округи. С каждым днем их количество увеличивалось, и она с удовольствием заключала с ними контракты на сбыт своей продукции.
Ровно через две недели Клаус вернулся из Чарльстона и, удивив Скарлетт до крайности, привез с собой Керрин, худую, осунувшуюся, с белым как лепесток магнолии лицом. Они прибыли на последнем поезде, и Скарлетт, услышав звон дверного колокольчика, удивилась, кто бы это мог быть в такой поздний час. А когда дворецкий открыл дверь и на пороге появилась Керрин, Скарлетт обомлела на месте.
– Керрин, дорогая! – Скарлетт обняла ее и расцеловала.
– Здравствуй, Скарлетт! Клаус не захотел уезжать без меня – сообщила Керрин, стоя в нерешительности на пороге – вот я и приехала.
Голос у Керрин был извиняющимся, и она пристально смотрела на сестру, пытаясь определить, каково будет отношение Скарлетт к ее нежданному визиту.
– Вот и хорошо! Наконец-то я не буду волноваться за тебя, дорогая, да это просто здорово, что он тебя привез!
Скарлетт с благодарностью посмотрела на Клауса. – Какой же он все-таки умница, что решил привезти Керрин, ведь ей действительно станет спокойней, когда больная сестра будет находиться рядом, под ее наблюдением.
– Миссис Скарлетт – вмешался в разговор Клаус – Керрин нужна отдельная комната и хороший уход и если можно, то прямо сейчас. Она очень утомилась в дороге и в таком состоянии ей следует немедленно принять свои лекарства и отправиться в постель.
– Да, да, Клаус, конечно, я сейчас же прикажу Эмили приготовить ей комнату и скажу кухарке, чтобы она накрыла для Вас ужин.
На следующий день Скарлетт перепоручила все свои дела Клаусу, а сама осталась дома с Керрин. С самого утра она отправила Эмили в больницу с запиской к доктору Ланкастеру, в которой просила его прийти осмотреть Керрин и назначить ей медицинскую сиделку. Когда в половине десятого сестра, наконец, проснулась, Скарлетт сама поднялась к ней в комнату с подносом, на котором дымился горячий бульон и все, необходимое для совместного завтрака. Керрин была еще очень слаба, и еда не шла ей в горло, однако под нажимом Скарлетт она съела почти весь бульон, а потом еще выпила стакан горячего молока.
– Нет уж, дорогая, ты у меня будешь есть, как положено – увещевала Скарлетт сестру – здесь тебе не монастырь, в котором до тебя и дела никому не было. Через неделю я поставлю тебя на ноги и не будь я твоя сестра, если не смогу этого добиться!
Керрин счастливо улыбалась и благодарила Скарлетт.
– Спасибо, сестренка, ты и так очень много для меня сделала. Ведь я так быстро пошла на поправку только благодаря капитану Батлеру. И его сестра, Розмари, тоже была ко мне очень внимательна, хотя в ее положении было бы совсем не обязательно заботиться еще и обо мне.
– Розмари? – Скарлетт удивленно взглянула на Керрин.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что Розмари приходила к тебе в монастырь будучи в положении?
– Нет, конечно! Но разве ты не знаешь, Скарлетт, что капитан Батлер сразу же отпросил меня у настоятельницы и перевез в дом своей сестры.
Скарлетт смотрела на Керрин, все больше удивляясь.
– Как же так, Скарлетт, ведь он сказал, что отправил тебе письмо, чтобы ты спокойно занималась своими делами и не волновалась? – Удивилась в свою очередь Керрин, глядя на недоуменное лицо сестры.
– Отправил, но только не сообщил в нем, что забрал тебя из монастыря. Ну да ладно, Керрин, разве это главное? Главное то, что ты была под присмотром и начала быстро поправляться.
– Да, Скарлетт! А твой муж был очень внимателен ко мне, и я не знаю теперь, как его отблагодарить. Он заходил ко мне по несколько раз в день справиться, как я себя чувствую, подолгу разговаривал с докторами всякий раз после того, как они меня осматривали. Мне даже неловко подумать, дорогая, сколько он заплатил им за мое лечение. И еще, Скарлетт, ты, конечно, помнишь тот наш разговор в монастыре, когда ты приходила ко мне после свадьбы Розмари?
– Да. Ну и что?
Я ведь тогда засомневалась в твоих словах насчет того, что капитан Батлер не так плох, как о нем говорят. Помнишь, ты мне еще тогда так и сказала – Ретт не так плох, как о нем говорят. – А я, дорогая, думала тогда, что ты все-таки не права. Люди ведь не станут зря говорить. Я считала, что для всякого осуждения непременно найдутся основания.
– Ах, Керрин, ну к чему сейчас все это ворошить? Да и что ты, собственно, хочешь этим сказать?
– То, что я изменила свое мнение о твоем муже, и тебе возможно будет это приятно услышать. Я знаю теперь, что люди говорили о нем плохо потому, что совершенно его не знали. Такой человек каким я его видела совсем недавно, не мог совершать отвратительные поступки. Он добрый, бескорыстный, внимательный, скромный.
– Скромный? Это Ретт-то скромный?
– По моему мнению, да, ведь он не выставляет напоказ ни одну из своих добродетелей.
– Ах, это!
Скарлетт ухмыльнулась и с горечью подумала о том, что только Керрин – наивная душа, которую бог, своевременно упрятав в монастырь, смог уберечь от тонкостей всех жизненных передряг и не дал ей испытать то, что пришлось испытать ей, Скарлетт, все еще была способна воспринимать мир по – детски. Она делила людей на положительных и отрицательных героев, как в банальных романах. Где ей, еще не успевшей шагнуть в этот жуткий мир и не хлебнувшей лиха, суметь распознать грани порока и добродетели. Ведь она все еще та, довоенная девочка Керрин, которая поступала всегда только так, как ее учила мама и для которой добродетель, самопожертвование, честность и бескорыстие все еще являлись главными постулатами жизни. Испытание, выпавшее на ее долю в виде потери жениха, так сильно подействовало на ее непорочную душу, что притупило видение всех негативных сторон послевоенного времени – времени, в котором она жила совсем недолго, вплоть до ухода в монастырь и в котором она просто плыла по течению, даже не пытаясь ему сопротивляться. Да ей этого и не требовалось, потому что сопротивляться за всех обитателей Тары приходилось Скарлетт. Это было ее уделом в те трудные, послевоенные годы.
Это ж надо, назвать Ретта добрым и скромным – да где там! Она-то Скарлетт, знала, что Ретт далеко не ангел, уж его-то, по крайней мере, такими эпитетами она никогда бы не окрестила. Добрым и скромным она могла бы назвать Френка или Чарльза, но только не Ретта! Керрин увидела в