Но время не позволяло предаваться горю. Андрис отдал приказ, и все бросились к потайному ходу. Лица были угрюмы, руки крепко сжимали мечи, и всякий, кто попадался им на пути, тут же падал мертвым. Стрелы Джервея били точно в цель, меч Андриса наносил только смертельные удары, и кинжал Корвиса поражал в самое сердце. Кровь покрывала рыцарей, и ее смертоносный запах реял вокруг. Все окрасилось в красный цвет - стены, тени и часовые.
В конце концов они добежали до места, и Андрис поднял занавес, прикрывающий входную панель.
И тогда Таул услышал это.
Он замыкал процессию, добивая умирающих, чтобы никто не смог сказать, куда ушли беглецы, - и вдруг вдалеке послышался звук, который он не спутал бы ни с чем другим.
Таул оглянулся на Мелли, которая уже протискивалась в туннель. Она ничего не слышала, как и все остальные.
Таул мгновенно принял решение. Он пропустил в потайную дверь всех четверых и сказал:
- Ступайте вперед. Выбирайтесь отсюда. Отправляйтесь в убежище и ждите меня там.
- Нет, Таул, мы уйдем вместе, - возразил Андрис.
- У меня тут есть еще одно дело. Я последую за вами через несколько минут.
- Таул, не оставляй меня! Только не сейчас! - испуганно крикнула Мелли из темного прохода.
Он протянул к ней руку, коснувшись ее.
- Борк мне свидетель, я не стану лезть на рожон. И вернусь к тебе еще до рассвета.
Мелли сжала его пальцы.
- Я люблю тебя.
Несмотря на все, что было этой ночью - на кровь, на избиение врагов и потерю друзей, - слова Мелли наполнили сердце Таула такой радостью, что оно едва не разорвалось.
- И я люблю тебя, - тихо сказал он, целуя ей руку. - Обещаю тебе - я вернусь.
Отпустить ее руку оказалось для него самым трудным в жизни делом. Его душа, его сердце, его мышцы и его разум противились расставанию - но Таул услышал плач ребенка и должен был исполнить свою клятву.
- Ш-ш, моя крошка. Ну уймись ради няни Грил.
Грил качала ребенка, нежно прижимая его к своей тощей груди, воркуя над ним и предлагая пососать ее палец.
Маленький Герберт, названный в честь ее отца, Герберта Грила-Скупердяя, никогда раньше не плакал по ночам. Он был такой слабенький, что почти все время спал, а в остальные часы вел себя тихо, как ягненок. Он был самым крошечным младенцем из всех виденных Грил и даже теперь, в возрасте трех недель, почти ничего не весил. Кулачки у него были легкие, как одуванчики, а головка - мягонькая, словно подушечка для булавок. Его потаскуха-мать родила его раньше времени - кишка у нее оказалась тонка, чтобы доносить дитя.
Герберт завозился на руках у Грил, широко открыл свои голубые глазки и завопил что есть мочи.
- Ш-ш, маленький. Тише.
Грил качала, шикала и унимала, понемногу впадая в панику. Теперь глухая ночь, и плач разносится далеко в мертвой предутренней тишине. Она спряталась вместе с ребенком в шкаф и закрыла за собой дверцы. Дитя зашлось еще пуще.
- Ш-ш, - шептала Грил, укачивая его. - Няня Грил не сделает тебе плохого. Нет, нет. Няня Грил любит Герби. Любит своего крошку. - Ребенок начал успокаиваться, и Грил шептала над ним, пока он не уснул.
Она неподвижно стояла на затекших ногах в темноте, среди вороха своих теплых одежек, а малыш посасывал ее палец. Решимость стеснила ей грудь. Герби - ее дитя, и она никому его не отдаст.
Она не думала, что полюбит его, и спрятала дитя лишь ради того, чтобы насолить Баралису. Баралис убил ее любимую племянницу Корселлу и должен был заплатить за это. Грил просто решила воспользоваться подвернувшимся ей оружием. Маленький Герберт стоил целой армии: он истинный наследник Брена, и на левой лодыжке у него имеется знак Ястреба, доказывающий это. Стоит только распустить слух, что законный наследник жив, - и добрые бренцы тут же восстанут против Кайлока. Как не предпочесть герцогского сына чужеземному тирану! Баралиса вышвырнут из города, а если повезет, то и прикончат.
Итак, на уме у Грил было одно только мщение. Но что-то произошло с ней, когда она взяла на руки этого крошечного человечка. Баралис со всеми его злодеяниями вдруг показался ей не столь уж важным.
Все начиналось с малого. Ребенок был так слаб, что требовал неусыпных забот, - его надо было кормить через тряпичную соску и растирать теплым маслом. Без нее он погиб бы - ведь он только и мог, что лежать на одеяле, суча крохотными ручками и ножками. Грил никогда не была замужем, не имела детей и не знала, что это такое, когда кто-то полностью зависит от тебя. Ребенок любил ее и доверял ей - она была единственная, кого он знал в своей коротенькой невинной жизни. Хитрость, неблагодарность и жадность еще не коснулись его, и он ничего не пытался у нее отнять. Он хотел одного лежать у нее на руках и сосать ее палец.
И через несколько дней случилось неслыханное: Грил стала отдавать время, любовь, деньги и заботу. Все что угодно, лишь бы сохранить Герберта.
Баралис - убийца: он убил отца Герберта и кровную сестру тоже. Идти против его воли - не просто глупость, а чистое самоубийство. И ей, и ребенку грозит большая опасность. Лучшее, что могла придумать Грил, - это потихоньку уйти из дворца, покинуть город, вернуться в Королевства и не говорить ни единой живой душе, кто этот мальчик. Грил пригладила тонкие волосенки Герберта. Завтра она повидается с сестрой - пусть поскорее распродаст все, чем Грил владеет. Нынешняя ночь показала, что ребенка опасно оставлять во дворце. Раз уж он начал плакать, его не уймешь. Пора уносить его отсюда.
Грил открыла локтем дверцу шкафа и вышла в свою светлую натопленную комнату. Уже очень поздно - надо бы поспать хоть несколько часов до рассвета.
Она нагнулась, чтобы уложить Герберта в сундучок, служивший ему колыбелью, но тут в ее увечном запястье что-то хрустнуло, она отпустила ножки ребенка, и он хлопнулся задком на дно сундучка. Удар был несильный, но Герберт проснулся и залился негодующим криком.
- Тише, тише. - Перепуганная Грил снова подхватила его на руки и принялась качать. - Тихо, крошка Герберт, послушайся няню Грил.
Таул хотел уже уйти, когда снова услышал детский плач - теперь совсем близко. Он замер на месте и попытался определить, откуда идет звук. Плач слышался где-то впереди, левее и чуть пониже. Таул, следя, не покажется ли где стража, двинулся вперед.
Здесь, насколько он мог судить, уже не обитали придворные: на стенах горело меньше факелов и не было ни гобеленов, ни часовых. Вдалеке порой слышались шаги, но сюда они не приближались. Таул, благодарный судьбе за эту возможность перевести дух, смотрел все же в оба и постоянно оглядывался назад. Тусклый свет был ему на руку - порой он даже гасил лишние факелы.
По короткой лестнице он спустился вниз. Плач прекратился, но его источник явно был где-то рядом - выйдя на круглую галерею, Таул уверенно направился к двери слева от себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});