Читать интересную книгу Творения и Гимны - Симеон Новый Богослов

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ

О том, что должно охотно повиноваться старшим, не забывать данных Богу обетов и не роптать по причине церковных служб.

Вспоминайте, братия мои, заповедь Божию, которая говорит: не судите и не судими будете, — и отнюдь не любопытствуйте, что делает один, и чем занят другой. Относительно же иереев Божиих и духовных отцев своих вы должны поступать так, чтоб то, что они говорят вам, исполнять, по делам же их (если они не в порядке) не поступать, как говорил Христос Господь (об иудейских священниках): вся, елика аще рекут вам блюсти, соблюдайте и творите: по делом же их не творите: глаголют бо и не творят (Мф. 23:3). Посему, как рабы Христовы, послушайте и меня недостойнаго; не смотрите на мое малодушие и нерадение, но попекитесь, прошу вас, о душах своих, подвизаясь охотно исполнять Божии заповеди, и не ропщите на меня, что должны бываете в полночь вставать на службу, вспоминая о Давиде, который говорит: полунощи востах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (Пс. 118:62), но паче благодарите Бога и того, кто вас пробуждает на славословие Его, радуясь и веселясь, что сподобляетесь славословить Бога вместе с Ангелами. Кто ропщет за обыкновенными службами, тяготится ими и не соблюдает радения о них во все продолжение славословия Божия, тот поистине не познал, как много сладки в гортани любящих Бога словеса Божии, и насколько слаще они паче меда и сота в устах пришедших в познание Его, но совсем плоть есть, и мудрование имеет плотское, и чувство плотское, и не может вкусить и духовно возчувствовать блага, какия даровал нам Бог; все, которыя по Богу, дела кажутся ему горькими и не знает он, как следует — что есть: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33:8). Кто не знает сего, тот чужд любви и сладости Христовой. Кто же не испытал любви и сладости Божией (увы мне! мое это собственное горе, потому что заповедь имею чужое почитать своим), тот враг Божий и чужд царствия небеснаго. Ибо на кого другаго может он надеяться? Или чью другую стяжать любовь, чтоб в ней находить утешение, в настоящей ли, или в будущей жизни?

Так, кто прекословит, ропщет и клянет тех, которые заставляют его воспевать и славословить Бога, тот какое найдет оправдание в день суда сделавшись пагубным соблазном и для себя и для других? Поверьте мне, духовные братие мои, что когда я слышу это и вижу кого–либо из вас негодующим за это, то так сильно скорблю и так поражаюсь в сердце, что мне кажется, будто я в аде, — не чувствую уже никакой другой радости в мире, но тягощусь самою жизнию, плачу и рыдаю, какбы сам подвергался окончательному приговору осуждения; а между тем, когда умоляю вас, вы меня не слушаете, когда укоряю — отворачиваетесь, когда обличаю — ненавидите, когда наказываю — гоните, как врага; и делая это, никакого не могу найти себе успокоения. Думаю иногда, — перестану так делать, и стану смотреть только за своими собственными грехами; но как только захочу так поступить, возгарается будто огонь в сердце моем, и я опять нахожу себя в том же скорбном состоянии; ваши грехи опять печалят меня паче, нежели сколько печалят каждаго его собственные грехи, — и я горю как в огне из–за вас, считая жизнь свою несчастнейшею.

Удивляюсь, как дошли мы до такого нечувствия, что делаем все такия дела, которыя губят души: пляшем и ликуем над собственною погибелию и радуемся, что туго–на–туго вяжем души свои страшными грехами; тех же, которые стараются разрешить нас от этих уз, снедаем и если кто станет препятствовать нам сделать что–либо во вред душе своей, на того лаем, как псы разъяренные, и поносим его, — и не успокоиваемся, пока не доведем до конца задуманнаго худаго дела, — и не сгубим души своей. — Потом современем привыкши к таким худым делам, делаемся некоторым образом как бы естественно злыми и желания уже не имеем, чтобы развеян был покрывший нас мрак и мы пришли в чувство.

И бывает вследствие сего, что на словах мы монахи, а на деле стали хуже всех мирян: обещались алкать и жаждать и другим подвергать себя прискорбным лишениям, а между тем не стыдимся кричать и браниться из–за куска хлеба, который, может быть, и требуем то не в определенное для принятия пищи время; вступили в монастырь, в видах отречения от всего, еже в мире, от родителей, братий и друзей, а между тем не перестаем заботиться о том, чтоб питать их, и притом монастырским хлебом; убежали от мира, как от врага а между тем любим мирских и мирское паче души своей. Спрашиваю тебя, брате, скажи мне, — когда пришел ты в монастырь, веровал ли, что есть воскресение, суд и воздаяние за дела каждаго? Исповедывал ли, что есть Бог, имеющий воздать каждому по делам его? Или ничего этого не держал в уме своем? Скажи мне, когда становился ты монахом и стоял пред лицем стольких свидетелей, имел ты в намерении исполнять те обещания, которыя тогда давал, и те соглашения, в которыя вступал со Христом? Или делал это с лукавством, притворяясь, будто желаешь послужить монастырю, поработать на братию, в намерении же держа только есть и пить вдоволь, всячески угождать покою плоти и проводить жизнь безпечную и безтрудную? Если пришел ты с тем, чтобы быть рабом Христу и братом нам, то соблюдай, прошу тебя, и заповеди Христовы, ревнуя работать Ему всеусердно, чтобы делами показать что ты истинный христианин, и нам будь братом боголюбивым, стараясь во всем подобиться нам и неся все прискорбности и лишения вместе с прочими братиями, как добрый воин Христов, чтобы вместе с ними и увенчану быть, прославлену и обрадовану в вечной славе. Если же пришел ты с лукавством, не с тем, чтобы быть истинным монахом, но чтоб только есть и пить, находя все это готовым, то послушай, и я скажу тебе, какия будут для тебя от того последствия. Знай вопервых, — и это есть наибольшее и наиважнейшее, — что ты не содружился со Христом, но враг Ему еси и наветник. Да и как не наветник, когда одно держишь на уме, а другое обещаешь устами, думая укрыть то от Бога, от Котораго ничто укрыться не может? Он с такою решительностию заповедует всем: не пекитесь о завтрашнем дне, что есть, что пить, и во что одеться; а ты за тем делаешься и монахом, чтоб иметь деньги и прочия вещи, которых, может быть, не имел ты, когда был мирянином? Апостол Павел учит: имеюще пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6:8); а ты не довольствуешься тем, что необходимо, но желаешь иметь больше того, для чего крадешь и присвояешь себе монастырския вещи, — работать ленишься, а между тем во всем, что касается упокоения и утешения тела, желаешь быть братом, равным со всеми теми, кои много потрудились в деле Господнем? Если видишь иных братий подвизающимися от всей души в постах, бдениях и прочих лишениях телесных, или в плаче, в непрестанных молитвах, во всенощных стояниях, в псалмопениях и песнях духовных; говоришь, что не можешь этого делать прячешься и не ходишь даже на обычныя церковныя службы, думая однакож, что тем пользу приносишь себе самому?

Какое крайнее ослепление! Какое неразумие! Какая прелесть в помыслах твоих! И еще хуже всего этого то, что если сретит тебя какое либо самомалейшее искушение, или если огорчит тебя чем либо ничтожным игумен, желая испытать тебя, то ты готов бываешь сбросить даже одежду монашескую, как и мне случалось встречать немало таких, которые говорили: да разве я пришел сюда за тем, чтоб быть кому–либо рабом, или чтоб мною тут помыкали? О, безсмыслие! Но разве ты, брате, не пришел, чтоб подвизаться против невидимых врагов наших демонов? Разве не пришел вести брань со страстьми своими? Если не хочешь ничего терпеть и никаких не подъемлешь лишений, то зачем и стал воином Христовым? Зачем сопричислился к братиям, кои все суть воины Христовы? За тем разве, чтоб только получать содержание, есть и пить, и потом развалившись, будто в харчевне, бариться? Если думаешь так, горе тебе в день суда, когда придет праведный Судия, воздать каждому по делам его и взыскать с монахов те соглашения и обещания, которыя дали Ему в присутствии стольких свидетелей, пред святым престолом и святыми Ангелами. Ибо когда спрашивает нас иерей: что пришел еси, брате, припадая ко святому жертвеннику и святому собратству сему, желая ли иноческаго образа и ангельской жизни? что отвечаем мы на это? Не говорим ли: ей, честный отче? А иерей что опять говорит на это? — Ведай, брате, что поелику пришел ты сопричислиться к рабам Царя Христа, то уготовь себя на искушения, потому что отныне враг наш диавол начнет наипаче воздвигать всякия козни против тебя. Почему будь готов алкать, жаждать, зябнуть, принимать безчестия, оплевания, осмеяния, заушения, и претерпевать все скорбное, бывающее в жизни по Богу. И мы что отвечаем? Не обещаем ли все то охотно перестрадать и перетерпеть? Да и на всякой вопрос, какой предлагает нам иерей, не говорим ли мы: ей, честный отче? Не исповедуем ли пред лицем Бога и св. Ангелов, что будем соблюдать воздержание, бдение, молитву, повиновение даже до смерти настоятелю и всем братиям? А теперь дошли до такого жалкаго состояния и проводим жизнь свою с таким безстрашием пред Богом и с таким пренебрежением Его заповедей, как будто никого нет, кто имеет взыскать с нас за такия, данныя нами обещания?! И ни во что ставим не только братий но и самых настоятелей наших, и ропщем, и прекословим, и клянем, и делаем почти все только такое, что ненавидит Бог, и что сильно ввергнуть души наши в огнь адский?