— В настоящее время все возможно.
— Ну, что заглядывать в будущее? Надо жить настоящим. Что может случиться сегодня? Ведь не пробрался же ваш Гастон мимо стражи и не добрался же он до Бонапарта?
— Почему бы и нет, Лоренцо?
— Ах, пустяки, но какой же офицер решится пропустить его?
— Тот, кто прочтет ваш пропуск.
— Какой пропуск?
— Данный вами в моем же доме, вы забыли про него?
— Но ведь я же его дал юноше по имени Бернадин.
— Нет, вы дали этот пропуск на имя графа де Жоаеза, я сама прочла его.
Лоренцо вскочил с места как ужаленный. Ужас окрылил его.
— Как, вы говорите, что это не был пропуск на имя Бернадина?
— Спросите стражу в Маэстрэ, кто проехал там на рассвете.
— Но ведь это может стоить мне головы, маркиза. Вы не понимаете того, что говорите.
— В таком случае можете мне не верить, Лоренцо. Предоставим все времени, как вы говорите. Зачем заглядывать в будущее?
— Умоляю вас, будьте откровенны со мной, Беатриса. Был ли тот юноша, которому я дал пропуск, который выехал из вашего дома в моей гондоле, Бернадин.
— Нет, Лоренцо, это не был Бернадин.
— В таком случае кто же это был?
— Гастон де Жоаез.
— Господь да хранит меня — я погиб, в этом не может быть сомнения!
— А вы за меня тоже не хотите помолиться, Лоренцо?
— Нет, не хочу, вы ведь и так насмеялись надо мной, к тому же вы — женщина и умны как бес. Велите вызвать мою гондолу. Я сейчас же поеду во дворец, надо сейчас же принять какие-нибудь меры.
Беатриса весело рассмеялась и протянула ему руку.
— Так как у меня не осталось больше слуг, Лоренцо, то некому вызвать вашу гондолу. Но не бойтесь так за себя: у нас ведь так мало великих людей — кто решится дотронуться до вас?
Он обдумывал тот же вопрос, интересовавший его, и казался таким беспомощным, таким жалким в эту минуту, что будь это не он, а кто-нибудь другой на его месте, маркиза непременно пожалела бы его, но в этом случае она не чувствовала ни малейшей жалости, так как в эту минуту опасности он даже ни разу не вспомнил о ней самой.
— Я пойду во дворец, они выслушают меня, я обращусь, наконец, к народу. А вы, маркиза, молитесь, больше вам ничего не остается делать. Может быть, сегодня еще я буду лишен свободы. О, милосердный Боже!..
Он ушел, а Беатриса осталась одна в пустом доме.
ХII
Беатриса и не заметила даже, как пусто было в ее доме, пока не стало совсем темно и в ее комнату вошел Джиованни, чтобы зажечь свечи. Увидев свою госпожу, сидящую в глубокой задумчивости над разбросанными по столу бумагами, он спросил ее нерешительно:
— В котором часу, ваше сиятельство, будете ужинать?
Беатриса подняла голову, отложила перо, которое она держала в руке, и спросила его в свою очередь:
— Разве слуги вернулись, Джиованни?
— Нет, ваше сиятельство, но мой отец здесь, и, кроме того, сестра Фиаметты тоже еще здесь.
— Ну, в таком случае мы справимся и без других. Но скажи мне, Джиованни, откровенно, почему все остальные слуги покинули меня.
— Я уже думал об этом, ваше сиятельство, но…
— Говори, Джиованни, я слушаю.
— Они все видели капитана да Понте и знают его, ваше сиятельство.
Беатриса вздохнула, и при виде ее огорченного личика Джиованни стал смелее; он подошел к ней, опустился перед ней на колени и умолял ее выслушать его.
— Ваше сиятельство, они умно сделали, что ушли, — сказал он. — Ради Бога, выслушайте меня до конца. Когда капитан вернется, вы будете одна. Этот дом уже не может больше служить вам защитой, послушайтесь моего совета и позвольте отвезти вас в дом моего отца: там вы будете в безопасности. У меня много друзей среди народа, ваше сиятельство. Теперь еще не поздно, но каждая минута дорога. Ради Бога, послушайтесь моего совета.
Никогда еще в продолжение своей десятилетней службы в доме «Духов» Джиованни не обращался так смело к Беатрисе, и теперь он сам был так поражен своей смелостью, что ноги его дрожали, и он должен был опереться на руку, чтобы не упасть. Его глаза, казалось, читали на ее лице и старались угадать, что она изберет: смерть или жизнь, но она отвернулась от него, чтобы скрыть выражение своего лица, скрыть свои слезы.
— Благодарю вас, Джиованни, — сказала она тихим голосом, — благодарю вас за вашу любовь, за вашу преданность, я нуждаюсь в них сегодня больше, чем когда-либо, но о том, чтобы я ушла отсюда, не может быть и речи, это невозможно! В Венеции мужчины иногда бегут от женщин, а не наоборот, я не уйду отсюда. Это — мой дом, и я останусь в нем, пока у меня есть такие верные слуги, как вы. Теперь уходите, я вполне поняла вас и благодарна вам, но скажите и другим, что я ничего не боюсь.
Он покинул ее очень неохотно, а она опять принялась писать что-то. В доме было тихо, как в могиле, но это была зловещая тишина. Беатриса сидела теперь в комнате, которую недавно еще занимал Гастон; всякая вещица в ней напоминала ей о человеке, которого она так сильно и едва ли не напрасно любила. Зачем он покинул ее? — спрашивала она себя. — Разве