— Вы поедете к этому милиционеру, вы ведь его знаете, и объясните ему, что мама не могла убить Сергея, совершенно не в состоянии.
— Чем я это докажу?
— Поймите, у мамы не бывает таких сильных чувств. Она сангвиник. Вы психологию проходили? Мама — сангвиник. У нее быстро возникающие, но слабые чувства. Все ее романы начинались за двадцать минут, а кончались через два месяца.
— За исключением…
— Это Сергей привязчивый. И мама к нему привыкла. В последние годы она его не как любовника воспринимала, а как… ну как дядю или отчима. Он деньгами помогал, билеты доставал на поезд. Он был как мебель. Не очень любимая старая мебель, а не обойдешься.
— Откуда у вашего поколения столько цинизма? — спросила Лидочка, имея в виду Ольгину Катьку.
— Не больше, чем у вашего, — ответила Даша. — Только в вашем больше лицемерия. А за лицемерием тот же цинизм. Кстати, мы тоже умеем переживать.
— Но потом мама узнала о тебе и Сергее…
— Ах, не смешите меня, Лидия Кирилловна! Когда мама узнала, а не узнать было невозможно, ей же пришлось мне аборт устраивать, она готова была всех растерзать. Это был скандал — всем скандалам скандал! Но он кончился. А мебель осталась. Правда, мама считала, что, если мы поженимся, это будет удар по ее репутации, но я обещала ей быстро родить внучонка, мама засмеялась и задумалась. Все же Сергей остается при доме… Конечно, она бы рада отдать меня замуж за кого-то поприличнее. Но женихов поприличнее другие расхватали. А Руслан для мамы страшнее Сергея. Ситуация простая — маме ни с какого бока не надо было убивать Сергея. То есть дядю Сережу… Но предупреждаю, если меня тоже повезут на допрос, я сразу умру. Без завещания.
Переход был неожиданным для Лидочки.
— Погоди, Дашенька, не надо впадать в истерику!
— Но что нам делать?
— Ничего особенного. Завтра с утра ты вызываешь врача.
— Какого?
— Можно районного. Или из поликлиники, куда мама прикреплена. Он выдаст маме бюллетень на основе… «Скорая» оставила какую-то справку?
— Ой, оставила! Они сами сказали, что маме надо полежать два-три дня.
— Замечательно! И до понедельника никакой милиции!
— А вставать ей можно?
— Я бы советовала маме полежать в постели. У нее ведь слабость.
— Еще какая!
— Значит, мама лежит, ты маму кормишь, от нее ни на шаг не отходишь. Пускай тебя краном от мамы отрывают. Продержись до понедельника.
— Вы нас спасете?
— По крайней мере я все узнаю. Я думаю, что здесь недоразумение.
— Ничего себе недоразумение! Мама чуть не умерла.
— От недоразумений умирает много людей. И слава богу, что с мамой обошлось.
— А я завтра хотела за грибами поехать… — В голосе Даши прозвучало глубокое огорчение.
— За грибами?
— Ну… за грибами.
— Переживет Руслан денек без тебя, — сказала Лидочка.
— Но я же вам не говорила…
— И не говори.
Даша повесила трубку. Было четыре часа ночи.
Лидочка знала, что произошло. Марина не хотела давать Толику рукопись романа, написанного Сергеем, потому что из рукописи можно было вычитать какие-то подробности личной жизни Сергея или по крайней мере намеки на это. Что бывает с писателями, решившими на закате жизни создать эпохальный роман и заодно свести счеты со своими друзьями и недругами. Вернее всего, поговорив основательно с Толиком, Марина сообразила, что ему читать роман не следует. Он же, заподозрив нечто в поведении Марины, а может быть, и в самом деле уверенный в том, что вся художественная литература списана с жизни и в ней можно угадать всех, кто там «изображен», совершил набег на издательство и благополучно изъял у художников второй экземпляр.
Если бы не четыре часа ночи, она бы позвонила Марине и получила бы от нее подтверждение своей теории. Впрочем, сомнений у нее и так не оставалось. Понятно, почему Марина хотела дать Лидочке рукопись — ей хотелось, чтобы Лидочка взяла на себя часть ответственности за бомбу замедленного действия, которая и привела в действие цепь драматических событий.
«А сейчас, — сказала себе Лидочка, — мы немного поспим, чтобы завтра не разламывалась голова».
Она понимала, что ей придется ехать к Толику раньше, чем ей хотелось, потому что нельзя допускать, чтобы он из своих не очень глубоких и неразумных романтических заблуждений коверкал жизнь и без того не очень счастливых людей.
Утром Лидочка вскочила позже, чем хотела. Перед этим она несколько раз просыпалась, и ей даже казалось, что она вовсе не спала ночью, только смотрела на часы: семь часов, потом восемь, потом половина девятого. Надо вставать. Только посплю еще десять минуток… Именно утром она и разошлась.
Наконец, в девять она заставила себя выбраться из постели и босиком побежала в ванную. Потом, выскочив оттуда, позвонила Лизе. Она решила, что, если с третьего звонка никто не возьмет трубку, она перезвонит попозже.
Подошла Даша.
Сказала, что уже проснулась и даже очень давно. Мама спит, спит нормально, а вы, Лидия Кирилловна, что будете делать?
— Я тебе позвоню, — сказала Лидочка, — как только будет что рассказать. А ты держи оборону.
— Еще как держу!
Потом Лидочка позвонила Марине. Она не знала, рано ли поднимается Марина, но боялась, что та убежит из дома и ее не поймать весь день.
Марина была дома. Голос звучал сонно.
— Марина, — сказала Лидочка, — ты мне обещала дать рукопись.
— Ты с ума сошла! — возмутилась Марина. — Солнце еще не встало!
— Обстоятельства изменились.
— А что такое? Нет, ты мне скажи?
— Давай встретимся, ты мне передашь рукопись. Ты куда едешь?
— Через час я буду на «Чистых прудах». Но скажи, с Лизой все в порядке?
— Не совсем.
— Я так этого боялась! Не вешай трубку. Неужели они ее взяли?
— Мне хочется посмотреть, что в рукописи такого, из-за чего изменился весь ход действия.
— Конечно, Лидочка. Я уже три дня живу в таком ужасе! Я разрываюсь между желанием издать этот роман, как память о Сергее, и страхом, что его могут ложно понять… Я не могла представить, что Анатолий сообразит конфисковать экземпляр у художников. Удивительный нахал! Так скажи мне, что с Лизой?
— Надеюсь, ничего страшного, — сказала Лидочка. — Ее вчера допрашивали.
— И отпустили?
— Отпустили.
— Ну слава богу, хоть тут обошлось. Хотя боюсь, что они от нее не отстанут.
Эти слова Марина повторила, когда они встретились в метро.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});