Читать интересную книгу Учебник рисования - Максим Кантор

Пришло время, и крикливый пьяница сдал свои права аккуратному человеку, отлитому по среднеевропейскому стандарту: близко посаженные глаза, оттопыренные уши, залысины со лба. Российский сценарий наконец довели до ума, добились пристойного качества политического интерьера. Пора было, давно пора! Пьяница вдруг словно бы пробудился с похмелья, спохватился, да и сдал дела, выгреб из комодов да ящиков папки с документами — и вывалил все на стол. Ухожу. Мол, разбирайтесь сами с этой нудятиной. Но даже и уйти цивилизованно не сумел, чуть было все не напортил. Есть такие люди, которым красота и гармония — звук пустой, воспитание и дизайн им не указ, вот и он внес в отлаженную процедуру передачи власти ноту алкогольной задушевности, этакого провинциального надрыва. Облапив преемника за плечи, он произнес трагическим голосом: «Берегите Россию!» И сказал он это так, словно действительно существовала еще некая страна, которую стоило беречь, словно жившие на суглинках и супесях люди и впрямь представляли какой-то интерес, словно судьбы, жизни, болезни этих людей принимались в расчет, словно некая разница существовала между двумя заурядными фактами: живут еще эти никому не интересные люди, или уже все умерли. И те жители России, кто слушал эти слова в телевизионной передаче, возбудились несказанно: на миг поверили, что они и впрямь для кого-то еще интересны, и кто-то их побережет, и кто-то забеспокоится, когда их будут гнать и убивать. Но это они понапрасну возбудились. Перемен в отношении к ним не просматривалось, а если и прошла в телепередаче драматическая реплика — так что ж с того? Даже и у лучших дизайнеров бывают неудачные детали: бант не так завяжут, пуговицу не там пришьют.

Хорошо, преемник не подкачал: придержал пьяницу за плечи, сдержанно покивал. Мол, договорились, поберегу страну. Дескать, как же, именно это как раз у меня на повестке дня. Сперва там всякая текучка, газопровод, недвижимость, то-се, а после обеда вот в аккурат это самое намечено. Поберегу. И выразил он это тактично, без аффектации, без мелодраматизма — просто, по-солдатски.

Здесь уместно отметить, что некоторые сограждане испугались прихода нового президента. Их пугало, что аккуратный человек с близко посаженными глазами был полковником госбезопасности — сотрудником того самого страшного ГБ, которым их всю жизнь стращали. Он ходил по коридорам Кремля строевым шагом, и, глядя на его походку, люди впечатлительные брались за сердце.

— Как же так, — говорили эти перепуганные люди, — мы боролись-боролись за демократию, тирана разоблачали, репрессированных поминали, и вот, здрасьте, — дожили! Полковника ГБ поставили править страной! Ехали и приехали! Это как понимать? Результат демократии — власть полковника госбезопасности? Это что — демократия? Нет, вы скажите?

— А вы не волнуйтесь, — отвечали им люди уравновешенные, — он ведь не сам пришел. Его назначили. Понимаете, назначили его люди самых-самых демократических убеждений, даже демократичнее нас с вами. Те самые храбрые демократы, борцы с тоталитаризмом — вот именно они и назначили. Так надо, значит. Ведь надо поставить во главе страны чиновника, чтобы: а) не пил; б) защищал завоевания демократии, то есть то, что уже украли, — все ваше; в) не давал больше воровать, а то ведь все к черту разворуют. В демократическом государстве, — говорили сведущие люди, — важно вовремя остановиться. Ведь все тащат в разные стороны, того и гляди, совсем ничего в стране не останется. Куда ни посмотришь — ничего нет: все сперли. Неправильно это. В открытом обществе, как на войне, — три дня на разграбление города, а потом комендантский час. Нахапал сколько мог — и хватит, порядок знай. Надо и о стране наконец подумать. Этого президента демократы вроде как сторожа наняли чтобы он добро сторожил.

— Ничего себе сторож, — ахали боязливые, — да он всех насадит, вот увидите, и будет сторожить. Ох, наплачемся мы.

— Вы неправы, — отвечали им, — кого он посадит? Что с того, что он полковник? Военных тоже нельзя судить однозначно, мерить одной меркой не годится. Вы посмотрите на генерала Франко — как все его боялись, — а куда он Испанию привел? Цветущая страна. Или на Грецию поглядите, на Латинскую Америку.

— Не надо, не хотим мы туда глядеть, — отмахивались напуганные. Они и так все чаще и чаще слышали о Латинской Америке и недоумевали, к чему бы это? Да и военное звание нового лидера напоминало им о греческих полковниках, о френче советского тирана, и о генерале Пиночете. Именно Пиночет и склонялся чаще всего в салонных разговорах, и людей впечатлительных это пугало — чего же хорошего в Латинской Америке? Инакомыслящих сажали, совсем как у нас.

— Ну не надо, не надо! Равнять не будем! Эк вы сказанули! Ну посадили там двести-триста крикунов, потом выпустили, а вы уже по своей истерической привычке и раскричались. Это в вас советская пропаганда говорит, голубчик Пиночет вывел страну из глубокого экономического кризиса, он Чили спас. Латинская Америка фактически воспроизвела испанскую модель — от необдуманной революции, через военную диктатуру — к капиталистическому процветанию. Так-то. Крайне нам такой вот Пиночет необходим. А еще лучше — Франко.

IV

Сказ о русском Пиночете действительно уже некоторое время тешил разум людей ответственных. Прижился этот образ тем более легко, что в проклятые годы коммунистической диктатуры советское правительство поддерживало неудачника Альенде, а свободомыслящие люди отдали свои сердца и симпатии грозному генералу, борцу с коммунизмом. И как бы ни бранили Пиночета иные западные левые, русский демократ только улыбался с пониманием: это вам легко говорить, что Альенде неплох, а вот мы-то знаем, что такое социализм. Тут не токмо что Пиночета или Корнилова, тут и Аттилу впору звать, чтобы порядок навел. С тех пор миновали годы, генерал благополучно старился на пенсии, попытки обвинить его в репрессиях провалились, и он навсегда остался героем для русской интеллигенции. Люди пообразованнее цитировали известное высказывание Борхеса — «я предпочитаю ясный меч», люди же, руководствующиеся интуицией, заявляли, что для сохранения страны необходима твердая рука. Ну не такая, как у тех ужасных тиранов из прошлого, но умеренно твердая, этакая цивилизованно жесткая рука. И не надо, не надо бояться, что он кого-то там посадит или что-то такое там придушит. В рамках цивилизованной демократической рыночной системы и придушить полезно. Именно Балабосу и Дупелю, то есть людям, непосредственно определяющим экономическую политику, и пришла в голову мысль о том, что пора наконец зафиксировать количество наворованного и ввести твердые законы. А делить без конца одну и ту же страну — неразумно: страна, конечно, велика, но на всех даже ее не хватит, а стало быть, нужен порядок. Эту, в сущности, простую мысль высказал Диме Кротову в частной беседе спикер парламента Герман Басманов. Дима, потомственный интеллигент, испытывал противоречивые чувства. Образ антикоммуниста Пиночета ему импонировал, однако его пугало слово «диктатура». Сомнениями он поделился с Басмановым.

— Дурачок ты, Димка, — сказал Басманов, — ну что ты боишься ГБ, как маленький. Подумаешь, черта нашел. Думаешь, ГБ только тем и занималось, что инакомыслящих ловило? Глупости не говори. Государство, Димочка, нуждается в репрессивном аппарате. Если оно государство, конечно, а не собрание трепачей и безответственных алкоголиков. А иначе ведь законы выполнять не станут. Ворья-то вокруг сколько, ты глянь. Ну Дупель, ладно, он мужчина государственный. А ты посмотри на всех этих Левкоевых, ведь если их за руку не схватить, мы с тобой по миру пойдем.

— Пиночет ведь возродил чилийскую экономику, — сказал Дима Кротов неуверенно, — правда?

— Еще бы! И как еще возродил! Расцвела экономика, — и Басманов стал рассказывать о прогрессивном значении латиноамериканских режимов, о том, как удержали они страны на краю экономической пропасти. Рассказал он и о так называемых кастрюльных бунтах, поднятых домохозяйками против незадачливого социалистического президента Альенде. — Развалил медную промышленность наш активист-демократ, — ехидно сказал Басманов, — а без медного экспорта, Димочка, какая же может быть демократия? Грех один. Вот и вышли тетки и бабки с кастрюльками на улицу — мол, пусто в моей медной кастрюльке, и давай дубасить в кастрюльки. И лопнула демократия. Ты учись, Димочка, бери уроки у истории.

Не отметил Басманов лишь того, что экспорт меди был остановлен не бездарной политикой Альенде, но его внешними партнерами, прекратившими закупки. Не рассказал он о заграничных счетах Пиночета, распродавшего Чили и составившего несметное состояние. Не рассказал он и о стадионах, на которых запирали людей. Не упомянул он, впрочем, и о рутинной практике латиноамериканских режимов: о том, как солдаты вставляли женщинам штык во влагалище; как распахивали люки самолетов над Параной, чтобы высыпать в устье океана неугодных режиму; о том, как чистили город эскадроны смерти; как без вести пропадали и никогда не находились люди. Вместо этого он сказал: