Непринужденность и веселье, с которыми мусульмане предавались всем этим церемониям, искренность, радость и братство, которые характеризовали их отношения с солдатами, позволяли судить о развитии общественного мнения и о том, сколь велико было достигнутое сближение.
1 вандемьера, в день праздника республики, мусульмане, в благодарность за участие армии в празднике Нила и Пророка, предались радости с полной непринужденностью. На площади Эзбекия была сооружена пирамида. На балюстраде, окружавшей пьедестал, расположились муфти, кади, улемы, великие шейхи. Выслушав обращение главнокомандующего и проделав ряд эволюций, армия прошла церемониальным маршем.
Предоставление почетного места на этом празднестве знатным людям страны было с величайшим удовлетворением отмечено народом. Главнокомандующий дал обед на сто персон, со всей роскошью, какую можно было продемонстрировать в Париже. Вечером состоялись бега и всякого рода игры, развлечения для народа и солдат. Новым зрелищем, от которого французы ожидали большого результата, явился пуск воздушного шара, осуществленный Конте.
Шар поднялся и исчез в великой Ливийской пустыне. Место, где он опустился, осталось неизвестным, на нем[151] никого не было, но находились стихи на турецком, арабском и французском языках. Он, впрочем, не вызвал любопытства у мусульман. Но если он не произвел эффекта, на который рассчитывали, то породил различного рода слухи. Правоверные говорили, что он служит средством связи султана Кебира с Магометом. Шейх Аль-Мохди много смеялся над этим слухом, ходившим в народе. Он сочинил на эту тему прекрасные арабские стихи, которые распространились по всему Востоку.
IV
В Мекке царствовал шериф Халеб. Каирские улемы написали ему о прибытии французской армии и о покровительстве, оказываемом ею исламу. Он ответил как человек, стремящийся предохранить большие интересы, которые были у него в Египте. Он царствовал над бедной местностью, для которой Египет был почти единственным источником средств существования – ржи, ячменя, овощей. Мекка, пришедшая в сильный упадок, все же сохраняла некоторые остатки прежнего процветания благодаря караванам с Запада и Востока.
Караваны с Востока собирались в Дамаске и оттуда же отправлялись в путь, западные – отправлялись из Каира. Шериф написал султану Кебиру и присвоил ему звание служителя священной Каабы, что стало известно и распространилось по стране через посредство мечетей, возымев хорошее действие. Шериф Мекки – суверенный правитель, имеет свои войска; но Джидда, порт Мекки, принадлежит султану, который держит там гарнизон. Он посылает туда пашу, который позволяет себе вмешиваться в управление самим городом[152].
Политика Константинополя состоит в том, чтобы уменьшить, как только возможно, религиозное влияние шерифа Мекки. Султаны являются халифами[153]; по существу, им удалось свести это влияние к нулю. Французский главнокомандующий вел прямо противоположную политику.
Он был заинтересован в том, чтобы возвысить авторитет этого мелкого владетеля в религиозных делах, поскольку тот нуждался в Египте для удовлетворения своих нужд. С ростом этого влияния соответственно уменьшалось влияние муфти Константинополя. Он[154] не только допускал, но и способствовал всеми средствами сношениям улемов с шерифом, который не замедлил осознать, сколь выгодна была такая политика для его интересов, для повышения его авторитета.
Шериф стал желать укрепления французской власти над Египтом и, насколько от него зависело, всемерно этому способствовал. Кахья паши был назначен эмир-агой. Этот выбор удивил; но он был вызван влиянием Порты. Она выразила пожелание, чтобы этот важный для религии пост был занят османом. Эмир-агe было передано все имущество и все права, связанные с отправлением этой должности. Он набрал отряд в 600 человек для сопровождения каравана[155].
Вскоре он стал пользоваться большим авторитетом и реальным влиянием. Ковер, который ежегодно посылает Каир для священной Каабы с караваном паломников, сделан из шелка, богато вышитого золотом; он изготовляется в мечети Султан-Калаун. Был отдан приказ сделать этот дар богаче обычного и вышить на нем большее количество изречений.
Офицеры инженерных войск, занятые фортификационными работами, повредили несколько могил. Весть об этом распространилась и вызвала величайшее недовольство. Около 6 часов вечера народный поток заполнил площадь Эзбекия и поднял шум под окнами султана Кебира. Охрана закрыла шлагбаумы, встала в ружье.
Главнокомандующий был за обедом. Он подошел к окну со своим переводчиком, гражданином Вантюром, который объяснил ему, что это признак доверия, освященный обычаем способ представлять петиции государю. Вантюр спустился вниз, приказал открыть шлагбаумы, успокоил охрану, велел выбрать депутацию из двадцати человек. Эти люди поднялись в апартаменты главнокомандующего и были приняты с величайшим уважением.
С ними обращались, как с великими шейхами. Им подали кофе и шербет. Затем их ввели к главнокомандующему; они изложили свои жалобы. Ряд могил осквернен, французы ведут себя, как неверные или идолопоклонники. Лица, входившие в состав депутации, были большей частью улемами или муэдзинами, то есть людьми, которые обычно крайне фанатичны. Они говорили с жаром, но их жалоба была принята. Об офицерах французских инженерных войск отозвались с осуждением.
Был послан приказ немедленно прекратить работы, и муфти выполнили все необходимые формальности, предписываемые в подобных случаях ритуалом. Делегаты были чрезвычайно польщены; они выразили свое удовлетворение собравшемуся народу; поднявшись на подобие помоста, они отчитались в сделанном депутацией. Отчет был встречен возгласами радости. Затем они отправились к оскверненным могилам.
Работы были уже прекращены. Гордые своей победой, успокоив свою совесть, они прошли через весь город, распевая стихи Корана. Наконец они вошли в мечеть Аль-Азхар, где служил один имам; он помолился за султана Кебира и за то, чтобы Пророк всегда поддерживал в нем настроения, благоприятные исламу.
Мечети получали доход с большого количества земель и вкладов; но эти доходы нередко растрачивались администрацией мечетей. Султан Кебир, желая продемонстрировать свой интерес ко всему, что интересовало религию, подтвердил действительность всех вкладов, которыми пользовались мечети, мавзолеи, другие религиозные учреждения.
Узнав, что мечеть Хасана очень плохо управляема, он однажды отправился туда в час молитвы. Все молящиеся вышли и окружили его, удивленные столь необычным зрелищем. Он велел позвать имамов, ведавших содержанием мечети. «Почему, – сказал он им, – этот храм божий так плохо содержится? Что сделали вы с доходами мечети?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});