Вдруг Творец так и будет всё время сердиться на Кирри? Тогда Отец-Мать его защитит. Нельзя же остаться совсем без защиты.
Халиту очень нравилось, что Кирри смотрит на звезду лянчинского бога и что носит скорпиончиков, прицепив к бусам. Когда вельд сменился песками, Халиту уже вёл себя, как старший родич, только куда мягче. Сказал как-то:
– Я бы отвёз тебя к себе домой, дурачок… жаль, денег мало, не могу. Грустно это всё.
Кирри пообещал, чтобы его утешить:
– Мы ещё увидимся, когда я буду жить в Чангране, – и не утешил.
В Песках двигаться стало тяжелее. Злое солнце палило тут безжалостнее, чем в вельде; ничего не росло и не могло расти на этой мёртвой недоброй земле – лишь какие-то чёрные кривые палки редко-редко торчали над белёсыми волнами барханов. Даже верблюдам было горячо ступать в раскалённую песчаную кашу своими трёхпалыми мозолистыми ногами. Только змеи приподнимали песок быстрыми движущимися холмиками, сновали в его жаркой толще, как рыбы в воде.
Караван прижимался к горам. В скалистых предгорьях встречались источники – и каждый источник вызывал острейшую радость; вода в мире, высушенном до отвратительного скребущего шелеста, казалась каким-то невозможным чудом. Кирри плескал воду в лицо, ощущая всей кожей её очищающий добрый холод. Халиту научил его облизывать в дороге палочки соли, чтобы выпитая вода не уходила с потом слишком быстро – и Кирри был благодарен за это.
Пустыня виделась нори-оки враждебным и злым местом. Подростки из вельда еле сдерживали досаду; от сожалений, высказанных вслух, их удерживал только мираж сказочного города впереди. Купец теперь дольше рассказывал о дивных красотах Чанграна по вечерам, пока готовился ужин – и волшебные дома, белые и воздушные, как облака, все в зелёных деревьях и пёстрых цветах, вставали перед внутренним взором засыпающих нори-оки, как наяву.
Кирри не боялся пустыни, потому что Халиту считал Пески своим привычным домом. В пути Кирри держал своего верблюда бок о бок с верблюдом Халиту – и лянчинец рассказывал ему о том, как в молодости воевал в Песках, в разных странах, не боясь ни жары, ни жажды, ни чужих солдат. Кирри слушал и слегка жалел, что Халиту слишком стар для поединка.
Именно Халиту и научил Кирри разыскивать родники среди камней. Кирри освоил эту хитрую науку так здорово, что во время очередного перехода первым заметил яркие пятна зелени между угрюмых серых и чёрных валунов.
– Эй, родник! – закричал он радостно и свистнул верблюду, соскользнув с его спины в мгновение ока.
– Стой, дурачок! – крикнул Халиту, но Кирри оказался у родника в три прыжка.
А в следующий миг тёмная тень мелькнула против солнца откуда-то сверху – и в голову, особенно – в глаз, врезалась пронзительная боль.
Удар боли был так силён, что у Кирри не хватило сил даже закричать. Он судорожно глотнул воздуха, который показался твёрдым и не проталкивался в грудь, и попытался схватиться руками за лицо.
Лицо было – не лицо! Что-то омерзительное, хрустящее, гладкое, с жёсткими волосками, впилось в левый глаз, в бровь, в волосы надо лбом, померещились мельтешащие кошмарные лапы – Кирри, содрогаясь от отвращения и дикой боли, потянул – боль усилилась до абсолютной нестерпимости, заволакивая мир кровавой пеленой, но мерзость осталась на месте.
Спустя бесконечное время подбежали воины. Халиту рванул это и ткнул ножом – Кирри почувствовал, как вместе с тварью от него – из него – выдирают кусок его собственной плоти. Очень хотелось заорать в голос, но боль стискивала зубы и выбивала дыхание.
– Прыгун, проклятье! – тоскливо сказал Халиту, и полуослепший Кирри увидел валяющуюся на песке тварь размером с две ладони: то ли паука со скорпионьим жалом, то ли скорпиона с паучьими мохнатыми лапами, без клешней, но вооружённого жвалами, как обсидиановые лезвия. Жвала и лапы твари заливала кровь Кирри, в них запутались пряди его волос, вырванные вместе с клочьями окровавленной кожи.
– Уходить отсюда надо, – сказал Тоху с отчётливым страхом в голосе. – Оборони Творец, лучше уж лев бы напал…
– Конец красавчику, – буркнул Гинору, приподнимая Кирри голову за подбородок, вызвав новый удар боли. – Яд…
– Да яд – не яд, какая теперь разница! – сокрушённо, почти в отчаянии воскликнул купец. – Искорка, говоришь, Халиту? Сглазил? Позарился на чужое? Да будь ты неладен!
Нори-оки остались у верблюдов, поодаль, видимо, в ужасе не смея приблизиться.
– Уходить надо, Кинху! – рявкнул Тоху в злости от страха. – Уходить отсюда, бросьте бродяжку, гуо с ним, сейчас другие твари наползут!
– Помирать бросите? – тихо и ужасно спросил Халиту. – Здесь? Где прыгуны водятся?
– Так ведь всё равно помрёт, – плаксиво пробормотал купец. – Что сделаешь-то? Яд ведь – и глаз-то… кому он теперь…
Гинору внезапно швырнул нож куда-то, куда Кирри, ослеплённый и оглушённый, еле держащийся на ногах, не посмотрел.
– Допрыгались?! – заорал Тоху в ярости. – Всё, уходим! Хватит! Они на кровь лезут, не понимаете, что ли?!
– Всё, уезжаем! – приказал купец. – Халиту, если жалеешь бедняжку – окажи ему любезность, перережь глотку, чтоб не мучился! Надо убираться, пока всех не пережалили!
Воины тут же положили верховых верблюдов, вскочили в сёдла в мгновение ока – и нори-оки не стали ждать второго приказа: ясно, смертельно перепугались… и Кирри, который слишком нравится лянчинцам, навсегда останется тут, в песке. Никому не помешает выбрать самого прекрасного партнёра для поединка, не будут смотреть на него все лянчинские юноши. Всё-таки, Кирри – и им был чужак.
Халиту помедлил.
Его товарищи уже тронули верблюдов в скорый шаг, а он всё стоял рядом, смотрел, как Кирри боится дотронуться до раны на голове – оставшейся на месте глаза.
– Беда… – пробормотал Халиту. Вытащил свой великолепный нож из узорчатых ножен. – К вечеру кончишься, несчастный ты дурачок… Прости меня.
– Халиту, – шепнул Кирри сипло, сжал в окровавленной ладони серебряных скорпиончиков, протянул вперёд, – не надо…
Умирать не хотелось. Умирать было страшно. Умирать было хуже, чем чувствовать сжигающие волны боли. Может, серебряные скорпиончики помогут против яда настоящей твари? Они же – Стрелы Творца, да?
– Халиту! – крикнули уже издали. – Скорее!
Халиту убрал нож, отцепил от пояса флягу с лянчинским вином.
– Беги отсюда, – сказал он, кусая губы. – Беги, пока можешь. Захочешь пить – выпей этого. Пусть Творец тебя сам берёт – я не стану. Вот такая уж я бессердечная сволочь.
– Не бросай меня, – еле выговорил Кирри – кровь в рот текла. – Пожалуйста.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});