказал - сделал. Я бы, наверное, не выдержал.

  - Нельзя подводить товарищей. Знаешь, сколько людей прямо-таки жаждут с ним поздороваться? Вот вы не поверите, товарищ маршал, но он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пытался оказать сопротивление и напал на члена группы. Конкретно - на меня. А так я бы его и пальцем не тронул. Зачем? Специалисты все равно лучше умеют. Вот вам свиней колоть доводилось?